тебе лучше поучаствовать в охоте на любителя разбрасываться подчинением и разговаривать потом уже с позиции победителя и героя.
— Возможно, — без намека на энтузиазм проворчал Локар. — Только, боюсь, в жизни все не так просто. Это в балладах герою все прощают за поступок во имя чести, королевства или чьих-то прекрасных глаз. А так… сильно сомневаюсь, что моими способностями не заинтересуются. А объяснить их сложно. А учитывая, что и меня самого удивляют некоторые решения фальшивой личности…
— От камня правды тебе лучше держаться подальше и не давать поводов для того, чтобы тебя попросили что-то рассказать, положив на него ладонь.
— Вот-вот. Мне совсем не хочется убегать, забросив свою перспективную тему. Тем более, особой пользы от того, что я во всем признаюсь, не будет. Я даже физиономию этого будущего бога не рассмотрел, только по дару и смогу узнать. Но, опять же, особенности его дара без специальных инструментов рассмотреть смогут немногие. А рассматривать себя через подозрительную лупу он точно не позволит. Лучше ловить кого-то на живца, отдавать дознавателям и надеяться, что рано или поздно эта сволочь решит лично вмешаться.
— Тебе он тоже мешает, — сказала Нэлла.
— Естественно. Знаешь ли, мне не хочется чтобы территория Мертвых Земель увеличилась. А его художества именно этим и закончатся.
— Ты как-то слишком хорошо разбираешься во тьме. Можешь даже начать теорию по ней писать, — сказал Лост.
— А может и напишу. Когда у меня будет репутация, — мрачно улыбнулся Локар.
— Ага, и потребуешь для своего вида тех же прав, которые есть у оборотней, — ворчливо добавил Лост. — Честное слово, не понимаю почему вы прячетесь.
— Не понимаешь? — удивился Локар.
— Разве что вы хотите оставить себе возможность проникать куда угодно. Если о вас точно будут знать, то и защиту смогут придумать. Так ведь?
Локар хмыкнул, но отвечать не стал.
Следующих два дня ничего нового не принесли.
Наемник, вместе со своим странным вкусом на женщин, таскался за Хабкой, напрочь забыв, что его нанимали покушаться на репутацию баронши. Так что эта достойная женщина спокойно уехала, оставив свое талантливое чадо в школе. Наниматели, как ни странно, претензий никому не предъявляли и аванс вернуть не требовали, наверное умчались следом за бароншей, махнув рукой на мелкого мошенника.
Похищать спасенного мальчишку тоже никто не пытался. Может, пока не нашли. Может, не решались лезть в школу. А может, решили тоже махнуть рукой на эту потерю, пока очень сильно не понадобится. Ну, или бдительность желающих на них поохотиться усыпляли.
Мальчишка лежал у лекарей, сначала в глубоком обмороке, потом спал, а потом ожил и стал развлекать нянечек. Оказался он одним из тех несчастных одаренных детей, которых от поисковиков прятали мамки. Случай с его мамкой вообще был запущенный. Эта очаровательная женщина, жившая в маленьком городке, прятала сына от магов, чтобы дождаться его пятнадцатилетия и отправить в обучение к своему старшему брату. В одну из крепостей рядом с болотом, за которым уже начинались земли одного из княжеств. Людей в том княжестве жило немного, потому что в той местности даже коз мало где можно было пасти, но зато население отличалось воинственностью, прекрасно сочетавшейся с нежеланием менять свой быт, а тем более вносить правки в обычаи и учиться чему-то новому.
Крепость там построили еще в те времена, когда в том болоте с большим трудом добывали ноздреватые и красноватые камни, из которых, в свою очередь, путем долгой обработки извлекали железо. Потом нашли месторождения побогаче и требовавшие меньше усилий, а крепость осталась. Из-за воинственных соседей, которые почему-то считали, что королевство за болотами существует для того, чтобы было кого пограбить, особенно зимой, когда болото замерзало.
И вот в такое чудесное место мальчишку хотела отправить мамка, спасая от магов.
Мальчишка, правда, суровой романтикой болот и набегов почему-то не проникся, и однажды просто взял и сбежал. Чтобы найти лучшую долю, по его словам.
Представления о лучшей доле у него были своеобразные, воспитанные на тех книжках, которые малышне читал чей-то особо образованный дед. И нет, к своим пятнадцати годам паренек все-таки понял, что птицы с огненными перьями, говорящие тоненькими голосами и превращающиеся в рыжих девушек — художественное преувеличение. Но в великого учителя магии, где-то его дожидающегося, он верить не перестал. Так же он упорно верил в горных царевен, спящих на самоцветах. И в то, что королевскими советниками становятся после того, как спасают принцев, причем, в темном и непроходимом лесу, где на этих принцев непременно нападают разбойники, ломая на ходу колеса карет.
Лосту даже захотелось на это спасение посмотреть, но он как-то сомневался, что удастся найти достаточно глупых разбойников для того, чтобы сидели годами в непроходимом лесу, мечтая напасть на самого короля. Так же найти мага, который бы согласился отлевитировать к этим разбойникам карету с принцем было бы проблематично. Да и принц вряд ли бы понял, зачем ему участвовать в этом идиотизме. Так что не быть бедному сосуду королевским советником.
Звали это наивное дитя — Яфин. И имя у него, как и представления о королевских советниках, тоже было из книги. Мамке оно очень понравилось, потому что красивое. А то, что так звали принцессу из далекой страны, находящейся за Южной Пустыней, на взгляд доброй матушки было сущей ерундой, не стоившей внимания.
Шелест, услышав о происхождении этого имени похихикал и сказал, что обязательно расскажет своему руководителю. Может он наконец поймет, что Малыш — не самое плохое, что могло с ним случиться.
А мальчишка отлежался. Пережил нашествие дознавателей, которым рассказал печальную историю о том, как нашел себе настоящего учителя магии, а он, вместо того, чтобы учить, всучил книгу, а потом и вовсе отправил в путешествие к тому самому дому со странным подвалом. О ритуале, в котором принимал участие в качестве накопителя и заготовки плетения, замешанной на чужой личности, он ничего не знал и порадовать дознавателей новыми сведениями не смог. Забыл учитель-обманщик сказать пареньку, что он сосуд. Так что его окончательно определили как несостоявшуюся жертву и почти готового студентуса.
Впрочем, в том, что он так и останется
