— Именно это я и делаю, красавчик, — упрекает Крейн. — Наверное, я недостаточно стараюсь.
И при этом он проталкивается до конца и мычит. Издает гортанный, животный звук. Он такой большой, горячий и скользкий, что я не могу дышать, не могу думать, не могу ничего делать, кроме как кричать, подчиняясь смеси боли и удовольствия, когда он заполняет меня.
— Боже, как же с тобой хорошо, — его слова звучат как стон и шепот, и мне очень приятно доставлять ему удовольствие. — Так чертовски хорошо. Вот чего мне не хватало.
Я тоже скучал по этому, и дико хочу большего. Я хотел бы раздвинуть ноги пошире, но не могу. Хотел бы дотронуться до своего члена, но не могу. Хотел бы кончить от одного толчка, но…
Он выходит, а я вижу звезды перед глазами, но не ощущаю тяжесть его одетого тела позади себя.
— Как только я начну понимать, что ты вот-вот кончишь, то высуну, — бормочет он мне в ухо. — Все это не для тебя, Бром. Ты ни черта не заслуживаешь.
Я рычу от злости, вижу перед глазами тьму.
— Позови своего всадника, — хрипит он, прикусывая мое раненое плечо. — Позволь ему выйти, пока я буду внутри тебя. Я бы преподал ему пару уроков.
Я испытываю искушение. Мои бедра в синяках от того, что он вдавливает меня в стол, член так болезненно напряжен, подергивается, пульсирует от чистого желания. Если бы я позвал всадника, возможно, он избавил бы меня от этой боли. Возможно, в конечном итоге он убьет Крейна, но, по крайней мере, я не сойду с ума от его жестоких толчков, не дающих мне покоя.
Но прежде чем я успеваю подумать о дьяволе, я слышу позади себя звук, доносящийся с другого конца комнаты, и легкий хриплый вдох.
Кэт.
Глава 3
Кэт
В комнате слишком холодно, слишком пусто, слишком темно. Одинокая свеча мерцает, и хотя я продолжаю поджигать кончики пальцев, чтобы дать больше света, этого недостаточно, и использование силы истощает, отчего я чувствую себя еще более измученной. В этой комнате царит какое-то тревожное чувство, какая-то чуждая энергия. Крейн рассказывал мне о призраках своей бывшей жены и учителя, и теперь у меня такое чувство, что я не одинока, как будто какие-то твари наблюдают за мной сквозь невидимую стену, ожидая подходящего момента, чтобы выползти наружу.
Затем из соседней комнаты, комнаты Крейна, где он держит Брома, доносятся звуки. Он сказал мне поспать, что он позаботится о Броме, но из-за трясущихся полов и стен, криков и глухих ударов это невозможно.
Я хочу знать, что происходит.
Бром отбивается от всадника?
Может, всадник победил и напал на Крейна?
Или Крейн наказывает Брома?
Я знаю, что Крейн только что спас Брому жизнь своей магией исцеления, но он же и застрелил его, и ярость, которую он испытывал по отношению к Брому, была столь же ощутима, как и сладкая тоска, которую я видела между ними.
Хотя, сладкая тоска — это мягко сказано.
Зрелище того, как двое моих возлюбленных целуются и ласкают друг друга, что-то во мне изменило. Внутри все разгоралось, разжигая пламя, мои чувства превратились в смесь ревности, любопытства и запретного желания. Я даже не знаю, что делать с этими чувствами. Оба мужчины кажутся такими дикими по сравнению со мной, а я чувствую себя такой ужасно наивной и юной.
И все же я возбудилась. Завелась. Я желала их не только по отдельности, но и обоих сразу.
Но когда отбросила возбуждение, то осталась с правдой. Правдой, болью, синяками на шее и кровью на голове.
Потому что Бром причинил мне боль. Он выследил меня, чтобы убить. И хотя это был не он, когда сказал, что уничтожит меня, я все еще вижу его лицо, склонившееся надо мной, помню его темные глаза. Теперь я боюсь его, хотя не должна, и готова сделать все, чтобы это забылось.
Я правда думала, что он убьет меня. Изнасилует и зарежет, и я не знаю, когда смогу избавиться от этого чувства. Надеюсь, скоро. Потому что я не хочу потерять его как друга, не хочу, чтобы он перестал быть для меня родным Бромом.
И все же я уже ощущаю панику, когда думаю о его прикосновениях. Это пугает меня, печалит и заставляет радоваться, что у меня есть Крейн, который защищает, даже если от моего лучшего друга.
Во многом еще предстоит разобраться. Начнем с причины, по которой он покинул Сонную Лощину. Пастор Росс? Почему Брома заставили бежать, но пастор оставался еще как минимум год? Почему пастор не был наказан за свои действия, ведь он был взрослее, а восемнадцатилетний Бром вынужден был уйти?
И почему он не сказал мне? Вот что ранит больше всего. Он не доверял мне. Я бы поняла. Я бы не осудила его. А он переспал со мной, лишил девственности, затем оставил, а я следующие четыре года задавалась вопросом, что сделала не так?
Он тебе сказал?
Я задыхаюсь и поворачиваюсь на кровати, уставившись в пустоту позади себя, откуда, клянусь, слышала женский голос. Мое сердце бешено колотится в груди, и я сжимаю ее пальцами, с трудом сглатывая. Наверное, показалось.
Икабод рассказал тебе, что он сделал?
Теперь голос, который, видимо, принадлежит бывшей жене Крейна, раздается прямо передо мной. Я резко оборачиваюсь, холодный ветер треплет мои волосы, свеча почти гаснет.
Я не собираюсь оставаться здесь одна. Возможно, она жутко ревнивая.
Вскакиваю на ноги и спешу к двери, чувствуя за спиной присутствие холодной тьмы, как надвигающийся шторм, и выхожу в коридор. Здесь кромешная тьма, и я подсвечиваю себе пальцем путь, чтобы найти дверь Крейна.
Открываю ее и вхожу в комнату.
И у меня отвисает челюсть.
Крейн стоит позади Брома, который склонился над столом, брюки спущены до щиколоток, галстук зажат во рту. Пиджак Крейна прикрывает его зад, но брюки висят на бедрах, пока он врезается бедрами в Брома, и я сразу понимаю, что он с ним делает.
Бром поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, и в его глазах вспыхивает боль, но я не уверена, физическая она боль или эмоциональная. Затем Крейн берет Брома за волосы и опускает его голову на стол.
— Лежи смирно, — рычит он на него, и от этого приказа я сама теряю самообладание. Видеть, как Крейн терзает такого большого мускулистого мужчину, как Бром, умопомрачительно, как будто каждая невинная частичка меня теперь полностью испорчена.
На мгновение комната наполняется только животным ворчанием Крейна, скрипом стола, судорожными вздохами Брома, ритмичными шлепками кожи о кожу, и я почти готова выйти из комнаты, не потревожив их.
Но затем Крейн останавливается, крепко сжимая руками бедра Брома, и склоняет голову набок, искоса поглядывая на меня. Прядь черных волос прилипла к его влажному от пота лбу.
— Тебе не обязательно уходить, Кэт, — говорит Крейн низким и гортанным голосом, в котором нет той мягкости, к которой я привыкла. — Если не хочешь. Но если хочешь остаться, я попрошу тебя закрыть дверь.
Я закрываю за собой дверь, принимая решение остаться.
Смотреть.
Наблюдать.
Медленно подхожу к ним, и Крейн выходит только для того, чтобы снова войти в Брома, и у меня кружится голова от этого зрелища и непристойного скользкого звука. Я смотрю на Брома, и тот поднимает голову от стола, чтобы посмотреть на меня, его лицо покраснело. Он хмурится. Издает сдавленный крик, когда Крейн опускает его голову обратно.
И тут я понимаю, что на лице Брома не физическая боль. Он наслаждается. Со своего места я вижу его твердый и длинный член под столом. Нет, страдальческое выражение вызвано эмоциональной болью. Из-за унижения. Потому что именно это и делает Крейн, не так ли? Трахается с ним, держа связанного на поводке.
— Тебя это заводит, сладкая ведьмочка? — говорит Крейн хриплым голосом, и мои глаза прикованы к тому месту, где его собственный член толкается в Брома, блестящий от масла, и, боже мой, мне срочно нужно окунуться в холодную ванну.
— Просто любопытно, — удается произнести, но голос выдает меня хрипотцой.
— Обожаю любопытных, — говорит он сквозь стон.
Крейн снова замолкает, хватает Брома за волосы и запрокидывает его голову назад. Только тогда я замечаю кровь под носом у Брома и порез на голове сбоку. У меня сводит живот от осознания того, что Крейн причинил ему боль, хотя я знаю, что он этого заслуживает.
