Невеста Мрачнейшего - Лилия Лисовская

Уходили дальними тропами: Даной принесла очередную жертву лесу, окропив кровью деревья, в надежде, что его защита укроет нас от врагов. На темной мшистой коре остался размытый отпечаток ладони, медленно растворяющийся в пористой поверхности. Мох жадно впитывал кровь, наслаждаясь каждой каплей. Украдкой вытерев глаза, я искоса взглянула на Даной. Она чутко вслушивалась во тьму, перебирая в руках четки. Гладкие бусины из белого камня отзывались каждое движение пальцев певучим перестуком, разбавляя стылую тишину.

Земля под ногами хлюпала, напоминая об опасной близости топей, но Даной шагала размашисто, уверенно, неся за спиной сумки с пожитками. Наверное, стоило предложить помощь, но я боялась открыть рот. Горе пылало в травнице, обжигая ее словно глиняную статуэтку, а языки пламени тянулись ко мне, угрожая спалить дотла, не оставив и горстки пепла.

-Держись рядом, - просипела через плечо Даной, ускоряя шаг. Она то ли испытывала меня, то ли мстила: я отвыкла от быстрой ходьбы, постоянно сбивалась с темпа. Дыхание не восстанавливалось, легкие жгло, но остановиться и взять минуту на отдых, было смерти подобно. Набатом звучал в ушах стук сердца, а мне казалось, что я слышу топот конских копыт за спиной. Всадники, мрачные и сердитые, снуют между деревьев в поисках беглянки. Отпечатками копыт была усеяна земля между лачугами каритидов.

Горечь разливалась под языком, становясь с каждой минутой все невыносимее. Чувство вины и непоправимости произошедшего давило на шею, заставляя сгибать спину под их тяжестью. Я сглатывала слюну, борясь с желанием вывернуть желудок наизнанку у ближайшего, чтобы избавиться от тревожного, подтачивающего волю чувства. Я жалкая, не стоящая и ногтя всех тех, что погибли, пытаясь меня защитить. Раньше все казалось игрой, сегодняшняя реальность кровью доказала, насколько она настоящая и жестокая. За мной по пятам следовала смерть, держась на отдалении, но, не выпуская меня из виду.

Даной остановилась так внезапно, что я, погрузившись в волны самобичевания, врезалась ей в спину.

-Прекрати себя жалеть, - тихо произнесла травница, не оборачиваясь, будто не в силах смотреть на меня. – Ты не сможешь исправить то, что случилось. Но можешь сделать так, чтобы это не повторилось.

Я свесила голову, задумавшись. Была в ее словах крупица правды, но как она могла облегчить мои терзания? Индульгенция за ошибки, прощение всех грехов?

Тонкий свист достиг моего уха в самый последний момент, я бы даже не успела увернуться, если бы не травница. Она шагнула назад, толкая меня плечом в кусты. Я оступилась, падая ничком в кучу прелой листвы. В лицо ударил терпкий запах гниения, листья вплелись в волосы, ладони заскользили на сырой земле. Мимо носа, разрывая воздух песней-свистом, пронеслась стрела с темным оперением. Тонкий металлический наконечник вонзился в дерево, и то брызнуло в стороны щепками. Даной прислушалась, а затем подошла и потянула за тесьму, прикрепленную между двумя деревьями, именно на нее я напоролось, двигаясь неосмотрительно. Травница оглядывалась, ища признаки других ловушек, куда более хитроумных. Тесьма медленно таяла в ее руках.

-Иллюзионщики, мерзкие твари, - хмыкнула травница, откидывая в сторону молочно-белые капли рассеявшейся иллюзии.  – Их штучки.

-Айден говорил, что они не могут причинить вреда, - прохрипела я, поднимаясь на ноги и вычесывая из волос листья.

-Айден говорил? – с непонятной досадой цыкнула Даной. -Да, их силы заточены на обман. Но стрелу в плечо получишь вполне настоящую.

Даной аккуратно извлекла стрелу, осматривая оперение и масляно-блестящий наконечник.

-Отравленная. Хорошо подготовились.

А затем откинула ее в сторону, будто обжегшись. На лице Даной проступила гримаса отвращения, смешенного с ненавистью:

-Работают не одни. Есть у них в компании кто-то, разбирающийся в травах. Дешево и сердито, от заражения умрешь за пару часов.

До-Ка-Ри, подумала я. Даю руку на отсечение, что ее работа. Я вздрогнула, представив, как холодная плоть наконечника вгрызается в плечо, распространяя по венам и кровеносным сосудам смертельную заразу.

Мы продолжили путь. Почти до самой столицы Даной молчала, иногда давая резкие, как выстрел или щелчок кнута, указания: повернуть, затихнуть или спрятаться. На подходе к городу, который оказался не так уж и далеко, мы едва не наткнулись на отряд иллюзионщиков. Мы оказались не готовы к тому, что из раскидистых, густых кустов, на нас вылетит конная тройка.  Лошади, загнанные, с шальными глазами, хрипели и мотали гривами. В углах губ вскипала желтоватая пена, показывающая, что всадники не жалели их вот уже много часов. Фигуры, закутанные в темные плащи с серебристой окантовкой, стегали их бедных животных плетьми, вынуждая двигаться еще быстрее. Те выбивались из сил, едва держась на ногах.

Даной, сообразившая быстрее, дернула меня за руку, приседая за кустами, но один из всадников заметил нас. Он резким движением остановил лошадь, от чего та взвилась на дыбы и издала отчаянный звук, от которого в груди у меня заныло. Иллюзионщики нас обнаружили.

-Кто такие? – темный капюшон сдвинулся, обнажая сероватую, прочерченную глубокими морщинами, кожу лба.  Всадник наклонился, не торопясь спешиваться. Его спутники также притормозили, давая своим лошадям минуту отдыха, в которой они так нуждались.

-Ведьма я, милок. В лесу живу уж четвертую сотню лет,  - Даной сгорбилась, в мгновение становясь старше, чем была. На ее лице застыло жалостливое выражение, присущее человеку, который обратил на себя нежеланное внимание и мечтает от него как можно быстрее избавиться. Я уткнулась взглядом в землю, беспрестанно кивая в подтверждение сказанного. Иллюзионщик цыкнул, неудовлетворенный ответом:

-Куда идешь, старая?

-Да в город, милок! Внучку свою пристроить хорошим людям в услужение. Говорят, есть места, где молодая девица сможет работать по совести и бабке своей копеечку отсылать. А то утомилась уже девка, в лесу живя и с дикими зверями разговаривая!

Травница сгорбилась, накидывая на голову шаль: теперь она точно выглядела как пожилая, усталая женщина, ведущая в город единственную внучку. Даже глаза влажно блестели, словно она мучилась осознанием, что придется отдать кровиночку в чужие руки если не навсегда, то на долгое время точно. Она специально коверкала слова, издавала жеманные смешки, которые резали слух.  Иллюзионщик продолжал прятаться за капюшоном, как и его соратники, не давая прочитать собственные мысли по лицу или глазам.

«Отпусти нас уже!» - взмолилась я про себя, теряя надежду. Иллюзионщик шумно втягивал воздух, принюхиваясь к нам как огромная охотничья собака, обнаружившая след.

«Отпусти!»

Враг замер, покачивая головой. Молчание длилось какую-то жалкую секунду, но мне оно казалось вечностью. А затем иллюзионщик кивнул своим сопровождающим, щелкнул кнутом,