бездушные. Слишком много совпадений… Наши вампиры всегда находились при дворе и раньше, никогда не несли роль надзирателей или шпионов. Это был союз, который был удобен всем. Люди путешествовали между нашими странами, жили как хотели, любили кого хотели. Все разом изменилось, нас обвинили в убийствах, границы закрыли, людей напугали, алхимики выступили в роли героев, набегов бездушных стало меньше. Тогда же и пропала делегация. Алхимики обвинили в убийстве своего человека кого-то из них, сказали, что они сбежали, поджав хвосты. Был бардак, долгое и мучительное разбирательство. В Белый Замок приезжали наши представители, снова уезжали. Наши вампиры пропали, свидетелей нет. Потом стали приезжать мы с Джастином, нам не к чему было придраться, убийств бездушных стало меньше, скандал себя исчерпал, ни у одной из сторон не осталось убедительных доводов. Потом все изменилось. Снова стали пропадать послушники, иногда из замка, иногда из городов, где их обучали алхимики ниже рангом. Они пропадали, молодые, сильные, здоровые. И тут мне пришла в голову мысль, что прошло около двадцати лет. Дети зачатые и рожденные тогда стали взрослыми, но почему сейчас? Границы закрыты, смешанных браков почти не осталось, дети больше не рождаются от вампиров. Алхимики стареют и умирают. Умирает целая эпоха? И Они это позволят? Но как смогут помешать? Безадан Галемир правит уже более сорока лет, не находишь ли ты, что он слишком молодо выглядит? Ему должно быть за семьдесят, но он пышет здоровьем, крепкий, красивый, властный. Мы опросили множество слуг, здесь старых, здесь нет тех, кто служит более пяти лет.
Мои глаза расширились от ужаса, а кожа покрылась острыми мурашками. Пальцы Анзеля нежно коснулись моей щеки, погладили, пытаясь успокоить. Затем его рука спустилась ниже и застыла на груди, над сердцем, которое рвалось из груди диким зверьком из клетки. Затем он продолжил излагать мысли:
— Они что-то делают, чтобы найти секрет вечной молодости, которая не будет зависеть от вампиров. Ведь давно поняли, что мы с них не спустим глаз. И они ничего не боятся, ни саммита, ни слухов… У них есть цель. Твой отец был одним из трех послов. Один их них был принцем, два других — известные, сильные и уважаемые графы. Алкост Гортер, Милуш Ронстер, Демиан Шин…
— Подожди, Алкост Гортер? Гортер? — мои брови удивленно поползли вверх.
Анзель кивнул, на лице у него отразилась невероятная печаль и боль от потери. Я узнаю эту боль из тысячи других. Боль потери брата.
— Мой брат навсегда сгинул в этих землях, Вивьен, я имею личный интерес в этой истории, как и ты. И пойду до конца.
— Мне так жаль, — слезы выступили на моих глазах и крупными горошинами покатились по щекам, когда я моргнула. Анзель смахнул их со скул и нежно поцеловал меня сначала в щеку, затем в нос, постепенно осыпая каждый сантиметр моего лица кроткими нежными поцелуями.
— Мы остановим из безнравственность и жестокость, они не смогут больше убивать, терпение вампиров закончено, им придется ответить за свои деяния. Самое ценное что у нас есть — жизнь. Мы готовы были стерпеть пропажу наших вампиров, но бесконечные убийства ни в чем не повинных людей… У вампиров редко рождаются дети, Вивьен, это большой праздник. Чаще дети — полукровки, смешанная кровь вампиров и людей. Но чистокровные… У меня два брата и один из них не вернулся домой. Я до сих пор не знаю, что с ним стряслось, эта недосказанность делает жуткие вещи с моим подсознанием, я до сих пор ищу его лицо в этой толпе, в любой, где бы не был и от его призрака не избавиться, это сводило с ума. Но потом я встретил тебя… Юную, хрупкую, но такую сильную, ты не искала выгоды, лишь приключений. В том доме желаний мы сразу с Джастином поняли кто ты, а когда увидели, что следивший за нами Ланселот знаком с тобой нам сразу стало интересно знает ли он? Но он знал, именно поэтому держал тебя при себе, то как ты смотрела на него… Почему не забрал тебя в Белый Замок сразу? Ты же хотела стать Алхимиком, работала на одного из них. Почему не забрал?
— Потому что скрыть мое убийство, когда я никто… Легко? — голос мой дрожал от осознания запутанности ситуации и близости к смерти.
— Очень легко…
— Чувствую себя свиньей… Которую планирует зарезать к празднику…
— Все изменилось, когда ты похоронила сестру, ты перестала смотреть на него с благоговением, стала сопротивляться его обаянию и вдруг алхимики вокруг тебя стали не идолами, а волками. Кажется, я не заметил, как влюбился в тебя, в твой стрежень, в твою хрупкость, наивность и честность.
Любовь? Я его совсем не знаю, как и он меня… Мои мальчишеские замашки, желание быть в тени, мои воровские похождения и глупые поступки в поисках новых ощущений. Но разве это так важно для любви? Разве не хочу я быть с ним, касаться его кожи, снова увидеть его улыбку и узнать о нем все-все?
Тело снова покрылось множеством колких мурашек.
Как коварно и ловко любовь пустила в нас корни, оплетая сердце и путая мысли? Неужели мы любили? Любила не братской любовь, не греховной страстью, а искренне и чисто? Просто так.
Полумрак и скудное освещение от пылающих на столе свечей лишь усиливали впечатление нереальности происходящего.
— Ты сопротивлялась и задумывалась над происходящим, а не отравлялась богатством и статутом. Знаешь скольких я знаю, кто способен на такое? Ни одного. Власть и деньги творят удивительные вещи даже с самым добрым и безобидным человеком или вампиром. Альтруист становится расчетливым гедонистом. Даже если цена всего этого — чья-то смерть.
— В моей крови уже давно примесь крови вампира, когда моя мать полюбила вампира и родила меня и Мадлен сильной вампирской крови стало больше, — наконец произнесла я.
— Вы даже больше, чем простые полукровки. На Мадлен висела печать, из-за которой она не могла покинуть эти земли, пока не отдаст долг.
— Я должна была пойти с вами в ту ночь…
— Никто не знает, как было бы лучше для нас или тебя, Вивьен. Попытаться поговорить с тобой было отчаянным шагом, ведь вам с рождения рассказывали, что вампиры — зло во плоти… Когда ты рассказала, что твоим отцом был вампир, который пропал, а мать была убита, все встало на свои места. Рано или поздно мы уедем отсюда, и ты сможешь узнать имя своего настоящего отца.
— Как?
— Родство по крови установить не трудно, — ухмыльнулся он и снова прижал меня
