Из нее вышел Корин и пригласил нас сесть внутрь.
— Сэм уже со всеми остальными. Никто из них этому не рад.
— Да уж, — сказал Мойрик. — Могу себе представить.
— Я не хочу идти с Ли.
Было бесполезно продолжать возражать, но стоит мне перестать, как начну думать о всем том, что Сэм скрывал от меня. Он так часто уходил из дома, когда я шла спать, и всегда так скрытничал о том, над чем работал...
— Пожалуйста, Корин. Сэм был о тебе хорошего мнения.
Он загнал меня на заднее сидение автомобиля, а все остальные сели так, чтобы я не могла сбежать. Справа от меня была Ли, слева Мойрик. Я в ловушке.
Мы выехали на извилистые мощенные дорожки Сердца, все больше и больше удаляясь от дома Сэма. Не считая того раза, когда я была младенцем, мне впервые удалось оказаться в машине, а я даже насладиться этим не могу. Узница, такая же, как Сэм. Мы все знаем, что я сбежала бы, если бы мы шли домой к Ли пешком.
— Знаю, ты волнуешься, Ана, — голос Ли звучал грубее в тесном пространстве. — Я понимаю, что уделяла недостаточно внимания твоему обучению раньше. На этот раз, я буду больше стараться.
Чтобы там не предложил ей Мойрик, — уверена, это все он — она очень этого хочет.
— Мы с Сэмом уже решили эту проблему.
Она продолжила говорить, не обращая никакого внимания на мои слова, рассказывая обо всех своих планах относительно моей жизни. Когда мы проезжали мимо Дома Совета, устрашающе освещаемым остатками ламп с маскарада и сиянием храма, я заметила слабый лучик света у основания здания. Там я никогда не была. Может, это тюрьма?
Ли ни за что не оставит меня теперь без присмотра, но я уверена — там они держат Сэма.
Жизнь предоставила мне новую цель: защитить себя от Ли.
В ее доме не было никакой музыки; готовясь к моему приезду, она убрала все музыкальные записи, настаивая, что эта белиберда будет только отвлекать меня.
Каждое утро она будила меня перед рассветом, торопила за завтраком, и заставляла наматывать круги вокруг дома, пока солнце не отразиться от городской стены. В первый день пятнадцать, а когда я справилась с ними без проблем, то заставила делать все двадцать. Еще пару кругов утомили меня и доставили ей удовольствие, но через неделю она решила, что я должна бежать тридцать.
Только мое упрямство помогало мне продолжать переставлять ноги, пока в глазах все не расплывалось. Вонь серы фумаролы по другую сторону стены не помогала.
Восстановив дыхание, я работала над упражнениями по укреплению мышц до ланча. Судя по всему, ей просто нравилось смотреть на мои страдания. Я никогда не думала о себе, как о слабой или хилой, но познакомившись с Сэмом и его друзьями, стало очевидным, что я меньше среднестатистического человека. Я никогда не буду такой же высокой, как Ли, или крепкой, как Оррин — не в этой жизни — потому не было смысла и напрягаться.
Она рассказала мне о работе на сторожевой станции и показала свое снаряжение, но мне не позволялось что-либо трогать. Ли никогда не учила меня использованию оружия или как себя защищать.
Может, она боялась, что я буду использовать свои знания против нее, но я больше беспокоилась об атаке, о которой упоминал Мойрик. Если сотня драконов нападут на Сердце, я не хочу быть единственным человеком, не умеющим пользоваться лазером.
Нож Сэма лежал у меня под подушкой, где Ли не могла его найти.
После ланча, я изучаю такие замечательные предметы, как вспахивание поля, оросительная система, и делаю первые попытки в установке канализационных труб под Сердцем, что довольно трудно, учитывая кальдеру и геотермальное нечто по всему городу. В большинстве случаев я засыпала уткнувшись лицом в книгу, и просыпалась от заявлений ухмыляющейся Ли о том, что я никогда не стану достойным членом общества.
Мне было запрещено продолжать тренировки, которые запланировал для меня Сэм, как и видеться с Сарит или Витом. Я даже не осмеливалась спрашивать про Оррина или Стэф, а упоминание Сэма привело к резкому шлепку по запястью. Видимо, это нанесением вреда не считалось, так как Мойрик присутствовал при этом, но ему было все равно.
— Можно мне увидеться с Сайн? — попытала счастья я одним вечером. — Она же Советник. Едва ли ее влияние можно назвать тлетворным.
— Сарказм оставь при себе. — Ли доела свой суп и отодвинула миску. — Ты не сможешь влиться в общество, пока не научишься поддерживать беседу, не касающуюся твоих желаний.
Не считая общество Сэма и его друзей? Я хотела заниматься музыкой и танцами, переводить крохотные точки и черточки в нечто невероятно прекрасное и стоящее. Мне хотелось узнать, почему я родилась; понять ошибку, которая подарила мне чужую жизнь. Мне хотелось узнать, смогу ли я возродиться после этой жизни, позволят ли мне продолжить то, что я так хочу начать.
— Ненавижу тебя, — прошептала я.
Ли встала и стукнула ладонями по столу, от чего ложки и миски подпрыгнули. Ее глаза потемнели.
— Чтобы ты там ни думала, ты чувствуешь — это все не настоящее. Ты бездушная. И не можешь чувствовать. Ты едва существуешь. Через сто лет никто и не вспомнит о твоем существовании.
— Ошибаешься.
Знаю, мне не следовало открывать рот. Но мои мышцы тряслись от двухнедельного напряжения, физического истощения и эмоциональных пыток.
— Люди будут помнить. Сэм об этом позаботился.
Она посмотрела на меня гневным, обжигающим взглядом.
— Да неужели?
Глубоко внутри меня начал зарождаться страх. Она пересекла кухню и полезла в ящик.
— Бумага так ненадежна, не так ли? Множество наших старых записей копировались сотни раз просто потому, что бумага не долговечна. Прямо как одна моя знакомая.
Я пристально смотрела на кипу бумаг в ее руках.
— Что это?
— А еще, если что-то пролить на бумагу, или поджечь ее, что бы там в ней не хранилось — утеряно навсегда.
Она бросила бумаги на стол; они разлетелись и легли в полном беспорядке. Но даже так, я сразу поняла, что это. Музыка. Черточки, ноты, небольшие заметки на полях. AI-4, AI-10: это странички более долгого кусочка.
Мои руки были тяжелыми, словно кирпичи, когда я потянулась к заглавной странице и повернула ее к себе. На ней было написано "Воплощение Аны", без всяких пафосных завитков и подчеркиваний, лишь крошечная бабочка в углу.
Это вальс, который Сэм написал для меня. Моя песня.
— Не порть ее, — прошептала я.
— Бумага так не долговечна, — повторила она, многозначительно поглядывая на камин.
— Нет! — Я кинулась через стол и схватила страницы, но Ли была быстрее.
Она вырвала их из моих рук и кинула в огонь. Бумаги разлетелись: некоторые загорелись, некоторые испачкались в пепле.
