— Я не спорю, Конте. Но ты же сам знаешь, что дома я сидеть не буду.
— Значит, будешь обучать новобранцев и торговаться с оружейниками, — хмыкнул Конте.
— Или снова собирать сплетни в Янтарном квартале, — поддакнула я. — Самое подходящее для скромной будущей матери занятие.
— О да. О тебе будут сочинять легенды.
Конте передал мне крошечный пузырёк со своей кровью.
— Только для дела, — предупредил он. — Я тебя знаю, Закладка. Если снова попробуешь припрятать часть для того, чтобы чертить пентаграммы по ночам…
Он осёкся. Его лицо помрачнело.
— Не надо, — тихо добавил он. — Его не вернуть.
Я знала, о чём он. Мы оба знали. Первые дни, когда мы вернулись из Подземья, я чертила пентаграмму каждую ночь. Ставила свечу в середину и долго смотрела на огонь, пока окончательно не слипались глаза.
И каждый раз дописывала в пентаграмму одно-единственное имя, чтобы из Подземья не мог проникнуть кто-то ещё.
«Тень».
Тень, Тень, Тень…
Потом Конте начал давать мне свою кровь всё реже. Потом он перестал делиться ею вообще.
Тогда я начала рано ложиться спать. И спала долго, со вкусом, с каждым разом вставая всё позднее.
Я мечтала увидеть сон с Тенью. Хотя бы один. Я знала, что это было возможно, что связь с Подземьем через сны существовала, пусть слабая, и я пыталась, пыталась, пыталась…
…Пока мне не приснился один-единственный обрывок сна.
Тень сидел на нашем общем каменном островке в одиночестве. Обломок скалы по-прежнему висел в небе, вот только звёзд вокруг больше не было.
Лишь пустота.
— Хватит, Дара, — произнёс Тень, не оборачиваясь. — Тебя здесь нет.
«Я здесь, — хотела было сказать я. — Здесь, с тобой, обернись, вернись, тебе лишь кажется, что ты один…»
И проснулась у погасшего костра, дрожащая, с текущими по щекам слезами.
Конте ни о чём не стал меня спрашивать. Но когда он заметил, что я вновь сплю как обычно, я ощутила его скрытое облегчение.
Демоны отвлекали нас обоих от мыслей о Тени. Впрочем, после очередной заварушки мне всё чаще начинало казаться, что я предпочла бы вязание. Хотя бы пару недель, для разнообразия, пока я не зачахну от скуки.
С этими мыслями я вошла в меловой грот. Путь, уходящий в глубину пещеры, давным-давно завалило обвалом, так что отступать было некуда. Но бежать не потребуется, если я начерчу пентаграмму правильно.
Быстрые меловые линии одна за другой ложились на каменный пол. Я замерла, прислушиваясь, — и почти тотчас же почувствовала, как дрожит земля. Следом я услышала топот филастра.
— Быстро, Закладка! — заорал Конте.
Чёрт подери, он дал мне слишком мало времени! Я едва дочертила последнюю линию, я не успела ни добавить кровь, ни дочертить защитный символ!
Увы, филастр ждать не станет. Я вскрыла пузырёк крови и бросилась бежать вдоль вершин. Первая, вторая, третья…
Филастр ворвался, когда я застыла над пятой вершиной. На миг у меня защемило сердце, пока пятая капля крови летела в пересечение меловых линий. Я вспомнила, как мы дрались с Конте и Тенью бок о бок, как нам казалось, что всё кончено, — но мы не ощущали ни отчаяния, ни страха. Мы были вместе. Уверенное тепло во взгляде Тени, его близость… как же мне этого не хватало.
Но мгновение прошло. С торжествующим видом я сжала в руке пузырёк, пентаграмма вспыхнула — и демон, взревев, бросился внутрь.
…В Подземье. В мир, где остался Тень. Часть меня мечтала броситься туда вслед за филастром, и плевать на опасности. Лишь бы вернуться и броситься ему на шею. Император он или нет, неважно. Я всегда буду любить его — любым.
Я похолодела: внутри пентаграммы тоже начал формироваться силуэт. Я не успела нанести защитный символ, добавить в пентаграмму своё имя, чтобы закрыть её от проникновения демонов в наш мир, и кто-то из демонов Подземья пытался этим воспользоваться.
Но силуэт тут же развеялся: разъярённый филастр влетел в середину пентаграммы, и всё вспыхнуло багряным огнём. Я перевела дух, когда пламя рассеялось над пустой пентаграммой.
Филастр исчез. Мы победили.
— Как я и говорил, Закладка, — мрачно произнёс Конте, кивая на опустевший круг мела, в котором была начерчена пентаграмма. — Демоны Подземья ждут, и они наготове. В следующий раз, когда ты забудешь нарисовать защитный символ, сидя у костра, тебя просто разотрут в порошок. Так что хватит. Больше никаких попыток вызвать Ниро.
— Да? — Я скрестила руки на груди. — Между прочим, через мои пентаграммы с той стороны ещё никто никогда не пробирался! Сейчас я не успела, но чёрт подери, никто не успел бы! И ты отлично знаешь, что, когда я пытаюсь вернуть Тень, я всегда добавляю его имя. Ни один другой демон Подземья не станет чертить его в пентаграмме.
— Ой ли? Достаточно демонов знают, что Ниро — мой брат и рано или поздно я или ты попытаемся его вытащить. — Конте скрестил руки на груди. — А один хитрый вооружённый демон, вдруг возникший напротив безоружной тебя, — всё, что требуется, чтобы ты стала очень мёртвой Закладкой.
Я вздохнула:
— Ты прав. Наверное.
— Ненавижу быть правым всегда, но приходится, — согласился Конте. — А теперь предлагаю поесть и поспать. Скучные занятия, но куда от них деваться.
Я осторожно спрятала в карман пузырёк, вновь заткнутый пробкой. И торжествующе улыбнулась про себя. Конте ничего не заметил. А это значило, что у меня снова был шанс начертить пентаграмму и призвать Тень — и я не могла позволить себе потратить этот шанс зря, потому что во второй раз мне его никто не даст. Филастра пинками прогнали в Подземье, деревня была спасена, и пришла пора возвращаться домой и беречь себя и маленького Ниро. Хотя у меня было ощущение, что мой сын был бы не против, чтобы я махала клинками и дальше.
Интересно, что на это сказал бы Тень?
Тень…
Я закусила губу. Я попробую ещё раз сегодня ночью. Чего бы мне это ни стоило.
Вот только пентаграммы должны быть вычерчены с двух сторон, чтобы Тень очутился здесь. А кто сказал, что Тень вообще начертит свою? Что он захочет вернуться?
Никто. Но наивная, совсем детская надежда никак не желала уходить.
Глупость или любовь?
Не знаю. Но я просто не могу всё забыть, отвернуться, разбить пузырёк с кровью и выкинуть мел в канаву. И не стану.
Свечи горели ровным светом, когда я дочертила пентаграмму — и обернулась.
Конте спокойно спал, устроившись в нише на охапке ельника. После ужина мы, не сговариваясь, сели по одну сторону от костра, Конте достал из рюкзака заранее заготовленную отполированную дощечку, передал мне другую и мы принялись за дело: вырезать силуэты птиц и зверушек. В каждом была проколота невидимая дырка на месте глаза, и Конте собирался подвесить каждый звериный силуэт к деревянному кольцу — и повесить над будущей колыбелью.
Колыбель. Такое странное слово. Неужели в нашем доме появится ребёнок? И я… стану матерью?
Не верится. Но это всё-таки произойдёт.
Неужели Тень этого не увидит? Ни меня, ни маленького Ниро?
Я перевела взгляд на спящего Конте, на лбу которого залегла горькая складка. Он тоже не забыл брата. Мы говорили о Тени нечасто, но всё же говорили, и в каждом разговоре невидимой нитью проскальзывала его тоска — и моя надежда. Что, если Тень всё-таки вернётся?
Глубоко внутри Конте тоже надеялся, я знала. Но рано или поздно любая надежда исчезает.
Я склонилась над пентаграммой, заключённой в круг. Помедлила — и дописала такое близкое теперь имя.
«Тень».
С замиранием сердца я достала пузырёк с кровью. Внутри оставалось совсем немного, но на одну попытку должно было хватить. Возможно, на две, если очень повезёт.
В Подземье тоже была глубокая ночь. А это значило, что где-то там…
…Тень думает обо мне. О нас.
— Тень, — прошептала я. — Где бы ты ни был, я жду тебя. Тебя ждёт Конте и ждёт твой сын. Мир, полный солнца и ветра, клубничного варенья и настоящих друзей. Помнишь, ты мечтал об огромных кораблях? Мы можем быть с тобой рядом в этом мире. Всю жизнь. Навсегда.
