— Всему своё время, — строго ответил Шарль и замер, давая понять, что беседа закончена.
Люциус поспешил в Восточное крыло, пытаясь успокоиться быстрой ходьбой. Основатель рода практически никогда ни с кем не разговаривал, а сейчас, получается, благословил их. Значит, у него были для этого серьёзные причины: он не лгал о Дейдре. История рода обросла легендами, и только сам Шарль мог знать правду.
«Теперь всё получится!»
Но ни в детской, ни в спальне Гермионы не оказалось. Рядом с кроватками, в которых сладко спали малыши, сидела Юна и что-то штопала.
— Где Гермиона?
Домовуха задрожала. Глаза её бегали.
— Я… я не знаю, сэр. Она никогда не говорит мне…
Люциус замер. Нехорошее предчувствие невидимыми когтями вцепилось в горло.
Он вышел из детской, чтобы не разбудить детей, стукнул тростью о пол и рявкнул:
— Лу!
Домовик появился с хлопком и тут же подобострастно раскланялся.
— Я здесь, сэр!
— Где Гермиона? — прошипел Малфой. — Я ведь приказал тебе следить за ней!
Лу вытаращил на хозяина огромные глаза, открывая и закрывая рот. Он дышал всё чаще и чаще, а потом вдруг забился в истерике. Домовик вцепился в уши, расцарапывая их до крови, и страдальчески завыл:
— Хозяин! Табак! Лу плохой! Плохой! Минни сказала, что всё расскажет! У-у-у-у-у!
Малфою понадобилось полчаса времени и масса терпения, чтобы выяснить, о чём причитает этот бесноватый.
— Кретин! — ругнулся он, огрев домовика тростью. — Она обдурила тебя! Плевать я хотел на этот табак! Она пропадает, дементор знает где, а я только сейчас об этом узнаю!
* * *
Драко сидел в тёмной гостиной и листал альбом с чёрно-белыми колдографиями. Мама на них улыбалась. Танцевала. Обнимала его. Жила.
Он был рад, что Астория убралась так быстро: её общества сейчас он бы не вынес. Она явно всё ещё дулась на него. И неудивительно, после того предложения, которое Драко ей сделал. Гриндилоу дёрнул его предложить жене «разнообразить сексуальную жизнь» и попробовать Оборотное с волосом другой женщины. Драко прекрасно понимал, как она отреагирует, но словно какой-то бес изнутри подначивал его. Скандал вышел шикарным: Астория рвала и метала, разбила венецианское зеркало и две вазы. Кричала, что любила его всегда, а он женился на ней из жалости. И, Мерлин свидетель, как же хотелось ответить «Да!»
Но потом стало жаль её, и он даже попросил прощения. Однако, у Астории, видимо, остался осадок.
Драко закрыл альбом и прижал к груди.
Ему вдруг вспомнились рейды на маггловские кварталы.
Тогда он был пьян от свободы и вседозволенности. Магглы тебя не видят, а ты их видишь. И всё можешь. Разве от такого не срывает крышу в девятнадцать лет?
Драко редко пользовался «Авадой», чаще — «Круцио», оно давало власть над жертвой, над телом и сознанием. А «Авада» жертву только отнимала. Раз — и нету.
Альбом жёг пальцы. Драко вспомнил те зелёные вспышки Смерти под покровом ночи.
Тот маггл с пакетом продуктов… мужчина лет сорока… Он ведь тоже был отцом кому-то. И та компания придурков, которая решила обсмеять его в переулке, когда он уже собрался трансгрессировать — их наверняка ждали дома. А та подвыпившая женщина у старой библиотеки на Кавинтон-роуд, чем была виновата она? Просто назвала его «мальчиком»? Или всё дело в том, что утром того же дня тётка Белла обозвала его мальчишкой? И ведь она, та женщина, тоже была чьей-то матерью…
Смерть оказалась безжалостна ко всем. Она стирала границы между магами и магглами. Чистокровными и грязнокровками.
Драко почти ничего не ел с утра, но его резко затошнило. Осознание того, что из-за него кто-то вот так же сидел, прижимая к себе альбом, накрыло с головой. От отвращения к себе свело желудок.
Он схватил бутылку и жадно присосался к горлышку. Виски обжигал горло и пищевод так, что на глазах выступили слёзы и покатились по щекам. Но Драко не замечал этого, глотал и глотал. Он хотел стереть это всё из памяти и больше не помнить себя таким. Никогда!
* * *
Открытие прошло на ура. Первыми посетителями обещали прийти Гарри и Рон. Гермиона только ахнула, когда вместе с ними в зал ввалилась шумная компания. Пламенели рыжие макушки Джинни, Джорджа и Билла, пришёл улыбчивый Невилл под руку с Ханной Аббот, Полумна в широкой соломеной шляпе, Энтони Голдстейн, Симус Финниган и Дин Томас.
Кафе наполнилось гомоном и шумом. Рассевшись, гости хохотали, вспоминая былое, и перебрасывались шутками и свежими сплетнями. Кто-то затянул «Рональд Уизли — наш герой», и все тут же дружно подхватили, а Рон закрыл уши руками, густо краснея и улыбаясь.
Официантки, сестры Грейс и Делла, шустро записывали заказы, а мистер Ренделл и миссис Файнс не успевали выпекать пироги и вафли. Гермиона хлопотала на кухне, с точностью отмеряя количество трав к баранине и карпам, жареным на углях. Сливочное пиво в зале лилось рекой. Когда она немного освободилась и вышла к друзьям, они уже вовсю горланили «Делай, как гиппогриф» из репертуара «Ведуний». Симус пританцовывал, а Дин топал в такт.
Главным сюрпризом стало появление министра — Кингсли белозубо улыбался и пытался отбиться от какого-то ушлого репортёра. В итоге Гермиона усадила Бруствера рядом с Гарри, а журналиста увела, обещая интересное интервью о своём кафе и булочки с какао. А потом они с Джорджем сидели в уголке и обсуждали стратегии ведения бизнеса.
Деннис Криви повсюду слепил всех вспышками от колдоаппарата — он готовил колдографии героев Магической Британии для спецрепортажа в «Ежедневном пророке».
Вечером, подсчитывая выручку, Гермиона радовалась: для первого дня получилось довольно неплохо. А если интервью в прессе «выстрелит» удачно, о лучшей рекламе и желать нельзя.
Со счастливой улыбкой и желанием поделиться радостью с Люциусом, она переместилась в мэнор. Пора уже всё ему рассказать, и без того этот обман слишком затянулся.
Покормив малышей и переодевшись, Гермиона поспешила в кабинет к любимому. Но застала его не там, а в голубой гостиной. Он устроился в кресле и читал «Ежедневный пророк». Из-под газеты виднелся палевый шлафрок и домашние брюки.
— Люциус… Нам надо поговорить.
Он медленно отложил газету и вперил в неё немигающий взгляд.
— Где ты была?
Гермиона вздохнула и затеребила рукав платья.
— Послушай…
— Где. Ты. Была?
— На Косой Аллее.
— Точнее — в какой-то забегаловке.
— Ты следил за мной!
— И у меня, как ты знаешь, были на это причины. Ты шантажировала моего домовика, — тоном судьи, выносящего приговор, произнёс Люциус. — Ты оставила детей и тайком от меня встречалась с каким-то рыжим мальчишкой!
Гермиона покраснела от досады.
«Выследил всё-таки!»
— Господи… Мы с Джорджем просто…
— Уизли, — выплюнул он, и Гермиона едва поборола желание съежиться. — Джордж Уизли! Ты сбегаешь из дома, чтобы видеться с каким-то Уизли! Решила найти кого-то помоложе?
— Я всего лишь одолжила у Джорджа денег для кафе… — ошеломлённо ответила она.
И поняла, что только что совершила непоправимую ошибку.
— Что ты сделала, позволь уточнить? — голосом Малфоя можно было резать не хуже ножа. — Ты бегала к Уизли просить денег вместо того, чтобы попросить об этом меня?!
— Ты не одобрил бы моё кафе…
Люциус так сверкнул глазами, что она попятилась. Он поднялся из кресла и медленно подошёл.
— Что ещё ты делала за моей спиной?
И этот праведный холодный гнев в льдистых глазах так разозлил Гермиону, что она наконец пришла в себя.
— А ты сам, Люциус? — Гермиона прищурилась и сложила руки на груди. — Почему от тебя иногда женскими духами пахнет? С кем у тебя интрижка на работе? И в конце концов, почему ты закрываешься от меня?!
— Интрижка на работе? — медленно процедил Малфой. — Вот как?
— Я больше не чувствую тебя! — отчаянно выкрикнула она. — Не чувствую себя любимой, желанной…
От гнева волшебников воздух в гостиной заискрил, остро запахло озоном. В окнах жалобно задребезжали стёкла.
