Несколько раз. А он, — парень показательно встряхнул крыса за хвост, — раз — и опять на палубе! Ну, мы его тогда в бочку посадили, думали — с голоду сдохнет. Три недели не выпускали, а он живет себе. Тогда решили не убивать — чтобы новых тварей не пускал на корабль. Наверное, во время шторма удрал, но вы не бойтесь, леди, я его сейчас опять закрою.
Крыс дернулся всем телом и обратил на меня взгляд розовых бусинок-глаз. На этот раз они показались мне жалобно просящими. А может, просто свет так упал. В любом случае, если буду жалеть тут каждого грызуна, кто знает, как долго мне удастся прожить.
Я кивнула с видимым хладнокровием, хоть зверька самом деле стало жаль. Крыс брыкался изо всех сил, цеплялся лапками за края бадьи, в которую юнга упорно запихивал его, но не издавал при этом ни звука: ни писка, ни рыка, вообще ничего. Боролся в полной тишине и с выражением отчаяния на вытянутой морде.
— Погоди-ка, — наконец, не выдержав зрелища борьбы, я махнула рукой, и паренек удивленно уставился на меня. Сдул длинную рыжую челку со лба и прищурился с ехидцей.
Пару мгновений я молчала в попытках придумать хоть какой-то вразумительный повод не сажать крысюка обратно в бадью, но путного в голову ничего не пришло. Эх, сдается мне, пожалею еще о своей доброте. Хотя грызун с такой вселенской тоской в глазах на меня уставился. Даже усы, которые до того бессистемно подергивались, сейчас замерли будто в предвкушении.
— А есть клетка какая-нибудь? Чтобы его, — я кивнула на крыса, — туда посадить.
— Имеется, — тут же кивнул юнга и направился к спуску в трюм. — Можем и посадить. Только зачем вам?
Интересно… паренек мотивов моих не понимает, но подчиняется. Значит, кое-какое влияние на команду я имею. Или нет? В конце концов, он всего лишь юнга, на корабле он каждому слуга. С другой стороны, раз уж я могу снять с них со всех это рыбье проклятье, которое чешуей и плавниками проступает на теле, они, наверное, стараются создать мне — вернее, Эстер — хоть какое-то подобие привычного комфорта. Она ведь аристократка, как-никак.
— Говоришь, не тонет и не дохнет, — протянула я задумчиво, все еще пытаясь распробовать на вкус особенности местного португальского акцента.
Юнга закинул крыса в клетку. Грызун шлепнулся на спину, перевернулся и попытался удрать, но парень быстро захлопнул дверцу.
— Не вылезешь! — матрос тряхнул квадратной решётчатой конструкцией так, что она загремела, а крыс пискнул и подпрыгнул.
Я кивнула и задумалась. Вот что теперь? Не тащить же это чудище в каюту капитана. Вряд ли он такому соседу обрадуется. А есть ли у меня на этом корабле собственный угол, я не знаю. Может, и нет — сундук с одеждой-то в его каюте стоит.
Заметив моё напряжение, юноша снова проявил чудеса сообразительности.
— Могу в вашу каюту отнести, — предложил он.
— Пойдём, — тут же кивнула я и последовала за ним через палубу к другой лестнице.
Когда паренёк толкнул дверь и пропустил меня вперёд, я поняла, что спать в одной постели с капитаном-амфибией — идея не столь уж и плохая. Моя собственная кровать ютилась в таком маленьком пространстве, что кроме неё и деревянного ведра с крышкой — очевидно, для биологических нужд — в так называемой каюте ничего больше не помещалось.
Юнга с довольным видом протянул мне клетку, я, не осознавая, что делаю, взяла её и пробормотала слова благодарности одними губами. Когда паренёк уже повернулся ко мне спиной, чтобы уйти, я в последний раз окликнула его.
— Как тебя зовут?
— Ги, — обернувшись, ответил он и поспешил скрыться, очевидно, опасаясь, как бы мне в голову не пришла ещё какая-нибудь безумная идея.
Дверь за парнем захлопнулось, и тело отреагировало привычной дрожью, потом и холодом. Я снова оглянулась, сглотнула и до боли в пальцах стиснула в руках клетку.
Ну почему моя клаустрофобия не могла остаться в том мире, вместе с телом?!
Крысюк завозился и чем-то зашуршал, вырывая меня из круговорота страха. Я опустила взгляд и только теперь заметила, что хвост грызуна не просто розовый, а покрыт матовыми мелкими чешуйками, серебряными с розоватым отливом.
— Так ты — часть команды, малыш, — сообразила я.
Крыс повернулся на мой голос и повёл из стороны в сторону несоразмерно длинным носом. Усы забавно дернулись, и я улыбнулась.
— Необычные у вас, леди Эстер, фантазии, — голос Мариоты раздался так неожиданно, что я едва не выронила клетку.
— Что вы имеете в виду? — уточнила я, опуская грызуна на пол.
— Плотоядную крысу вместо птички держать, — пояснила лекарка, кивая на клетку.
Я вздохнула. Мариота стояла, вздернув подбородок, и с плохо скрытой усмешкой наблюдала, как крысюк обнюхивает новое обиталище. Ничего просить у столь высокомерной дамы не хотелось, но всё же я с тяжёлым вздохом смирила гордость.
— Не знаете ли вы какого-нибудь заклинания от боязни тесноты? — спросила я и попыталась изобразить улыбку.
Видимо, вежливость моя выглядела несколько натянуто, потому что Мари недоуменно вскинула бровь.
— Я — посвящённая Белену, мой бог помогает лечить тело, но не душу, — пояснила она с неохотой, так, будто это совершенно очевидно. — Если других просьб ко мне нет, то я, пожалуй, вас оставлю. Передать что-нибудь капитану?
Ага, значит это Стэфан послал её. Тогда понятно. Судя по её отношению ко мне — вернее, к Эстер — по своей инициативе она бы суетиться не стала.
— Ничего, благодарю за заботу, — так же холодно ответила я и, дождавшись, пока Мариота уйдёт, заперла дверь.
Имя бога, которое назвала лекарка, казалось ужасно знакомым. Белен… Белен… Определённо что-то из мифологии моего мира, но никак не могу припомнить, какой народ ему поклонялся. Ладно, может, позже соображу.
А ещё надо бы вытащить из памяти Эстер причину, по которой лекарка так плохо к ней — или всё же ко мне? — относится.
Я легла на жесткую кровать, перевернулась на живот и уставилась на крыса, который вытянулся в клетке во весь рост и смотрел на меня в ответ немигающим взглядом.
— Вот чего она так злится? — спросила я у грызуна.
Он моргнул, очевидно, не собираясь отвечать.
— Хотя черт с ней, пусть дуется, сколько хочет. Сейчас у меня проблемы посерьезней.
Крыс задвигал усами и подался вперёд, высовывая мордочку через прутья клетки. Неужели он понимает интонации или — кто его знает — даже речь?
Я свесила голову с кровати, оперлась руками о пол и подобралась к самой клетке. Заговорщицки
