Мы идем по живому коридору вглубь зала, туда, где собрались самые знатные персоны. Кто бы знал — как мне странны мои чувства! Волнение захлестывает меня с головой, я почти ничего не вижу вокруг. Да такого со мной не было никогда! Разве что в самом далеком детстве, когда меня впервые возили на детский праздник. Я кому-то протягиваю руку для поцелуя, перед кем-то приседаю в реверансе, поднимаю глаза, и
— Леди Апрелия, вы согласны открыть бал вместе со мной? — слышу я знакомый голос, вижу взволнованный взгляд серых глаз, окруженных угольно-черными ресницами. А по ментальной связи долетает:
— Лели, моя капризная леди, мы будем летать вместе?
И я не успеваю сдержать радостную мысль. Я еще не научилась сдерживать свои мысли, не привыкла к тому, что мысли — не слова!
— Да!
На хорах дирижер взмахивает своей палочкой, и зал наполняет мелодия вальса. Лорд Роксидион Чесский ведет в танце леди Апрелию, открывая первый в городе Зимний бал. Музыка наполняет зал, зовет за собой, и пара взлетает, продолжая вальсировать, не отрывая друг от друга глаз. Лорд и леди не открывают ртов, но им это и не нужно, когда говорят глаза, руки, музыка и мысли:
— Так, значит, это я — ваша капризная леди?
— Вы сами это сказали, Лели.
— Капризная?
— Моя леди.
— А почему молчали раньше?
— Я говорил — вы не слышали.
— А я думала — это вы не слышите…
Вам это кажется бессмыслицей? А что вы хотите от мысленной речи?
Тяжелые зимние шторы плотно закрывают окна, отгораживая от мира небольшую комнату. В камине чуть слышно потрескивает огонь, почти не разгоняя ночную темноту. У камина, прямо на полу — два хрустальных бокала, наполненные темно — красным вином. Оно горячее и пахнет пряно и остро. А еще у камина, на толстом ковре, тесно обнявшись, сидят двое. Они слушают — как трещит огонь, как за окнами пока еще едва слышно завывает Новогодняя метель. А слышат лишь — как под ладонями стучат их сердца. Такт в такт, как будто это не два сердца, а одно.
— Как странно устроена жизнь, — задумчиво говорит Лели, склонив голову на плечо Роксидиона. — Случайная короткая встреча — и восемнадцать лет разлуки. Где же вы были все это время, лорд Роксидион?
Он чуть разворачивается, устраивая любимую на коленях так, чтобы видеть её глаза.
— Я учился, Лели. Сначала в такой же Школе, потом в Магической Академии. Потом должен был отработать пять лет. Потому что учился от короны. Ты же знаешь — наш род не так древен, как род твоего дедушки Аадре. Прадед получил титул графа за заслуги. Титул был, а вот никаких богатств и земель у нас никогда не было. В тот год, когда мы встретились — отец смог выкроить из своих средств небольшую сумму и купил кусок земли у деда нашего знакомого Тариэла. Чернотоп — крошечная деревенька, утопающая по весне в яблоневом цвету. С трех сторон её прикрывает лес, а с четвертой — озеро чистейшей воды. Селяне ведут небольшое хозяйство, выплачивают налоги, которых едва хватает на первоочередные нужды. Нет, сейчас дела обстоят лучше, но до прекрасных — там еще работать и работать. Отец вкладывал все средства, какие мог, в свое имение. Построил скромный двухэтажный дом. Он стоит на берегу озера. В тихие дни можно любоваться двумя домами сразу — на берегу и в озере. Разбил возле дома яблоневый сад. В прошлом году мы сняли первый богатый урожай яблок. Правда, уже без отца. Он давно был болен. Жалел, что так и не дождался внуков. А я лишь прошлой весной смог уйти со службы.
— И где ты работал?
Роксидион дотянулся до бокалов с вином, подал один Лели, из другого пригубил сам. Покатал на языке, сглотнул.
— А я в Академии работал. Сначала помощником преподавателя у воздушников. Потом вел основы целительства у первокурсников. У меня два Дара — воздух и целительство. Попутно сдал экзамены на звание бакалавра. Получил патент на преподавательскую деятельность, уволился, собрал вещи и приехал в Чернотой. Вступил в права наследования, разгреб накопившиеся дела, оценил свои возможности, и решил устроиться на работу в нашу Школу. Но увидел леди Силлу… И не стал торопиться.
Лели вздохнула.
— Страшная женщина, как оказалось, — сказала она. — Я почитала бабушкины дневники. Это сколько же надо иметь в сердце зависти и злости, чтобы испортить жизнь "любимой подруги".
— И не только ей. По столице долго гуляли слухи о скандалах во многих благородных семействах. Имя леди Силалы мелькало постоянно. Я, правда, мало слухами интересовался в те годы, но кое-что долетало и до меня.
— Как ты думаешь — она еще вернется в наш городок?
— Вряд ли, — задумчиво ответил Роксидион. — Я думаю, что она теперь где-нибудь далеко.
Он немного помолчал, собираясь с мыслями. Поднялся, удерживая девушку на руках. Осторожно опустил драгоценную ношу в глубокое кресло. Зажег свечи на каминной полке — чтобы лучше видеть лицо девушки.
— Лели… Я должен тебе признаться…
Сердце девушки на мгновение замерло от страха. А вдруг ей все почудилось? Вдруг её подвел только что пробудившийся дар эмпата…
— Лели… Я люблю тебя. Я прошу тебя стать моей женой. Правда, у меня пока нет состояния, и все, что я могу тебе предложить — это мои "Кущи", и заработок преподавателя. Ну, и титул, конечно же. Но я постараюсь сделать так, чтобы ни ты, ни Артур ни в чем не нуждались… И чтобы вы оба были счастливы…
Лели молчит какое-то время, пережидая, пока сердце перестанет выпрыгивать из груди. Потом встает, делает несколько шагов к низкому столику в углу комнаты. Возвращается, что-то неся в ладонях. Раскрывает их и Роксидион видит свернувшуюся в браслет рубиновую ящерку.
— Я согласна, — тихо говорит она, надевая браслет на левое запястье мужчины. — Я тоже люблю тебя, Дион. Мы будем летать вместе?
— Мы будем летать вместе, Лели.
Эпилог. И вновь — у храма стояла карета
— Властью, данной мне, объявляю вас мужем и женой.
Голос жреца наполнен скрытым ехидством. Еще бы: эта девушка второй раз за год предстает перед Светлейшей в роли невесты. В Храме холодно, и вместо белоснежного платья и фаты на ней теплая шубка и шапочка. Вместо туфелек — удобные сапоги. Вместо свидетелей и гостей — ребенок и старый маг. Глаза новобрачных сияют утренними звездами, пальцы рук прочно сплетены в единое целое.
— Дядя Рокси, ты теперь мой папа? Да? Папа?
Звонкий голос ребенка нарушает привычное течение ритуала, заставляя молодых отпрянуть друг от друга, и с ласковыми улыбками посмотреть на взволнованного ребенка. Граф Чесский, не отпуская руки жены, склоняется к малышу, подхватывает его на вторую руку.
— Да, ваше сиятельство! — торжественно говорит он. — Вы ведь не против? Нет?
— Значит, мое желание исполнилось? Да? Исполнилось? Ну, то, что я на день рождения загадал! Ур-ра! У меня теперь есть настоящий папа!
И мальчишка, дотянувшись до матери, изо всех сил стискивает обретенных родителей в объятиях.
Взрослые лишь молча переглядываются.
— Артур, отпусти родителей, — с легкой укоризной говорит лорд Андре, осторожно отрывая малыша от взрослых. — Чтобы они и в самом деле стали тебе родителями, им надо поцеловать друг друга.
— Тогда пусть целуются! — торжественно склоняет темную голову мальчишка, соскользнув на пол. — Папа! Скорей целуй маму! Поцеловал? Теперь мы поедем в имение, да? В имение? Нам туда надо обязательно!
— Раз надо — значит, надо! — вновь подхватывает на руки мальчишку Роксидион. — Лели, мы едем в имение.
Новоиспеченные супруги выходят из Храма навстречу просыпающемуся миру. А за стенами Храма с неба сыплются громадные хлопья снега, превращая город в сказку.
Браск, утомленный Зимним балом, сладко спит. Впрочем, городу нет дела до того, что одной семьей в его стенах стало больше, потому дорожную карету, запряженную тройкой белоснежных жеребцов, он проводил в полглаза, вслушался в звонкую музыку колокольцев, зевнул, и повернулся на другой бок. Зима…
