После смерти Мамы, рядом всегда был Проповедник и Эстель, но я никогда не впускала в свое сердце мужчину, и я, черт подери, никогда не полагалась на чье-либо утешение. Не могу сказать наверняка, что позволю это и Эли; но это определенно заслуживает внимания. Чтобы раскрыть перед кем-то свое сердце и… душу, в буквальном смысле, сперва, нужно все серьезно обдумать. Проблема была в том, что в последнее время слишком многое нужно было обдумать и мой мозг буквально был перегружен, и, честно говоря, меня несколько пугала перспектива связать свою жизнь с человеком, который скорее всего переживет меня. Конечно, с моими новообретенными способностями я проживу гораздо дольше. Но большой уверенности в этом у меня не было.
Звуки прибоя, шорох пальм перемежались со звуками косяка крабов неподалеку. Надвигающийся шторм набирал силу. Дождя не было, лишь ветер, гром и полосы молнии, изредка вспыхивали в небе. Я лежала в объятиях вампира, его твердое, идеально сложенное тело властно прижималось к моему, и прямо сейчас мне даже в мыслях не хотелось оказаться где-либо еще. Резкий соленый воздух будоражил мои чувства; мой любимый аромат, и я поглубже вдохнула его. Я услышала еще один аромат… слабый, далекий и улыбнулась, когда узнала табак Проповедника. Странно, что одна из моих вампирских способностей похожа на собачье обоняние. Жиль говорил, что все это из-за того, будто в генеалогическом древе Аркосов был оборотень. Так что во мне плавает не только стригойский яд, отравляющий мою ДНК, но и слюни оборотня тоже. Я надеялась, что не начну задирать ногу и мочится на кустарники, или еще хуже — бегать на четвереньках. Ё* твою Бога мать.
Табачный дым снова ворвался в мои мысли, и я улыбнулась. Не сомневаюсь, Проповедник улизнул, чтобы покурить, и чтобы жена не дотянулась до него метлой. Уверена, Эстель бы его отметелила, если бы поймала с поличным. Травник, волшебник или же просто… Проповедник был все еще восприимчив в смертельным болезням. По-крайней мере, я так думаю.
Видите? Мысли менялись с вампирского яда на табак Галла, потом на жен с метлами, оборотням на четвереньках, раку и миллионам прочих вещей всего за минуту. У меня мозг изжарился. Или, полагаю, некоторые назвали бы это Южной прожаркой. Чтобы это ни значило. Мне нужно было прогуляться, подышать штормовым соленым воздухом, пробежаться, быть может, пока не загорятся легкие; проветрить голову. Я заворочалась, сбросила одеяло, но сильные руки Эли остановили меня.
— Что случилось? — спросил он, уткнувшись носом мне в шею и легонько потершись подбородком. — Не можешь уснуть?
Я повернула голову и прижалась губами к его сильной мощной шее.
— Ты ведь знаешь, что не могу, жулик. Я просто хотела пробежаться по пляжу. — Я скользнула ладонью по его обнаженному ребру к груди. — Я скоро вернусь, хорошо?
Эли застонал, сексуально — неудовлетворенный звук, который отозвался во мне.
— Поспеши.
Я поцеловала его Адамово яблоко.
— Ты — бог. Я сейчас вернусь. — Соскользнув с одеял, я подхватила пляжное платье, которое надевала поверх купальника, и натянула его поверх обнаженного тела.
— Я догадывался, что скромностью ты не отличаешься, — произнес Эли. — Впрочем, на острове никого кроме нас. Можешь бегать голышом.
У открытого полога палатки, я обернулась и посмотрела на него. Эли лежал, подперев голову рукой, и смотрел на меня, словно голодный волк. Я усмехнулась.
— Я доверяю твоим братьям ровно настолько же, как и Риггсу. Все они извращенцы. Я скоро вернусь.
Смех Эли последовал за мной в ночи.
Я бежала и бежала изо всех сил, никакой разминки, вроде бега трусцой, мне не нужна была разминка, лишь выложиться на все сто; я вдарила по газам, как только вышла из палатки. Песок, ракушки, и, быть может, к несчастью один краб, хрустели под моими босыми ногами, когда я ринулась по береговой линии, и чем быстрее я бежала, тем уверенней себя чувствовала, сильнее, как никогда; бедра и икры работали как часы, руки яростно раскачивались. Это была… свобода… ну, относительная свобода. Мысли, по-прежнему, безумно вращались в голове, а сердце… что ж… Оно продолжало вяло трепыхаться, пытаясь поймать ритм моего тела. Не нужно было разгоняться так быстро. Странно. Я ощущала адреналин, но тело реагировало на него несколько иначе.
Проповедник и Жиль сказали, что все из-за яда стригоя: побочный эффект, от которого я никогда не избавлюсь, по их словам. Для них я все еще открытие. Прямо сейчас? Я больше не чувствовала ничьего присутствия. Меня больше не мучила жажда. Не думаю, что все это из-за изолированности на острове с Эли, или того, что я, наконец, переродилась. Открытие каждой моей новой способности, было словно распаковка подарков на Рождество. Всегда будет нечто такое, чего не ожидаешь.
Вроде того, как я оказалась связана с семьей вампиров — хранителей, на чье ДНК столетиями воздействовали колдовские травы и волшебство; у меня в голове не укладывалось увидеть Эли на солнце, посреди белого дня, притом, что он будет похож на всех прочих обычных людей. Ну, за минусом того, что он был невероятно красив. Если вы понимаете, о чем я, причем голливудская концепция вампиров совершенно не вяжется с реальностью. Я никогда не видела, чтобы Эли поднимался из гроба или носил черный плащ с красным подбоем. Моему вампирчику лишь требовалось как следует выспаться в течение дня для нормальной работоспособности. Его кожа не воспламенялась при свете солнца, и он мог есть обычную еду и даже мочиться… если перебрал с пивом. Странно.
Я не знала, какой остров по размерам, но мне удалось обежать его трижды, когда я, наконец, остановилась. Я зашла в воду, прибой плескался вокруг моих бедер, и я всмотрелась во мрак, навстречу ночи. Вдали виднелся серебряный лик луны, все было укутано в тень, за исключением белого бесцветного песка. Вспышка молнии (не уверена, что этому есть научное название, но Сет говорил, что она вырастает) последовала за грохочущим громом, и змеей расползлась по черному небу тонкой серебристой паутиной, все это настолько нереально, но эта вспышка осветила все: песок, воду, пальмы.
В голове что-то щелкнуло. Викториан Аркос коснулся меня. Я не слышала его голос с того самого момента, как впервые очнулась на Острове после спасения на Бонавентуре. Я никому не рассказала об этом… даже Эли. Меня пугала сама мысль о том, что Викториан жив и на свободе. Я не боялась его… не физически, во всяком смысле. Больше нет. То был страх иного рода; скорее боязнь самой себя и того, как я реагировала на него. Мне не нравилось даже думать об этом, или о нем. Но я думала, и это было неизбежно. Он был одержим мною, и его последние слова были обещанием, что он вернется за мной. Он мог быть далеко, но все еще рядом. Я ощущала его. И это сводило меня с ума. Он контролировал мои сны так, что я реагировала на него самым ненавистным мне образом. Клянусь Богом, я ничего не могла с собой поделать. Я ненавидела себя за то, что не могу больше контролировать свои поступки и мысли.
Я зарылась пальцами в мокрый песок и подумала обо всех тех, кто существовал в моей жизни, и тому, как на них повлияют все эти изменения. Никс была вне себя от беспокойства за нас с Сетом. Насколько она знала, со мной все было в порядке; ведь именно Сет нуждался в моей поддержке, особенно после своей наркозависимости. Я сказала ей лишь об этом. Сет бесился по этому поводу, потому что он в жизни не притрагивался к наркотикам, но выбора у нас не было. Я оставила «Татуманию» в надежных руках Никс, пока мы с Сетом восстанавливались. Я ненавидела себя за ложь, ведь она была моей лучшей подругой. Но не факт, что она смогла бы справиться с подобной правдой. И даже если бы она все-таки поверила в существование вампиров, я почти представила, как она бегает и обнимает их, думая, что немного любви поможет им исцелиться от этой варварской заразы. Если кто-то и смог бы заобнимать вампира до смерти, так это Властелин Обнимашек — Никсинния Фостер. Но в объятия Никс я бы доверила не абы каких созданий ночи, а исключительно Дюпре. Боже, как же я по ней соскучилась. Она тоже скучала по нам, и ждала нашего возвращения домой. Надеюсь, скоро так и будет. Судя по тому, что я уже долгое время не пыталась напасть на кого-либо и осушить его до смерти, моя трансформация завершилась. Хвала Всевышнему. Я чертовски устала от этих перепадов настроения. Словно переходный возраст, только по-вампирски.
