Вот и приходится улыбаться друг дружке в глаза, а острые шпильки держать при себе. И доставать их только когда Рэйвена нет. Милая семейка, скажи? Так и живём. Впрочем, меня всё устраивает!
Спустя час разглаживаю голубую юбку из тёплой ткани, спускаюсь с крыльца и подхожу к запряжённому экипажу. Леди Пронна уже ждёт внутри, девочки тоже. Джиральдина в ярко-красной шляпке приветственно машет мне из окна рукой в алой перчатке и гостеприимно распахивает изнутри дверцу.
Возница в ливрее открывает дверцу пошире и протягивает руку, чтобы помочь мне забраться внутрь. Смотрю на широкую мозолистую ладонь, затем подхожу ближе и чуть наклоняюсь вперёд, так, чтобы рассмотреть всех в салоне экипажа.
Радостных девочек, отвернувшуюся к окну леди Пронну, которая всё ещё дуется на Джиральдину, и, собственно, саму Джиральдину.
Смотрю в её блестящие радостным предвкушением глаза и громко произношу:
— Боюсь, я вынуждена остаться дома. Неважно себя чувствую. Думаю, стоит поберечься.
Леди Пронна поворачивается ко мне, на её лице мелькает беспокойство:
— Послать за лекарем?
— Не стоит! — отмахивается Джиральдина. — Поезжайте с девочками, леди Пронна, не расстраивать же их? Они так готовились, наряжались! А я останусь дома и присмотрю за Мелиндой. Я ведь и сама целительница, вы не забыли?
Мелинда
Джиральдина принимается проворно выбираться из экипажа, как вдруг на её плече смыкаются пальцы леди Пронны:
— Нет! — в её голосе сталь, которой я прежде не слышала. — Ты едешь с нами. Я не оставлю тебя с Мелиндой.
— Что-о? Как это понимать? Вы мне не доверяете?
— Ты сама знаешь ответ, — чеканит леди Пронна. — Зачем спрашивать!
— Ну, знаете ли!
— На место! Сядь!
— Мамочка! — это уже Вики пробирается к выходу, спрыгивает с подножки на землю и бросается ко мне.
Прячет в моих юбках лицо, обнимает маленькими ручками за ноги. Испугалась, маленькая, того, что взрослые бранятся.
— Ц-ц-ц! Больно надо! — Джиральдина оскорблённо цыкает и откидывается на спинку сиденья. Я больше не вижу её в проёме экипажа.
Опускаюсь вниз, оказываясь на одном уровне глаз с дочкой:
— Что такое, милая? — ласково провожу ладонями по её рукам.
— Не люблю, когда ругаются! — Вики вжимает голову в плечи и шмыгает носиком.
— Они вовсе не ругаются, просто у леди Пронны громкий голос!
— Да-а? — тянет недоверчиво, косясь назад, затем подаётся ко мне. Принимаю Вики в свои объятия, дочка шепчет мне на ухо. — Мамочка, ты заболела? Давай, я никуда не поеду, а останусь с тобой?
— Нет, малыш! Не стоит. Всё хорошо! Мне просто нужно отдохнуть в тишине. А ты поезжай! — шепчу ей на ухо так, чтобы слышала только она. — Только пообещай, что будешь постоянно с леди Пронной, что не отойдёшь от неё ни на шаг, хорошо?
— Угу! Ты точно не хочешь, чтобы я осталась с тобой? Уверена?
— Абсолютно! — киваю ей, всматриваюсь в любимое личико и прищуриваю глаза. — Это что за заколка? Раньше я у тебя такой не видела…
Чёрный цветок искусной работы практически сливается с угольными волосами Вики. Изящно вырезанные и слегка изогнутые лепестки обнимают пухлый бутон, инкрустированный блестящими, точно роса на траве, крохотными бриллиантами.
Он завораживает своей красотой и приковывает взгляд. Поднимаю руку и тянусь к нему пальцами, но Вики опережает. Ловким движением достаёт украшение из волос, радостно мне улыбается:
— Нравится? Тогда я тебе её подарю! Цветочек и правда очень красивый! — она протягивает руку и аккуратно вставляет шпильку с цветком в мою причёску, при этом забавно высовывая от усердия язычок.
Любуюсь дочкой, её пухлыми смуглыми щёчками с трогательными ямочками, лазурно-синими глазками в обрамлении пушистых иссиня-чёрных ресничек, пухлыми розовыми губками, тем, как она мило морщит носик-кнопку. Запоминаю каждую чёрточку. Будто в последний раз…
Встряхиваю волосами:
— Беги, нехорошо заставлять остальных ждать! — наклоняюсь к ней, целую на прощание и разжимаю руки.
Вики забирается в экипаж, радостно машет мне на прощание ручкой. Экипаж трогается, шурша колёсами по мелким камешкам гравия. Провожаю его взглядом, игнорируя влажную пелену слёз, после чего вытираю насухо щёки и иду обратно в сторону дома.
Вот уже несколько часов меряю шагами гостиную. Двадцать шагов вправо, двадцать влево.
Останавливаюсь возле широкого, в полстены, окна. Гипнотизирую очертания Большой башни, будто чего-то жду, но картина не меняется. Тёмно-серый камень и голубое небо. Голубое небо и тёмно-серый камень. И больше ничего.
Очерчиваю подушечкой большого пальца метку истинности. Стук настенных часов кажется слишком медленным. Он явно не поспевает за ударами моего сердца.
В груди тревожно печёт. Ожидание выматывает. Воображение рисует страшные картины. Вдруг, что-то пойдёт не так? Вдруг, я доверилась зря? Зря всё это затеяла?
Всю жизнь плыла по течению. Слушалась мужа, потом подругу.
Дэллия… где ты? Как ты?
Сколько раз я не пыталась — так и не смогла связаться тобой. Не смогла пробраться в твой сон. Почему? Всему виной твой собственный дар? Или ты не спишь ночами? Или…
Нет! О самом страшном даже думать не хочу!
Я должна успокоиться. Должна.
— Госпожа? — вздрагиваю от голоса за спиной, резко оборачиваюсь, но это всего лишь Уна. Моя верная Уна. Единственная родная душа здесь.
Служанка осторожно ставит на столик серебряный поднос, расписанный витиеватыми узорами. Из-за тяжести ноши её руки слегка дрожат.
— Зачем столько всего? — спрашиваю устало. — Я не просила.
Здесь и пузатый коричневый глиняный чайничек, и блюдо с пирожными, и плетёная корзинка с круглыми пирожками, и тарелка с фруктами, и коробка с узорчатыми шоколадными конфетами разных форм. Разные запахи смешиваются в один невообразимый духан. К горлу в очередной раз подкатывает.
— Госпожа Мелинда, простите меня, я просто хотела вас порадовать, но если вы не хотите, то я сейчас же всё уберу!
На Уне лица нет. Столько лет её знаю. Становится совестно за свой резкий тон:
— Не стоит! — останавливаю её движением руки. — Что за чай?
— Ваш любимый, с мелиссой и лимонной травой! — Уна так нервничает, что голос дрожит, а у меня рот наполняется слюной.
Хочется выпить чего-то освежающего и не обидеть старания горничной — тоже. Улыбаюсь ей:
— Отлично! То, что нужно!
— Вы… уверены? — Уна чуть бледновата.
— Конечно, уверена! — отвечаю без раздумий. — Чай и правда мой любимый, как ты угадала?
Обнимаю пальцами гладкую фарфоровую чашку. Прохожу вместе с нею к окну. Задумчиво смотрю на пустую башню. Мне кажется, или раздаётся тихий вдох:
— Я ведь вас знаю, госпожа…
Медленно подношу чашку к губам, ощущая исходящий от неё приятный, освежающий аромат. Осторожно делаю глоток, позволяя тёплому напитку наполнить мой рот.
Сразу ощущаю нежную сладость мяты, которая мягко растекается по языку,
