в свою гостиную вместе заниматься вышивкой, а Матильда лишь тяжело вздохнула, махнув на них рукой — что с них взять. Она отправилась проверять работу слуг, слушать отчеты управляющего и делать другие скучные дела. Когда же она решила подняться по центральной лестнице, которую только что вымыла служанка, наверху мелькнули светлые волосы, вскрик — и ведро с грязной водой льется по чистой лестнице, словно с водопада. Платье Матильды внизу пропитывается грязной водой. Когда она попыталась сделать шаг, то поскользнулась и полетела по ступенькам, подпрыгивая, на заднице вниз. Хорошо, что недалеко, всего три ступеньки, но чертовски больно.
А потом... от истерики, которую закатила Матильда, у нее самой закладывало уши. Она визжала, кричала, топала по-детски ногами, сидя в луже у лестницы, задыхалась от истерики, но не могла остановиться.
Прибежали дочери, попытались ее успокоить:
— Мамочка, тебе нужно лекарство, это доктор прописал, — Флоранс сбегала куда-то и принесла стакан воды, остро пахнущий валерианой. — Доктор сказал, что тебе так нельзя, что может стать плохо или даже умереть...
— А ты только и ждешь моей смерти, мерзавка! — взвилась Матильда, выбивая стакан из рук дочери. — Вы все этого ждете!
— Ваша светлость, срочные новости! — в гостиную вбежал запыхавшийся дворецкий.
— Как вы смеете меня прерывать?! — крик Матильды взвился и сорвался на визге.
— Его светлость убит, — не смутился дворецкий, а вытянулся по струнке и отрапортовал. — Ночью, когда он шел по королевскому мосту, на него напал грабитель, пырнул в живот и скинул в реку. Несколько его друзей и случайных свидетелей видели, как он утонул. Тело еще не найдено. Мои соболезнования, ваша светлость.
Перед глазами у Матильды потемнело, она потеряла способность дышать.
— Мамочка! — послышались полные паники голоса дочерей.
Я вынырнула из мутного сна, словно из-под воды, судорожно дыша.
— Матушка! Матушка! — голоса будто изо сна, заставляли теряться, в какой я реальности. Но я решительно тряхнула головой и села на кровати. В дверь кто-то стучался.
Я с трудом опустила ноги и пол, набросила халат и пошлепала босиком к двери. Двигаться было... нелегко. Не так, как последние годы, конечно, но, когда я была ровесницей этого тела, поддерживала форму шейпингом, йогой и прочим, даже в шестьдесят старалась делать хотя бы минимальную суставную гимнастику. Этому телу лет тридцать шесть, учитывая наличие довольно взрослых дочерей, но никакой физической активностью себя Матильда, кажется, не нагружала. В голове мелькнула мысль о необходимости зарядки, но пока я ее отложила до лучших времен.
Я резко распахнула дверь, и обнаружила за ней встрепанных дочерей:
— Что случилось?
Они затараторили разом, пытаясь перекричать друг друга, но я разобрала только одно слово — «Золушка».
— Стоп! — резко хлопнула в ладоши, останавливая их. — По очереди. Фло, давай сперва ты.
Девочка удивленно моргнула, покосилась на сестру, но все же не возразила на такое сокращение своего имени:
— Там швея пришла!
Я нахмурилась:
— Так рано? Мы вызывали?
— Золушка ее специально в такую рань вызвала, чтобы никто не успел проснуться! — выпалила Патрисия. — Вот, маленькая...
— Триш, помолчи, — нахмурилась я. — Что за швея?
— Золушка заказала себе новое платье! — возмутилась Флоренс.
Я шокированно распахнула глаза:
— А на какие ши-ши, позвольте спросить?
Девочки уставились на меня, как баран на новые ворота. Ну, да, наверное, прежняя Матильда, хоть и была истеричкой, просторечий не употребляла. Дочери переглянулись и выдали в один голос:
— Она хочет, чтобы ты опять заплатила!
От слова «опять» у меня, кажется, дернулся глаз. Ну, нет, я — не Матильда, которая копила обиды, но толком ничего сделать не могла, поэтому и злость ее была такой сильной. Неудивительно, что она в итоге срывалась и могла даже ударить. А я просто не позволю на себе ездить.
— Помогите-ка мне одеться, — велела я девочкам, понимая, что сама не разберусь.
Хоть это была работа служанки, Трис и Фло прекрасно справились и сами. Мне понравилось звать девочек сокращенными именами, это создавало между ними какую-то близость что ли. Фло была более мягкой и рассудительной, соответствуя своему цветочному имени, а вот Трис тараторила трещоткой и была очень эмоциональна. Правда, я заметила у нее тенденцию зацикливаться на негативе, наверное, такой Матильда была в молодости, и важно не допустить, чтобы она пошла по стопам матери.
— Трис, я хочу, чтобы ты начала вести дневник, — сказала, пока она шнуровала мое платье, в то время как Фло пыталась что-то быстро соорудить из волос — в этом мире бывшей замужем даме неприлично было ходить с распущенными.
Девочки опять переглянулись, но как-то грустно.
— Я помню, мама. Я просто... не люблю писать про плохое, — промямлила Трис.
— Нет, другой дневник, — улыбнулась я. — Я хочу, чтобы теперь каждый вечер ты записывала список того, что тебе удалось сделать, своих достижений, а также того, за что ты благодарна: за прекрасный солнечный день за окном, за то что ты здорова, за то что у тебя есть любящая сестра...
— И мама, — девочка так посмотрела на меня через зеркало, что у меня сердце сжалось.
— И мама, — кивнула я, — мама, которая тебя любит. Я хочу, чтобы ты получше запоминала все хорошее, что у тебя есть. Уверена, это сделает тебя счастливее.
Трис бледно улыбнулась, и от этого ее не очень красивое покрытое прыщами лицо не преобразилось до неузнаваемости, конечно, но стало куда милее.
— Какая отличная идея! — обрадовалась Фло и поспешила обнять сперва сестру, а потом и меня быстро поцеловать в щеку: — как ты здорово придумала, мамочка!..
Она осеклась, будто сделала что-то плохое, но я поспешила обнять ее в ответ.
— А теперь идемте скорее вниз.
Золушка со швеей с удобством расположилась в малой розовой гостиной. Я тихонько приоткрыла дверь, чтобы увидеть, что на падчерице уже надето недошитое платье кремового шелка, частично сколотое булавками.
— А вот здесь еще пустить вышивку золотом, чтобы она подходила к моим волосам, — капризно вещала она ведя пальцами по лифу.
— Конечно, миледи, у нас чудесные златошвейки, — кивала незнакомая средних лет женщина, записывая в блокнот.
— Что здесь происходит, — я резко распахнула дверь, так что она ударилась о стену.
— Матушка! — глаза Золушки немедленно наполнились слезами, — вы опять
