Решила, что не стоит пока никому о нем рассказывать. Да и о приключении в храме Пятиликого тоже. Я примерно представляла, как на это отреагируют домашние.
Близнецы придут в восторг и сами решат отправиться в храм, чтобы попытать удачу. Их, конечно, не пустят, ведь без сопровождения взрослых дети не допускаются к грозному богу, а значит, непременно поймают и приведут ко мне с очередным требованием угомонить мальчишек, пока те не оказались в темнице.
Наша семья с самого начала была словно бельмо в глазу здешних жителей. Чужие, пришлые, проклятые. Никто даже не думал скрывать злорадства, наблюдая за нашими поначалу неловкими попытками наладить быт и выжить. Как же, великий род де Вальт, с грохотом свалившийся с пьедестала величия.
Грегори в произошедшем увидит знак свыше и снова начнет говорить о прошлом и желании все вернуть. Семнадцать лет – сложный возраст, уже не мальчик, но еще и не мужчина.А бабушка расстроится. Она перестала верить в бога и удачу, считая, что светлые дни для семьи де Вальт закончились восемь лет назад. В тот самый момент, когда отец… совершил ошибку.
Поэтому я собиралась для начала самой во всем разобраться.
Кольцо действительно раньше принадлежало папе. Мне казалось, что родовой перстень изъяли вместе с остальным имуществом. А может, так оно и было. Конфисковали и спрятали, а теперь могут хватиться и начать поиски вора. И тогда законники вряд ли поверят в историю с даром Пятиликого. Все знали, как скуп наш бог, куда чаще благ раздающий наказания.
Выбросить? Нет, такой выход меня не устраивал. Я просто не могла так поступить с кольцом, которое носил папа. С предметом из прошлой жизни, когда мы все были счастливы. Да и Пятиликий не простит такого самоуправства. С его дарами так не поступают.
И я решила подождать.
– Я вернулась! – крикнула с порога, плотно закрывая за собой скрипучую дверь.
– Ты рано, – обеспокоенно произнесла бабушка, шагнув от плиты и вытирая руки о полотенце. – Что‑то случилось?
– Нет, все хорошо. Госпожа Жилье отменила урок, у нее сегодня гости. Но она выплатила месячное жалование.
– Неужели?
– Да.
Переобувшись в домашние тапочки, я подошла ближе и продемонстрировала авоську, где лежал аккуратно завернутый в шелестящую бумагу кусок индейки.
– Отдала долг господину Ульриху и вот купила немного индейки. Из костей можно сварить бульон, а мясо смешать с луком и картошкой и потушить.
– Хорошо. Мальчики уже соскучились по мясу. Если кусок большой курицы можно назвать мясом, – заметила бабушка, осторожно присаживаясь на стул. И тут же скривившись от боли, неловко коснулась колена.
Положив авоську на стол, я села перед ней на корточки и обеспокоенно заглянула в лицо.
– Позволишь?
– Нечего там смотреть, – отмахнулась бабушка, пряча глаза.
– Но я все же посмотрю.
Я осторожно начала поднимать край юбки. Моментально в него вцепившись, ба возмущенно цыкнула:
– Ты что задумала?
– Хочу осмотреть твое колено.
– Вот еще! Я же сказала, смотреть там нечего. Наступила неудачно, вот и все, – проворчала она, неловко пытаясь подняться. – Скоро пройдет.
Подтянув к себе трость, бабушка оперлась на нее и тяжело вздохнула от боли.
– Ба, ты же помнишь, что мне обещала? – прищурилась я, продолжая сидеть на корточках и наблюдать за ее мучениями.
– Я все помню. Не совсем еще из ума выжила. Это просто весна. Ты же знаешь, что в это время года колено всегда болит чаще обычного.
– И опухает.
– Не сильно, – быстро возразила она.
Бабушка ответила чересчур поспешно, и это значило, что сильно и поэтому боль лишь делается острее. Ее все сложнее скрывать.
– А мазь?
– Да мажу я, – отмахнулась бабушка. Громко стуча тростью по полу, она тяжело приблизилась к столу. – Что от нее толку. Только запах такой, что мутить начинает.
– Получается, мазь уже не помогает, – подытожила я, поднимаясь.
– Шеридан, прекрати разговаривать со мной в подобном тоне. Я твоя бабушка, в конце концов! – возмутилась леди Амелия Фэррид.
Грозная, могущественная, с царственной осанкой и гордым профилем, когда‑то она одним взглядом внушала ужас окружающим. Вот только эти времена давно прошли.
– Позволь помочь тебе, – мягко, но настойчиво произнесла я. – Ты же знаешь… я могу.
– Зачем? Чтобы это проклятое клеймо выжгло тебе руку до самой кости? Мне ведь известно, какую боль ты испытываешь каждый день, когда вновь и вновь уродуешь себя, опасаясь мужского интереса. И это обычный морок. Лечение – это другая сила и боль будет совершенно иная. Я не могу позволить тебе так страдать.
– Я справлюсь.
– Нет, – отрезала она, отворачиваясь.
Понаблюдав за бабушкой некоторое время, я тихо предложила:
– Тогда обратись за помощью. Граф Фэррид примет тебя.
Она вздрогнула и резко обернулась.
– Шеридан!
Этот разговор в последние полгода повторялся все чаще.
– Ба, это мы здесь в изгнании. Мы, а не ты. Ты в любой момент можешь уйти. Никто не посмеет тебя остановить. А дядя… граф не откажет в помощи.
– Да, я могу уйти, когда пожелаю. Однако я не желаю. И прекратим этот разговор. Решила избавиться от старушки? Не нужна стала, да?
Она обиженно поджала губы, а в светло‑карих глазах светилась решимость отстаивать свое присутствие до конца. Даже ценой собственной жизни. Тем была закрыта. До следующего раза.
– Ну что за глупости! – Я поцеловала ее в щеку. – Просто беспокоюсь о твоем здоровье.
– Та жизнь для меня закрыта, дорогая. Остин, возможно, примет непутевую мать, но я не стану просить. Вы – моя семья, Шерри, и я вас не брошу.
– Ох, бабушка, теперь я понимаю, в кого мальчишки такие упрямые, – тихо рассмеялась я, обнимая ее.
– Твой покойный дед тоже называл меня упрямой, – неожиданно призналась она. – Ты очень похожа на него.
– А мне казалось, что я больше похожа на отца.
– Не внешне, характером. И дар его к тебе перешел. Жаль развить не позволили.
– Ничего, справимся. А мальчишки где? – поинтересовалась я, подходя к плите.
– Близнецы наверху, а Грегори снова ушел.
– Куда? – обернулась я.
– Мне он не докладывает. Взрослым себя считает.
– Ба?
Я по глазам видела: она что‑то знает, но по какой‑то причине не хочет мне рассказывать.
– Ходят слухи, что его видели у старой Северной башни, – нехотя ответила бабушка.
Я до такой степени сжала зубы, что они заскрипели.
– И давно он там… бродит? – сухо осведомилась я, решительно направляясь к двери.
– Шерри, не знаю. Ты же видишь, какой он скрытный в последнее время. Все время молчит, почти не разговаривает. Дорогая, не ходи туда сейчас. Поздно уже. Дождись, пока вернется, а потом… – взволнованно забормотала бабушка, явно жалея, что проболталась.
– Ничего со мной не случится. А тебе стоило мне сразу все рассказать.
– Мне казалось… что ошиблась, что он одумается.
– Не одумается. И пропадет, – хватаясь за ручку, бросила я. – За близнецами присмотри. А мы скоро.
– Будь осторожна, родная.
Старая Северная башня находилась в конце нашего квартала, в самой древней полуразрушенной его части. Здешние постройки давно обветшали и развалились. Часть камней рассыпались в прах, а часть растащили местные жители на починку своих домов. Крыши обрушились, внутри то тут, то там выросли небольшие деревья, а тропинку заполонил сорняк.
Это место избегали, даже днем стараясь обходить стороной. Знали, что тут давно и прочно обосновались беглые маги, воры и прочие отбросы общества. Твердой рукой ими правил местный бандит, который щедро платил законникам, чтобы те не совались сюда и не мешали ему обстряпывать свои делишки.Бабушка не зря волновалась. Никто в здравом уме не явился бы в это место. Особенно в сумерках. Но я не боялась. Знала, что не тронут. Только не меня. Ольвер Айдж не простит ослушания и нарушения прямого приказа.
Я быстро шагала по тропинке, не отрывая глаз от возвышающейся впереди высокой башни, которая светилась яркими огнями. В вечерней тишине музыка и веселые голоса слышались издалека.
