Люциус заговорил, и каждое его слово падало, как топор палача.
— Да как ты смеешь подозревать меня в интрижках?! В то время, как я искал способ обойти условия мэнора, чтобы заключить с тобой настоящий магический союз, ты бегала к Уизли! И ни на секунду не задумалась, <i>насколько</i> это унизительно для меня! Как и для тебя!
— Что? — Гермионе казалось, она ослышалась. — Для того, чтобы жениться на мне, тебе нужно обойти какие-то там условия?!
— Это тебе не маггловские гуляния! — взорвался Люциус. Окно громко треснуло, и на пол посыпались осколки. — Это древняя магия! И для того, чтобы соединиться с грязн… нечистокровной, нужно расторгнуть предыдущий брак! А это делает только смерть!
Гермиона почувствовала слабость в ногах и оперлась на спинку стула.
— Грязнокровкой, значит? — тихо переспросила она, сглатывая подступившие слёзы. — А если бы Нарцисса не умерла, я бы так и осталась вечной любовницей? И твой сын вечно бы издевался надо мной по этому поводу?!
Люциус гневно отбросил длинную прядь.
— Ты ничего не понимаешь в волшебных обычаях! И ведёшь себя, как избалованная неблагодарная девчонка!
Холодный ветер с воем пронёсся по гостиной, взметнув шторы и страницы книг на полках. И будто погасил огонь, пылавший между ними.
— Я думала, ты изменился! — горько бросила Гермиона. — Статус крови — вот, что для тебя важно! Если ты забыл, хочу напомнить, что твои дети — полукровки! И нам не место рядом с тобой и твоим мэнором, такими важными и чистокровными!
Она развернулась и зашагала обратно, в Восточное крыло, задетая ещё и тем, что Люциус, уверенный в своей правоте, не остановил её. Казалось, что портреты в галерее мерзко хихикают над ней и её глупыми надеждами — стать когда-нибудь женой Малфоя. Слёзы текли не переставая. От обиды сердце горело, будто обсыпанное пылающими угольями.
Пока Гермиона укачивала детей и пела им грустные колыбельные, мысли о Люциусе ещё отступали. Но когда малыши заснули и сквозь занавески полился серебристый лунный свет, ссора снова вспомнилась во всей своей неприглядности. Хотелось пойти и выяснить всё до конца, но обида скручивала будто жгутом.
Гермиона всё ходила и ходила между кроватками, утирая слёзы. Она смотрела на настенные часы и ждала: вот-вот отворится дверь, и на пороге появится Люциус. Пусть шипит от злости, но расскажет, что там за загадки с мэнором, и они решат всё вместе. А потом он обнимет её и останется на ночь. Но время шло, стрелки миновали полночь и волшебные звёзды загорелись на потолке, а Люциуса всё не было.
Следующим утром она безуспешно пыталась найти его, но Лу ответил, что хозяин отбыл на работу в Министерство.
Гермиона не могла поверить в то, что он не остался всё обсудить. Не подождал её, не пришёл сам.
Решив, что больше не может здесь оставаться, она собрала детей и трансгрессировала в кафе.
* * *
Драко очнулся в своей старой спальне от чудовищной головной боли. Видимо, кто-то из домовиков переместил его сюда, когда он отключился. Бирюзовый балдахин плыл перед глазами, и казалось, весь мир такого же мерзкого мутно-зелёного цвета.
«Мерлин… сколько же я выпил вчера?»
Память услужливо показала бутылки с виски, две пустые и третью — ополовиненную.
— Лу!
Домовик появился с таким хлопком, что Драко только болезненно поморщился.
— Да, сэр!
— Антипохмельное зелье, крепкий кофе и… ох!.. завтрак.
Эконом исчез, а Драко отправился в душ.
После зелья невидимые иглы перестали впиваться в мозг, а кофе с тостами окончательно привели в чувство.
Драко побрился, надел чистый костюм. Он спустился в гостиную с альбомом и, сев в кресло, принялся снова рассматривать колдографии матери. Домой, во Францию отчаянно не хотелось. Терпеть сочувственные вздохи Астории, касания её чужих рук, холодных, как ледышки — всё это выше его сил. Но вернуться придётся, рано или поздно.
Драко вдруг резко выпрямился в кресле. Решение пришло внезапно, и оттого казалось таким гениальным в своей простоте.
— Лу!
Домовик с тихим хлопком появился перед ним и почтительно склонил голову.
— Да, сэр.
— Перо, чернила, бумагу сюда!
— Хорошо, сэр!
Закончив письмо, Драко трансгрессировал на чердак и прикрепил свиток к лапке Цезаря. Верный филин услышал имя адресата, согласно ухнул и вылетел в слуховое окно.
Когда Драко вернулся в гостиную, в окно стучали клювами две почтовые совы. Он впустил обеих, велел Лу накормить их, а сам сел читать письма, адресованные ему.
Первое было от Моррисона, частного детектива, и Драко с любопытством взялся за него первым. С каждой строчкой сердце колотилось быстрее, а лёгкие сжимала холодная лапа горькой обиды. Грейнджер была талантливой ученицей в Хогвартсе, её знали все. Куча баллов Гриффиндору, Поттер, Уизли, Виктор Крам на Святочном балу, клуб Слизней. Активно участвовала в Сопротивлении Волдеморту. Была в плену в Малфой-мэноре.
«Мерлин… и этого я не помню!»
Но последние строки пришлось перечитать трижды, а то и четырежды, чтобы они хоть как-то уложились в голове.
«После первой битвы за Хогвартс была взята в плен Люциусом Малфоем, когда тот был Пожирателем Смерти… Полтора года скрывалась в поместье Малфоев в качестве горничной… После войны переехала во Францию вместе с Нарциссой Малфой, поселилась в Кале… В данное время снова проживает в Малфой-мэноре. Часто появляется на Косой Аллее».
Драко отложил письмо и яростно потёр лоб. Ничего этого в памяти не было.
«Полтора года она жила здесь. Ходила, ела, пила, разговаривала. А я не помню этого…»
Выходило так, что у него отняли все воспоминания о Грейнджер. Кто-то очень не хотел, чтобы Драко знал о ней хоть что-то. И единственный, кто попадал под подозрение — отец. Ведь он лгал тогда, в Кале, что Драко не знаком с ней. И сама Грейнджер тоже как-то причастна к этому. Ведь когда они столкнулись в коридоре, она явно испугалась. Сказала «ты».
«Но почему мама ничего не рассказала? Она ведь явно тоже знала…»
Голова шла кругом. Драко встал и прошёлся по гостиной. Он распахнул окно, впуская свежий летний воздух, аромат жасмина и пение малиновок. Казалось, он близок к разгадке, прямо на пороге, только распахнуть дверь.
«Заговор… Это ведь Обливейт, чтоб их всех… Да они что тут все, за кретина меня держат?!»
Сигарета дрожала в пальцах. Драко щёлкнул вечной зажигалкой и крепко затянулся. Горький дым обжёг гортань, заставляя мыслить быстрее, активнее. Самая последняя мысль была крайне неприятной, она сильно беспокоила, но как нельзя более удачно подходила для решения этой головоломки. Всё это как-то связано с его влечением к этой грязнокровке. Отец не хотел, чтобы он помнил её, потому что сам желал обладать ею.
«Проклятье!»
Драко потёр лоб холодной ладонью. На коже остался пот, липкий, как вся эта таинственная история, противный. Сигарета догорела до фильтра и обожгла пальцы. Драко выругался и бросил её в пепельницу.
Он закрыл глаза и попробовал прислушаться к своим ощущениям. Гермиона Грейнджер всё так же находилась в самом центре — в сердце, и пульсировала там вместе с ним, как одно из предсердий.
«Надо успокоиться. Отец не устоит перед фактами. Расскажет всё, всё! Но сейчас — успокоиться».
Он взял второе письмо. Оно было от Бенуа, управляющего его рестораном. Бенуа всегда скрупулёзно изучал меню и цены всех близлежащих ресторанов, сравнивал, анализировал, чтобы не отставать от конкурентов и всегда быть на высоте.
В этот раз в поле зрения его мониторинга попало почему-то английское кафе «Минни» на Косой Аллее, видимо, совсем новое. И это было странно. Должно быть, оно какое-то выдающееся, креативное.
«Минни…»
От этого названия, дурацкой клички, достойной домашнего эльфа, сердце Драко сделало кульбит и застучало где-то в горле. Он чуть не выронил конверт от внезапного волнения, и оттуда вдруг выпали пара газетных вырезок с колдографиями. На одной из них Грейнджер радостно улыбалась, обнимая Поттера, на другой держала поднос с чашками и с кем-то беседовала.
