В лица. Гриня с деревянным крестом, рядом его мама. Дядя Семен с лопатой.
Я бледная, потерянная, держу бабушку за плечи, она словно падает на колени. Плачет…
Что-то снова дрогнуло в душе. За моей спиной стояли родители.
Мать улыбалась...
Отец, подняв руку, смотрел на часы...
Повинуясь собственному гневу, я смяла фото и мысленно прокляла их. В какой раз уже и не счесть.
Музыка с быстрой сменилась на медленную. А я вновь ушла с головой в воспоминания не столь далекого детства.
Бабушка слегла сразу после похорон, на которые и прибыли мои родители. Я уже и не помнила момент, когда они появились. Просто услышала голоса, знакомые, и вышла на широкую веранду. Встречать.
Но они меня даже не заметили.
Прошли мимо. После долго ходили из комнаты в комнату, что-то высматривали, переговаривались, злились. Вот тогда я и заметила странность поведения родных. Вместо того чтобы горевать и плакать, мама затеяла... баню.
Баню...!!!
Ей, видите ли, нужно было ополоснуться с дороги. Я запомнила и то недоумение на лице соседки, когда все сели за стол поминать дедушку, а мама погнала мужчин колоть дрова. Ей хотелось попариться! Словно не родного отца она сегодня земле предала, а просто в гости прикатила. Папа же все расхаживал по дому и деловито заглядывал во все углы, ящики, полки. Приценивался. Или искал что-то.
Не нашел... Оттого и разозлился, а после разогнал соседей по домам. Он вел себя словно хозяин. Барин!
Уже стемнело, а я сидела на кровати рядом с уснувшей бабушкой и прислушивалась.
В груди болело. Будто огнем прожигало. Слезы высохли и осталась злость. Она волной поднималась из глубин души и рвалась наружу. Мне казалось, что руки покрывает легкая темная дымка, но стоило моргнуть, как она исчезала.
Глупости! Это я сейчас понимала — привиделось мне все тогда. Это боль затмевала разум. Но в тот момент я ощущала эту внутреннюю силу. Магию, если можно ее так назвать.
Родители вернулись из бани и прошли по коридору. Отец в трико с голым торсом, мама в шелковом ярком халатике. Мои кулаки сжались. Они смеялись, им было весело.
Но именно этого момента я и ждала. Поднявшись с кровати, старательно обошла скрипящие половицы и, крадучись, проследовала за ними.
Да, я подслушивала. Сама не знала, зачем мне это. Интуитивно, как-то повинуясь голосу, что тихо звучал в голове. Схоронившись в темном чулане около кухни, ловила каждое произнесенное ими слово.
А в голове все нашептывали: «Не жди от них добра»
— Дом нужно срочно продать, а твоих перевести к нам, — строил планы на наш с бабушкой счет отец. — Мы в долгах, а тут хоть какая-то копейка. И узнай у твоих, где сбережения. Старик хорошо получал, у него должны быть деньги и немалые.
— Что значит твоих?! — возмутилась мама. — Катька и твоя дочь тоже! У отца я спрашивала, сказал, ни копейки не даст.
— Не придирайся к словам, Яра. И мало ли что он там говорил. Все, нет старика! Пока старуха не в себе, трясти их нужно. — Отец деловито выглянул в окно и осмотрел наш огород. — Дом крепкий, земля разработана, хозяйственные постройки есть. Опять-таки баня. Продавать нужно! Срочно!
— Да чего его продавать? Что за него возьмешь? Действительно, копейки. Больше возни, — уныло отозвалась мать, помешивая возле плиты супчик, который готовила на ужин.
Я видела их через щель. Нет, какая скорбь? Они приехали поживиться. Ребенком еще была, но тогда все правильно поняла.
Дом и дедушкины накопления — вот цель их приезда.
— Ну, не скажи, Яра, — голос отца звучал слишком уверенно. — Под миллион за эти стены точно дадут. Твой отец хорошо о доме заботился. Любят в этих краях люди себе дачи устраивать. А здесь и лес для охоты, и рыбалка знатная. Так что поднимай мать и вещички пакуйте. А Катюху можно и в школу-интернат сдать. А чего? Пускай там учится. Главное, вытряси бабкины сбережения. И карту отобрать не забудь.
— Олежка, — мать всплеснула руками. — Ну какой интернат? А на выходные? Нянчиться с ней? А маму куда? Кто за ней следить будет? Сам понимаешь, ведьме город, что клетка. Зачем мне эта обуза? Деньги, конечно, заберем. Не нужны они им в этой дыре. А дом... Ну нет, пусть здесь и живут дальше.
— Яра, мне нужны деньги, понимаешь?! И срочно! — Отец зло подскочил со стула, мама отошла от него на шаг и замолчала.
Я же просто дара речи лишилась, услышав, о чем говорят родители. Ведь горе в семье. А они обсуждают такие страшные в моем понимании вещи.
Как дом-то продавать? Ведь мы же здесь с бабушкой живем. Даже не посчитали необходимым спросить мнения нашего. А еще оскорбляют нас! Бабулю «ведьмой» зовут, а меня в интернат сдать собираются.
Не по-людски это!
Подавив дикую ярость, снова взглянула на свои руки. Вокруг них клубилась тьма. Много позже я пыталась найти и этому объяснение. Не нашла и бабуле ничего не сказала. И по сей день молчу. А тогда... В тот момент я была поглощена другим. Предательством родителей.
Настоящим, ничем не прикрытым и не оправданным предательством!
— Яра, хватит дурить! Ты будешь делать то, что скажу я. А что до твоей матери... — отец откровенно рычал. — Ты же лучше меня понимаешь, что не протянет она долго. За тестем следом уйдет. А чего ей жить, когда его уже нет? И что потом? С Катькой возиться? Сейчас лето, можно без проблем ее в школу устроить. Все проще, чем посреди учебного года дергаться. Так что дело решённое: ведьму в один интернат, а Катьку — в другой. Дом на продажу, а сбережения на мой счет. Я для этого сюда и тащился, в дыру эту.
— Не знаю, Олег, — казалось, мать вообще не желает даже думать о нашем с бабушкой будущем. — Мама горе, конечно, сильное пережила, но вот сляжет она окончательно и что мне прикажешь делать? Простыни под ней менять? Откуда у меня время на это? И какой интернат? А узнают? Думаешь, господин Лютый за это по голове погладит? У него ведьмы в почете! А как же мой салон? Что я должна буду всех клиентов растерять? Да и нанимать сиделку... Чужой человек в доме, вдруг украдет чего. Пусть уж здесь потихоньку свой век отживет.
