Дверь.
Кестрел вспомнила запертую дверь в саду и осознала несколько вещей.
Дверь, должно быть, вела в другой сад, который был зеркальным отражением ее. Поэтому высокая стена снаружи выглядела вдвое шире.
Второй сад соединялся с западным крылом, которое сияло такими же большими окнами с ромбовидными переплетами, как и в ее покоях.
Что было более важно, крыша западного крыла имела пологий скат, который заканчивался над комнатой на первом этаже, возможно, библиотекой или салоном.
Кестрел улыбнулась.
Теперь план был не только у Арина.
*
— Только для Джесс, — сказала Кестрел целительнице-геранке, не заботясь, что у ее ног умирали дюжины человек. Она хвостом ходила за целительницей, не желая рисковать тем, что хотя бы один листок пойдет на кого-то другого, пусть и замечала под фиолетовой маской яда многие другие знакомые лица.
Она выбрала Джесс.
Когда напиток был готов и полился в рот Джесс, та подавилась. По подбородку девушки потекла жидкость. Целительница спокойно поймала капли краем миски и попробовала еще раз, но результат был тем же.
Кестрел забрала у целительницы миску.
— Выпей это, — сказала она подруге.
Джесс застонала.
— Пей, — настаивала Кестрел, — иначе ты пожалеешь.
— А ты умеешь обращаться с больными, — произнесла Сарсин.
— Если ты не выпьешь, — сказала Кестрел Джесс, — то пожалеешь, потому что у тебя больше никогда не будет возможности дразнить меня, ты больше никогда не увидишь, как я хочу слишком многого и делаю глупости, чтобы достичь этого. Ты больше никогда не услышишь, как я говорю, что люблю тебя. Я люблю тебя, сестренка. Пожалуйста, выпей.
Горло Джесс издало щелчок. Кестрел приняла его за согласие и наклонила миску к губам подруги.
Джесс выпила лекарство.
Шли часы. Сгустилась ночь. Джесс не подавала никаких признаков выздоровления, Сарсин заснула на стуле, а Арин где-то готовился к битве, которая могла начаться уже на рассвете.
Затем Джесс втянула в себя воздух: это был тонкий, влажный вдох, но в нем прозвучало уже больше силы. Глаза Джесс чуть приоткрылись щелочками, и, увидев Кестрел, девушка прохрипела:
— Я хочу к маме.
Такие же слова прошептала ей однажды Кестрел, когда они маленькими девочками легли спать в одной кровати, а их холодные мягкие ступни соприкасались. На этот раз Кестрел сама держала подругу за руку и делала то, что та когда-то делала для нее: бормотала успокаивающие слова, которые были почти не словами, а, скорее, музыкой.
Кестрел почувствовала, как пальцы Джесс слегка пожали ее ладонь.
— Не отпускай, — сказала Кестрел.
Джесс слушала. Ее глаза сосредоточились, открылись шире и пробудились в мир.
*
— Тебе следует рассказать Арину, — сказала позже в экипаже Сарсин.
Кестрел знала, что геранка говорит не о Джесс.
— Я не стану. И ты тоже. Ты боишься Плута, — с презрением закончила Кестрел.
Она не добавила, что и сама его боялась.
*
Ночью Кестрел снова попыталась открыть запертую дверь в саду. Она тянула за ручку изо всех сил. Дверь была массивной. Она даже не шелохнулась.
Кестрел стояла, дрожа в снегу. Потом ушла обратно в свои комнаты и вернулась со столом, который придвинула к стене в дальнем углу. Она вскарабкалась на стол, но по-прежнему не доставала до верха. Тогда Кестрел понадеялась, что стенки угла станут опорой для ее рук и ног, чтобы она смогла вскарабкаться наверх.
Стена была слишком гладкой. Кестрел сползла по ней обратно вниз. Даже когда она поставила на стол стул, стена все еще оставалась чересчур высокой, а взгромождать что-то на стул будет слишком опасно. Кестрел могла разбиться о камни.
Девушка спустилась на землю и оглядела сад, освещенный горящей на террасе лампой. Она прикусила внутреннюю сторону щеки и задалась вопросом, будет ли польза от того, если положить наверх на стул, стоящий на столе, стопку книг. Внезапно она что-то услышала.
Шорох подошв по гальке. Он раздавался из-за двери, его источник находился за стеной.
Кто-то прислушивался к тому, что она делала.
И по-прежнему слушал.
Как можно тише Кестрел сняла стул со стола и ушла в дом.
***
Перед тем как отправиться к горному перевалу, в течение самых холодных ночных часов, Арин нашел время приказать, чтобы всю мебель, которую Кестрел могла двигать, вынесли из ее комнат.
Пока геранцы располагались вдоль перевала и у входа в него, Арин подумал, что, возможно, неправильно понял пристрастие валорианцев к войне. Раньше он считал, что оно питалось жаждой наживы. Дикарским представлением о превосходстве. Ему никогда не приходило в голову, что валорианцы шли воевать из-за любви.
Арину нравились эти часы ожидания. Молчаливое, сверкающее напряжение, подобное каракулям зарниц. Его город, раскинувшийся внизу позади него, пушка, на которую он положил руку, прислушиваясь к малейшим отзвукам с перевала. Арин неотрывно всматривался в горный проход, и, хоть он улавливал исходящий от мужчин и женщин вокруг него запах страха, его охватило нечто вроде благоговения. Он чувствовал бурлящую энергию, будто его жизнь была свежим полупрозрачным плодом с толстой кожурой. Кожуру можно было очистить, и ему будет все равно. Он никогда не испытывал ничего подобного.
Ничего, кроме…
Это было еще одним влиянием войны. Она помогала Арину забыть то, что он забыть не мог.
Раздался колеблющийся звук. Он прокатился через перевал, постепенно усиливаясь. В этот момент появился один из гонцов Плута и подбежал прямо к своему командиру. Даже если бы Арин находился от Плута дальше, он бы все равно услышал, как юноша, тяжело дыша, произнес:
— Идут, — выдохнул он. — Они идут.
После этого началась суета и спешка. Геранцы проверяли и перепроверяли, надлежащим ли образом установлены пушки. Отрезали от длинного горючего шнура фитили. Забирались под серовато-коричневую материю.
Не моргая, Арин глядел через дыру, проделанную в полотне. Его глаза горели.
Но, разумеется, перед тем как увидеть врагов, он услышал их. Грохот тысяч вышагивающих ног. А затем из перевала начали выходить передние ряды валорианцев. Арин все ждал и ждал первого выстрела Плута.
Выстрел раздался. Пушечное ядро прорвало ткань, взметнулось в воздух и ударило по кавалерии. Людей и лошадей раскидало в разные стороны. Арин услышал крики, но закрыл от них свое сознание.
Полотна цвета скал убрали — теперь в них не было необходимости, — и Арин закладывал ядро в ствол пушки, стрелял и повторял все снова. Его ладони почернели от пороха. Внезапно рядом с ним появилась женщина и дернула его за рукав.
