— Вам? — официантка уперлась взглядом в Надарова, всем своим видом выражая недовольство недавней вспышкой, что продемонстрировал мужчина.
— Кружку светлого, — из противоречия выпалил он, хотя на самом деле предпочел бы что-нибудь покрепче.
— Все?
— Да, пока достаточно.
Хмыкнув, женщина развернулась и ушла, а компания из четырех человек принялась разглядывать друг друга, решая как быть дальше.
Не менее пристально за ними наблюдала и пара, сидящая за соседним столиком. На лицах мужчин застыли одинаковые маски заинтересованности, вот только если, в глазах одного светились смешливые искорки, то другой смотрел с явным неудовольствием. На его взгляд, кое-кто перегнул палку.
— Ты не должен был вмешиваться, — укорил он своего соседа, нервно постукивая пальцами по столу.
— Не согласен, — отозвался его собеседник. — В конце концов, он на моей стороне. Так что имею право решать, насколько велика будет его активность. Мог бы, между прочим, не дать ей согласиться.
Начавший спор насупился, но что ответить не нашелся. Антипод был прав на все сто. Можно было сыграть иначе.
Нажав отбой, Виктор со смесью боли и вины во взгляде уставился на экран мобильного. Электронные часы как обычно отсчитывали секунды, равнодушные ко всему, что происходит вокруг. Иконки "функций" и "контактов" подмигивали своей ежедневной неизбежностью, безмолвно обвиняя во лжи. Все как всегда, и в то же время не совсем так. Мужчина чувствовал себя предателем.
Корягин тяжело вздохнул. Ласковый голосок Зои — любимой жены — все еще стоял в ушах. Ее вопросы давили на нервную систему, напоминая, что мужчина ни на один из них не ответил правдиво. Обманывать безоговорочно доверяющую ему женщину было больно. Но необходимо. Понимая это, Семеныч все же не мог простить самого себя. Светлая, чистая душою Зоя, которую он боготворил, не заслуживала вранья, пусть и во благо.
— Что, хреново?
Голос соседа по палате заставил Корягина вздрогнуть. Виктор нервно передернул плечами, гоня от себя прочь грустные мысли. Гоня безуспешно.
— Местами, — отозвался он, кинув быстрый взгляд на вытянувшегося на постели пациента клиники. Убеленные сединой виски и помятое после сна лицо — обычное зрелище для этого места.
— Ясно, — прокашлял тот в ответ, будто на самом деле понимал его состояние.
— Да?
— Естественно, я сам до последнего не говорил, — поделился сосед, устремив взгляд в потолок. — Она у меня очень чувствительная, сама могла загреметь в больницу из-за переживаний, — поделился он кусочком своей жизни. — Нежная очень. Ранимая.
— Моя тоже, — откровением на откровение ответил Корягин. — Изведется вся.
— Вот-вот. И Ира такая же. Потому и молчал, пока на операцию не пришла пора.
— А-а-а, — Виктор не знал, что тут можно добавить.
— Правильно ты все. Вон до тебя, Ванька пять дней отлежал и домой, таблетки попивать. Так что, не стоит заранее…
— Не стоит, — поддакнул Виктор на автомате, мысли его уже были далеко от этого разговора.
Будучи человеком своеобразного склада, Семеныч всегда доверял собственной развитой интуиции. Пусть большинство считало, что прислушиваться к внутреннему голосу — прерогатива женского пола, он придерживался иного мнения. Да и как иначе, если этот самый голос никогда мужчину не подводил. По большому счету именно благодаря ему Корягин многого добился в своей жизни — из уличного художника вырос в уважаемого всеми владельца реставрационной фирмы. И даже сейчас, будучи занят совсем иными делами, Корягин не мог игнорировать тревожные посылы, что рождались интуицией и заставляли мужчину нервничать непонятно почему.
Его сосед по комнате все также продолжал развивать мыль о необходимости ставить близких в известность о пребывании в клинике или отсутствии таковой. Семеныч краем уха слушал его, умудрялся вовремя кивать, ибо большего этот монолог от него не требовал, а сам раздумывал совсем о другом. Различные мысли друг за другом проносились в сознании руководителя "Пандеума", оформляясь, но пока не находя связи между собой. Введенский, Макаренко, икона, Мара — почему-то ему казалось, что за всем этим он что-то упускает. Что-то важное!
Заново прокручивая в памяти события последних недель, Корягин сосредоточился на том, чтобы выискать среди них единственно важное. Способное соединить остальные в стройную логическую цепь.
Он ощущал себя студентом, который, до боли сжав в сведенных судорогой пальцах кусочек мела, переминается с ноги на ногу у доски, пытаясь вспомнить недостающий фрагмент формулы, в то время как профессор уже начал нетерпеливо постукивать ручкой по развороту зачетной книжки, напоминая о печальном исходе проваленного экзамена. От этого звука сердце в груди замирало, а мозг лихорадочно перебирал все возможные варианты, уже не опираясь на размышления, а действуя методом "тыка" — попадешь, не попадешь.
Когда Корягин примерял очередное недостающее число, сосед по комнате прекратил свои словоизлияния и прибавил громкость телевизора. Транслировались новости, и Виктор непроизвольно заострил на них внимание. Восторженный голос диктора вещал с голубого экрана о прославленном меценате, который передал музею изобразительных искусств несколько бесценных по своему значению в мире изящного картин.
От услышанного в голове Семеныча что-то щелкнуло, и цепочка с громким лязгом сомкнулась. Березин стал недостающим звеном.
И от возникшего предположения мужчине стало не по себе. Корягин вновь схватился за телефон. Говорить при соседе желания не наблюдалось, а потому Виктор поднялся в постели и вышел в коридор. То, что он собирался обсудить, для чужих ушей не предназначалось.
* * *
В попытке избавиться от бушующей внутри злости, Игорь несколько раз с силой ударил ногой по спустившему колесу.
Это не день, а кладезь неприятных сюрпризов. Мало ему было того, что уже произошло, так еще и на саморез нарвался! Каких-то несколько километров не хватило, чтобы они сумели добраться до места назначения.
Металлическая шапочка издевательски подмигивала ему, немного возвышаясь над рисунком протектора. Сволочь!
"Хорошо хоть дождь закончился", — подумал Березин, направляясь к багажнику автомобиля. Другого выбора, кроме как самому менять колесо, у него не было.
Достав запаску, мужчина подкатил ее к капоту и бросил на мокрый асфальт. Предстояло вымазаться "дай Боже", а руководитель "Трейд-лимитед" этого ой как не любил.
— Выходи, время размяться, — со скрытым сарказмом посоветовал он своей попутчице, которая красила губы, опустив солнцезащитный козырек и открыв вмонтированное в него зеркальце. "Как будто специально для бабы сделали", — мелькнула злая мысль.
