из уголка рта Баэла стекала струйка крови, но он её не вытирал.
Чёрт возьми, всё идет плохо. Ей надо вмешаться.
— А твой сын упоминал, что убил короля фейри? — поинтересовалась Урсула.
Взгляд бога впился в неё, уголок его рта дёрнулся.
— Фейри — бесполезные, безбожные существа.
Урсуле показалось, что после его слов Урсула увидела проблеск ярости на лице Абракса.
Никсобас повернулся к Баэлу, его голос сделался стальным.
— Ты знаешь наказание за потерю крыльев?
— Да, — его глаза снова метнулись к Урсуле, но она не могла прочесть его посыл. Он рухнул на колени. Кровь зашумела в ушах Урсулы, когда Никсобас схватился за меч.
Казнь. Вот то неназванное наказание. Баэла отправят в инферно. «Мне надо что-то предпринять».
Но что ей делать, чёрт возьми? Никсобас — бог. У неё не было шансов против него.
Никсобас поднял меч. Через считанные секунды голова Баэла покатится к её ногам, а его душа…
— Стойте! — заорала Урсула. — Если он будет убит, его душа отправится к Эмеразель.
Глаза Никсобаса метнулись к ней. Чистая злоба впивалась в неё, но он остановил меч.
— Что?
— Я забрала его душу для огненной богини. Пока он спал, я заставила его подписать пакт.
— Это правда? — голос Никсобаса был чистым гневом.
— Я почувствовал изменения в своей душе. Она была запятнана, — сказал Баэл, и терзаемые интонации в его голосе говорили, что он выбрал бы смерть вместо этого признания.
Никсобас швырнул меч на пол и испустил первобытный рёв.
Глава 44
Вся комната словно вибрировала, и Урсула надеялась, что от рёва не упадёт всё дерево. Тени взметнулись, и перед ней появился Никсобас с чёрными бездонными глазами. Ледяная тьма омыла её, и затем она снова оказалась на краю бездны, глядя в её глубины. Несколько проблесков воспоминаний шёпотом пронеслись перед её глазами — поля диких цветов в лунном свете, кто-то, обучающий её сражаться — женщина, чьи волосы похожи на огонь. Но потом образы исчезли, рассеявшись как дым на ветру.
Урсула снова смотрела во тьму, и её грудь сковывал лёд.
Ничто.
Вот как выглядела смерть: холодная и одинокая. Все умирали в одиночестве, оставшись лишь со своими мыслями и воспоминаниями, лишившись всего, кроме личности. Но у Урсулы не было личности, почти не осталось воспоминаний, и не было ничего, кроме бездны.
Её пальцы зудели от желания дотронуться до гладкого круглого камешка, но тот был потерян. У неё не осталось ничего, кроме гложущей пустоты, затягивающей её всё глубже. Сокрушающее душу горе давило на грудь, такое холодное и грубое, что она едва могла дышать.
— Немедленно освободи его душу, — прозвенел в бездне голос Никсобаса.
Опустошение было таким резким и подавляющим, что Урсула едва могла говорить, но наконец выдавила слово «Нет», дрожа всем телом.
— Тогда я тебя убью.
Никсобас ужасал, но ей нечего было терять. Когда она посмотрела на него, её взгляд сфокусировался. Она сосредоточилась на своих ногах, крепко стоявших на полу.
— Тогда убивай. Я всё равно умру. Абракс украл душу, которую я должна была забрать. Когда Эмеразель узнает, она отправит меня прямиком в инферно, — Урсула чувствовала огонь, начинавший гореть в ней. — Так что ты можешь убить меня сейчас или подождать, пока Эмеразель сделает это за тебя, но я не отдам тебе душу Баэла, — не говоря уж о том, что она вообще не умела возвращать души.
Глаза Никсобаса помрачнели. Прежде чем Урсула успела остановить его, он стиснул её руку железной хваткой. Она чувствовала, как его сила курсирует по ней, холодная и смертоносная.
Бог запустил руку в карман её куртки и выхватил фляжку. Оттолкнув Урсулу, он принялся выливать содержимое на пол. Мгновение спустя Урсула узнала сигил Эмеразель. Он стал напевать какое-то заклинание огня, и когда затрепетало пламя, он призвал Эмеразель.
На последних словах богиня появилась в огненной вспышке. В комнате тут же стало невыносимо жарко, будто Урсулу затолкнули в печку. Абракс и Баэл напротив неё корчились в агонии.
На сей раз Урсула знала, что не надо смотреть в глаза богини.
— Ты призвал меня, Никсобас? — прошипела богиня.
— Твоя шавка обманом заставила одного из моих демонов против его воли подписать пакт с ней.
Урсула чувствовала, как горит её тело; должно быть, обжигающий взгляд Эмеразель переключился на неё.
— Ну да, я обманула его, — крикнула Урсула. — С каких это пор демоны играют честно?
— Покажи мне бумагу, — потребовала Эмеразель, и её голос кипел от злости.
Дрожа, Урсула сунула руки в карманы, но те оказались пустыми.
— Не могу найти. Наверное, пакт остался в Плазе, — пролепетала она как тупая студентка, забывшая домашнюю работу.
— Я видел контракт, — вмешался Баэл, и его глаза пылали яростью. — Я почувствовал это. Огненная шлюха владеет моей душой.
Губы Никсобаса обнажили его зубы в оскале. Казалось, что он может снова взреветь.
— Ну, тогда решено, — сказала Эмеразель. — Нет правил о том, как должен быть подписан пакт. Его душа займёт почётное место в моём инферно. Он — выдающаяся мужская особь, и я не сомневаюсь, что найду применение его телу.
— Возможно, мы можем заключить сделку, — ледяным тоном произнёс Никсобас.
Урсула подняла взгляд ровно настолько, чтобы заметить пепельную улыбку Эмеразель.
— О, я так не думаю. Я вижу, что у Баэла сильная душа.
Холодный взгляд Никсобаса скользнул к его сыну.
— Принеси Палача.
Абракс без единого слова скрылся в коридоре. Через несколько секунд он вернулся, таща по полу тело Кестера.
— Что вы сделали с Кестером? — потребовала Эмеразель. В комнате сделалось жарче, как внутри вулкана.
«Пожалуйста, пусть это прекратится».
— Я забрал его душу, — сказал Абракс. — Он был не очень осторожен.
Жар исходил от Эмеразель волнами. Похоже, это повлияло даже на Никсобаса, который стёр капли пота со лба.
— Ладно. Душа в обман на душу, — наконец, ответила Эмеразель.
Абракс опустил Кестера на пол. На мгновение инкуб глянул на Урсулу, и его лицо выражало чистую ненависть, но потом встал на колени. Его спина выгнулась в неестественном рывке, изо рта хлынул золотистый свет, полившийся в рот Кестера. Когда остатки души Кестера слетели с губ Абракса, инкуб остановил взгляд на Урсуле. Его глаза были абсолютно чёрными, выражение лица — почти хищным. Не оставалось ни капли сомнения в том, что он отчаянно хочет её убить.
Даже со своего места Урсула видела, что к лицу Кестера возвращается нормальный цвет. Его веки дёрнулись, и он тихо застонал.
Урсула прочистила горло.
— Что насчёт душ Зи и Хьюго?
Абракс в неверии уставился на неё.
— Они добыты справедливо.
— Хьюго согласился отдать мне свою душу, —
