Хотя все эти аргументы казались такими слабыми по сравнению с торнадо убеждений, которые она возбуждала во мне с момента своего появления.
Я был в полной заднице.
Мне нужно было вернуть контроль над головой и телом.
— Всё это неважно, через несколько часов вас уже тут не будет.
Я уставился на её раны, уделяя особое внимание всему, что делал. Это предупреждение было правдой, но оно исходило больше в моих интересах, чем в её, если быть честным с самим собой.
— Вы собираетесь убить нас?
— Что? — я зарычал на неё.
Как она пришла к такому выводу?
— Мы не собираемся убивать вас. Мы собираемся отправить вас восвояси. Мы не хотим, чтобы вы были здесь. Я уже говорил вам, что мы не доверяем чужакам.
Теперь она выглядела оскорблённой. Сбивающая с толку женщина.
— Но я же женщина, — сказала она.
Как будто мне нужно было напоминать об этом.
— Ну, да.
— И ты не собираешься меня насиловать?
И она по-настоящему казалась разочарованной.
— Что? — я чуть не подавился её вопросом. — Ты хочешь, чтобы я тебя изнасиловал?
— Очевидно, нет, просто… — она замолчала, и я произнёс безмолвную молитву благодарности.
Какого хрена? А потом она спросила:
— Так как же вы познакомились, парни?
Я уже был раздражён тем, что она ожидала, что я изнасилую её, и удивлён, что она не поняла того факта, что мы братья. Я хочу сказать, мы ведь все выглядели одинаково. Чтобы быть придурком, я ответил:
— Интернет-знакомства.
К моему ужасу, она кивнула головой, как будто все поняла.
— Ах, как раньше? — спросила она. — Тогда в этом есть смысл. На самом деле, это так мило, что вы всё ещё есть друг у друга, несмотря на это безумие.
— Я пошутил.
Чёрт возьми, Кингу и Харрисону было тринадцать и пятнадцать, когда всё это началось. Что было не так с её мировоззрением? Не то чтобы мужчины не могли быть геями в средней школе, но, надеюсь, они не начали искать интернет-знакомства до того, как достигли половой зрелости.
— Я не осуждаю тебя, — искренне ответила она. — По-моему, это здорово. Серьёзно!
Как будто она должна была убедить меня в этом.
— Мы не геи, — огрызнулся я, защищаясь. — Мы братья.
Она удивлённо фыркнула и рассмеялась, а затем продолжила, пока ей не пришлось опустить голову, и слёзы навернулись ей на глаза, сделав их блестящими и яркими.
— Не вздумай податься в комики, — выдохнула она между приступами смеха. — Да и вообще никогда больше не пытайся шутить.
Я просто посмотрел на неё. Я не знал, что сказать или как вернуть этот разговор на территорию, где она не предполагала, что я гей, и я заставил её нервничать. Я жил в зомби-апокалипсисе в течение двух лет, и это был, безусловно, самый ужасный момент до сих пор.
Ну, может быть, и нет. Но он определённо вошёл в десятку.
Я закончил перевязку её левой руки, а затем мы взялись за её рубашку.
— Под ней у меня майка, я могу просто снять её, — она указала на свою рубашку с длинными рукавами, и я забыл, как глотать. — А у тебя есть нож? Ты мог бы просто отрезать её.
Некоторая мозговая активность вернулась в мою голову, но единственное, что вышло из моего рта, это раздражённый вопрос.
— Ты доверяешь незнакомцу с ножом?
Потому что меня раздражало, что она действительно доверяла мне. Что, если бы я хотел изнасиловать её? Или причинить ей боль? Я ненавидел то, что она добровольно подвергла себя такой опасности. Ей нужен был кто-то, кто защитил бы её, ей нужен был кто-то, кто сражался бы в этих невидимых битвах за неё.
— У тебя было достаточно возможностей сделать со мной всё, что хотел, — со знанием дела рассудила она. — Я доверяю незнакомцу, который знает, как лечить открытые раны.
Она была права, поэтому я взялся за работу. Я вытащил из кармана нож и принялся разрезать её рубашку. Я был осторожен, чтобы не приближаться слишком близко к её коже или к обтягивающей майке под ней.
Моя кровь, казалось, становилась всё горячее и горячее с каждым разрезом ножа и сантиметром обнажённой кожи. Весь этот опыт начинал казаться странно эротичным, и я совершенно точно не знал, как с этим справиться.
Должно быть, двадцати трёх лет и девушки в майке было более чем достаточно, чтобы заставить меня смутиться. Я поёрзал на барном стуле и постарался сосредоточиться на клиническом, медицинском аспекте своей задачи.
Но, боже мой, её кожа идеальная, молочная и немного бледная. Её руки были чётко очерчены, ключицы так элегантно выгнуты на груди. Её шея вытянулась в длинную, тонкую линию. Её майка плотно облегала её совершенное тело, а глубокий вырез подчёркивал выпуклость идеальной груди.
И прошло очень, очень много времени с тех пор, как я видел такую красивую девушку раздетой.
Всё моё тело горело огнём от её близости. И дело было не только в том, что мои мужские инстинкты пробудились к жизни. Это была она — всё в ней взывало к какой-то похороненной, скрытой части меня.
Ещё час назад я не осознавал, в какое неживое состояние я впал. Конечно, я ежедневно сражался и убивал настоящих зомби, но где-то по пути я сам стал одним из них.
Риган пробудила эту разлагающуюся часть меня и вернула меня к жизни. Я был трупом, гниющим в склепе, и она вдохнула в меня жизнь, воскресила меня из мёртвых, напомнила мне, что я был не просто человеком, пытающимся защитить свою семью, но я был человеком, пытающимся жить в мире, который жаждал моей смерти.
Каким-то образом сумев всё это обдумать и справиться с задачей по очистке её многочисленных ран, я потянулся за чистым полотенцем и вылил на него немного воды из бутылки. Я прижал влажную ткань к её предплечью, намереваясь стереть засохшую кровь, как вдруг она вздрогнула. Я поднял глаза и поймал её пристальный взгляд, такой же глубокий и напряжённый, как всё, частью чего я когда-либо был, и ждал. Она кивнула в знак согласия, и я позволил своим зудящим пальцам приступить к работе.
Я относился к ней с величайшим уважением, заставляя своё всё более голодное тело подчиняться. Она была драгоценной, хрупкой… женственной. И я хотел относиться к ней так же. Моя миссия в жизни состояла в том, чтобы защищать, и я бы пообещал ей это. Даже если бы мне пришлось защищать её от самого себя.
Как только я закончил, я оглядел её и позволил своему взгляду упасть на её джинсы. Самоконтроль. Я был мастером самоконтроля.
— Хм, может быть, их тоже стоит срезать?
Я предложил это, потому что не видел другого способа добраться до её всё ещё кровоточащих коленей.
— Да, хорошо, — согласилась она. — Они всё равно просились в мусорную корзину.
— У тебя есть другая одежда? — спросил я из искреннего беспокойства.
Я не хотел разрезать её единственную одежду. Хотя был уверен, что мы могли бы найти ей что-нибудь здесь, если бы она была в отчаянном положении.
— Ну, конечно же, — она дьявольски ухмыльнулась мне. — После нашего похода по магазинам.
Я слишком нервничал из-за того, что мне придётся отрезать джинсы, чтобы ответить на её ехидный комментарий, хотя я искренне счёл её забавной. Мне понравилось её чувство юмора.
— Хорошо, я сделаю надрез вокруг твоего бедра, а потом займусь твоими коленями. С ними так же плохо, как с ладонями?
Она покачала головой.
— В принципе, нет. Думаю, джинсы в какой-то степени защитили их.
Я поиграл с ножом в руке в течение минуты, прежде чем набрался смелости, чтобы напасть на её джинсы. Я работал методично и эффективно, но не мог игнорировать ощущение её тёплого бедра под кончиками пальцев. Наконец, после мучительных мгновений большая часть её джинсов исчезла, и её раненые колени были готовы к моей помощи.
Я поднял глаза и взглянул ей в лицо, чтобы решить, может ли она сказать, что она со мной делает, но вместо страха и ярости она покраснела, уставившись на свои ноги в нескрываемом ужасе. Я тоже посмотрел вниз и сдержал улыбку, увидев восхитительную длину волос, растущих от лодыжки до того места, где её бёдра исчезали в той части джинсов, которую она не сняла.
