растерянно смотреть на Деда Мороза. Настоящего Мороза из древних легенд, всесильного, щелчком пальцев замораживающего неугодных.
От холода я перестала чувствовать пальцы, он будто проникал все глубже, я догадалась, что, когда он скует мое сердце, я окончательно погибну. Жить захотелось неимоверно сильно. Что угодно сделать, лишь бы выжить.
— Что ж, теперь вы узнаете, каково это — в этих сказках жить! — довольно ухмыльнулся Дед Мороз, лишив нас возможности разговаривать. — Вы поймете, как это важно, чтобы в сказке все случилось правильно, как в волшебных книгах тысячи лет назад записано! И помяните мое слово: коли и в этот раз сказки испортите, так глыбами ледяными и останетесь!
Перед глазами резко потемнело, а в голове остался вопрос: а что же записано в тех самых волшебных книгах? Как это — не испортить сказку?
———
Рада приветствовать читателях в своей новой книге! Мы с подругами-авторами собрались и, вдохновившись зимней сказочной атмосферой, решили написать по книге-ретеллингу, рассказать старые сказки на новый лад.
Все книги флешмоба можно прочесть в подборке Сказочный попадос
После ухода поверенного я продолжила обыскивать кабинет своего мужа, потом переключилась на свой будуар. Я надеялась, что по старой традиции супруги Крантерлот вели дневники, и я смогу разобраться в происходящем, но в бумагах я нашла что угодно, включая эскизы платьев и счета за уголь, но только не то, что нужно. Помогла в очередной раз Флоранс, она предположила, что я ищу дневник, и указала мне на запертый ящик тумбочки в спальне. Ключи от всех дверей я, как хозяйка, носила на большой тяжелой связке на поясе, среди них нашелся и нужный.
В ящике нашлись несколько толстых тетрадей, я взяла ту, что сверху и наугад открыла ее на середине.
«В кого же они уродились такими уродинами? Наверняка в род старика-барона. Почему мои дочери не похожи на Зоуи, я ведь в юности была так хороша? Как мне выдавать их замуж? Их отец скряга не оставил им такого приданого, чтобы кто-то приличный прельстился их прыщавыми рожами, а брат отказывается хоть как-то помочь. Он лишь иногда высылает немного денег, но на них и жить-то тяжело, не то что выдать замуж этих дур.
А как они двигаются? Как сидят? Как говорят? Не зря маркиз вечно был ими недоволен, ни ступить, ни молвить по-столичному не умеют, неуклюжие каракатицы. От этого сравнения я ненавижу Зоуи еще сильнее.
Маркиз сказал, что их нет смысла обучать манерам и танцам, все равно базу надо было давать еще до семи лет, теперь уже поздно, он не хочет платить за учителей, раз их работа не принесет результата. Я и сама вижу, что все бессмысленно. Сама, придя на урок, я сразу заслужила похвалы учителя, а девчонок он только ругал да вздыхал.»
Я удивленно захлопнула дневник, покосилась на обложку. Это точно мать про своих детей пишет? Нет, точно она, маркиза Крантерлот. Вздохнув, опять углубилась в чтение.
Страницы были пронизаны ненавистью: к мужу, которого Матильда неизменно звала «маркиз», к дочерям за их неуклюжесть и непритязательную внешность, к падчерице за то, что хороша, к новым столичным знакомым, к провинциальным друзьям, «старику-барону» — бывшему мужу, его старшему сыну, ее пасынку, даже к себе.
«Как я могу быть такой дурой? Как я могла спросить у баронессы Висторкс, как поживает ее матушка, если она умерла полгода назад! Мне же об этом рассказывали, как я могла забыть? Понятно в кого Флоранс и Патрисия такие идиотки. А, когда я танцевала с маркизом, умудрилась оступиться! Как я только могла его так опозорить?!»
Самобичеваниям были посвящены целые страницы дневника, Матильда с удовольствием обсасывала все свои мелкие огрехи, раздувая из них вселенские трагедии. Если в моем мире сейчас в моде были дневники благодарности, то у Матильды был дневник ненависти и вины, она начинала с раннего утра, перечисляя, как ненавидит погоду, слуг, завтрак, супруга, потом подробнейшим образом учитывала грехи дочерей, но уже с налетом депрессивного безразличия: «Какой смысл их ругать? Они уродились такими, выдать замуж хоть за кого и вздохнуть спокойно». Если же девочки пытались как-то проявить себя, это встречало негативную реакцию и опять десятки листов в дневнике, полных ненависти.
«Патрисия решила научиться играть на рояле, как Зоуи. Падчерице я велела не делать этого при мне, ссылаясь на то, что у меня от громких звуков болит голова. На самом деле я завидую: как хороша она за инструментом, как изящно сидит ее голова, горделива осанка, прекрасны тонкие пальчики. Она играет, только когда в доме гости, потому что я не могу запретить, но всякий раз собирает все внимание на себя. Дочери на такое не способны, только опозориться.
Патрисия решила попытаться тоже. Это ужасно. Я скрываюсь в дальних комнатах, но все равно представляю кошмарные звуки, которые моя дочь извлекает из рояля. Разве не очевидно, что это просто позорище? Тут нужен врожденный талант, которого, Патрисия, очевидно, лишена. Да и усидчивости ей не хватает. Ну, понятно же, что она скоро бросит, зачем же она мучает инструмент?»
Я качала головой, читая эти строки. Как можно такой быть? Матильда полагала, что Зоуи все ее способности и таланты к музыке, этикету, пению и танцам были даны от природы и лишь немного доработаны учителями. От своих дочерей она ждала моментального успеха и не была способна понять, что требовалось постепенное планомерное развитие.
А некоторые листы дневника были просто кошмарными: на них было что-то написано, в основном что-то про смерть, убийства и их методы: «задушила бы», «отравить бы» и так далее, а сверху все перечеркнуто, что не разобрать, иногда листы разорваны или даже частично обожжены. Кажется, таким образом Матильда выплескивала свои приступы агрессии.
Не знаю, потому ли, что я начиталась этих дневников на ночь, но в этот день мне приснился очень яркий сон. Будто бы я была Матильдой Крантерлот и провела в ее теле весь день. Это было... скучно. Утром она проснулась, долго делала различные банные процедуры: мылась, наносила кремы, служанка даже делала ей массаж, потом помогла одеться, причесала, чтобы леди спустилась к завтраку. За столом оказалось, что маркиз ее супруг так и не вернулся ночью, хотя обычно являлся к завтраку. Флоранс и Патрисия тихонько перешептывались за столом, будто у них была какая-то своя скрытая от матери жизнь, Зоуи была мрачна и, судя по виду, задумала что-то недоброе.
После завтрака дочери убежали
