– Госпожа, у главы бессмертных для вас есть новости.
Мое лицо просияло. Два месяца я ждала этих новостей, терпеливо оказывая почести Алимшах-ханум, которая при каждом удобном случае язвила и задевала меня, намекая на мое положение рабыни. Я сдерживала себя только потому, что практически ежедневно видела, как она внезапно срывается с места и убегает к себе в покои, чтобы прокашляться. В Краснодаре ее за сутки бы вывели на чистую воду, но местная лекарша все ждала появления какого-то неопровержимого симптома, который укажет на чахотку.
Больше всего на свете я боялась, что она заразит своей болячкой кого-то во дворце. Мои познания в медицине не отличаются особой глубиной, но что такое туберкулез я знаю прекрасно.
Я скомкано извинилась перед Эфсуншах и, сославшись на внезапную головную боль, покинула торжество.
Мне не терпелось услышать этот вердикт, чтобы начать действовать.
В кабинете кападжи, слишком тускло освещенном из-за нескольких потухших свечей, царили полумрак и прохлада. Вечерний ветер залетал в комнату сквозь распахнутое окошко слева от двери. Мой слух уловил приятные трели сверчков и цикад, которые проснулись в остывшем от дневной жары саду.
Я не сразу заметила, что Первиз-бей не один. В углу на кресле скромно притаилась Зухра, та самая лекарша, которую я подрядила следить за принцессой. На лице Леркиного жениха играла торжествующая улыбка.
– Госпожа, – он улыбнулся и вышел из-за стола, – вы оказались правы!
– Говори, Первиз-бей, я хочу услышать дивную музыку приговора обманщице ханум.
– Зухра-хатун вам лучше все объяснит, я могу напутать.
Я обернулась к женщине и вопросительно уставилась на нее.
– Хатун, если ты принесла нам наконец добрые вести, я озолочу тебя.
– Госпожа, – заговорила она, – я два месяца наблюдала за состоянием Алимшах-ханум. Поначалу мне показалось, что у нее обычная простуда, и я тайком подсыпала ей в еду и напитки лечебные порошки из трав, но улучшения не наступало. Тогда я решила, что болезнь госпожи гораздо серьезнее, но мне нужны были доказательства. Нельзя обвинять в таком заболевании, не имея доказательств.
– И что? Что ты добыла? – я теряла терпение и начала дергать под юбкой ногой.
– Вот, – женщина достала из внутреннего кармана кафтана сверток ткани. – Первиз-бей, поднесите сюда свечу, чтобы госпожа увидела все сама.
Мужчина взял со стола подсвечник и подошел к нам. Зухра опустила сверток на пол и аккуратно развернула его.
– Госпожа, не трогайте этот платок руками, он очень заразен.
Я наклонилась пониже, чтобы рассмотреть, что же было в свертке, и с отвращением отпрянула от него. К горлу подкатила тошнота. Я достала из бархатного мешочка, привязанного к запястью, шелковый платок, пропитанный мятным и лимонным соком, и поднесла его к носу.
В центре свертка лежала белая окровавленная косынка с вышитыми буквами АШ. Несколько сгустков крови и слизи засохли, выступая на поверхности, словно рельеф горного хребта, а пятно крови напоминало по форме карту Италии.
– Это чахотка, госпожа, – вынесла наконец свой диагноз лекарша, – ханум проживет не больше двух месяцев.
Я не могла сдержать улыбки. Мир, конечно, будет скорбеть, потеряв девушку такой красоты, но ничего не поделаешь.
– Как нам теперь быть, Первиз-бей? – спросила я, отвернувшись от омерзительного зрелища. – Что ты посоветуешь? Следует ли нам рассказать об этом происшествии повелителю?
– Я думаю, госпожа, нам нужно обо всем доложить валиде. Эта помолвка – ее инициатива, пусть теперь сама и расхлебывает.
– Валиде? – я удивленно посмотрела на него. – Разве она еще не окончательно умом тронулась? И можно ли ей доверять после всего того, что она натворила? Я все еще помню того паука, и Фатьму, и Элену.
– Если мы отошлем девушку обратно – будет дипломатический скандал. Формально – она уже принадлежит династии Сефевидов, а значит, мы за нее в ответе. Валиде не враг своему сыну. Она обязательно придумает, как выйти из этого деликатного положения, не придавая дело огласке, и не теряя чести семьи. Разумнее всего будет под ложным предлогом отправить принцессу до свадьбы в одну из загородных резиденций. Там она, скорее всего, и умрет через месяц-другой. Но выступить с таким предложением должна именно валиде. Она найдет нужные для повелителя слова и сможет уладить это дело.
Я пожала плечами. Доля здравого смысла в его словах была. Возможно, нам действительно пора раскурить со свекровью трубку мира.
– Что ж, если ты считаешь это разумным – так и поступим. Но тогда я прошу тебя не упоминать моего имени в этом деле. Скажи, что ты сам заметил недомогание принцессы и нарочно подослал лекаршу, чтобы убедиться, что повелителю ничего не угрожает.
– Именно так я и планировал поступить, госпожа.
Я посмотрела на Зухру, которая, как часовой, стояла возле заветного свертка и не шевелилась.
– Подойди, хатун, – я просунула пальцы все в тот же мешочек на запястье, и достала оттуда три золотые монеты, – возьми. Это тебе за верную службу.
Девушка присела в реверансе и поспешила спрятать монеты в карман своего кафтана.
– И смотри – никому ни слова о том, что ты здесь слышала.
– Вы можете мне доверять, госпожа.
Я жестом отпустила девушку и, оставшись наедине с кападжи, присела на кресло.
– Как мне тебя отблагодарить, Первиз-бей? Ты столько делаешь для меня.
– Зулейка называет вас сестрой. Я не могу иначе.
– Что ж, если тебе будет что-то нужно – ты всегда можешь обратиться ко мне.
– Спасибо, госпожа, я очень ценю вашу дружбу.
Я поднялась, чтобы уйти, но он остановил меня.
– Постойте, у меня для вас есть еще одна новость.
Я удивленно выгнула брови.
– Сегодня наш падишах своим указом даровал вам свободу. Вы больше не рабыня. Думаю, в ближайшие дни он назначит дату свадьбы.
Я не могла сдержать радости, рвущейся из глубин моей души. Он все-таки сдержал слово. В эту минуту я забыла все плохое, что случилось со мной в этом месте. Воображение рисовало картины счастливого будущего с любимым мужчиной и нашими детьми. Я подлетела к кападжи, обхватила руками его гладко выбритое лицо и смачно расцеловала в обе щеки.
– Не беспокойся, – сказала я ему, видя, как он густо покраснел и замешкался, – Зулейка не заревнует, – и со смехом вылетела в коридор.
Начало августа принесло с собой ветра. Солнце пряталось за легкой песчаной дымкой, гонимой воздушными потоками из пустыни.
Я запахнула накидку и глубже надвинула капюшон, пряча под ним глаза от витающей в воздухе пыли.
Лерка несколько раз громко чихнула и громко выругалась:
