Мико всеобщее возбуждение заставляло нервничать. Хотелось сбежать от него подальше и не возвращаться. Но второго она себе позволить не могла, а потому сбежала в ближайший сад, надеясь там найти потерянное спокойствие и настроиться на скорую церемонию.
Дворцовый сад больше напоминал дикий лес, и если бы не выложенные камнями дорожки, Мико легко бы потерялась среди вековых деревьев и поросших мхом валунов. В лесу дышало и пахло сыростью влажное лето, а ещё оказалось удивительно тихо. Едва Мико ступила в его тень, гвалт толпы стих и даже смолкли цикады, только где-то вдали шелестел водопад. Вместе с лесом стихла и буря в её душе, не исчезла, нет, просто притихла ненадолго, позволяя мыслям пробиться сквозь тревогу и страх, чтобы Мико могла наконец их услышать.
«Я не хочу, чтобы Рэйден умер».
Только эта мысль звучала в голове чётко и ясно. Только это желание пекло и болело в груди. И Мико не знала, что с этим делать. Не знала, как помочь тому, кто уже столько раз её спасал. За этими мыслями приходили другие — они несли с собой отчаяние. Мико не знала, где держат Рэйдена и когда его собираются казнить. Акира же начинал злиться каждый раз, когда Мико пыталась это выяснить и напирал на то, что единственное, о чем стоит думать Мико сейчас — предстоящая церемония.
Возможно, — эта мысль согревала надеждой — после праздника, когда Мико проявит себя, когда обретёт новый статус в глазах ёкаев, они не смогут ей отказать? Хотя бы позволят увидеться с Рэйденом, и уже тогда она придумает, что делать.
Среди деревьев что-то мелькнуло. Красный клён? Мико пригляделась. Разве такое возможно — красный клён в самый разгар лета? Во дворе старого дома Мико тоже рос клён. Старое, раскидистое дерево, посаженное прадедом отца. Оно краснело ближе к середине осени и опадало с первым снегом. А иногда и позже — Мико любила смотреть на красные листья, укутанные в белую вуаль. Но такого, чтобы клён стоял красным в середине лета, она ещё не видела. Впрочем, пора бы уже перестать удивляться подобным чудесам в землях Истока. Мико приблизилась к дереву, желая разглядеть его получше.
Клён был высокий и явно очень старый — ствол у Мико бы не вышло обхватить, даже будь руки её в два раза длиннее. Красные листья были больше и ярче тех, к которым Мико привыкла. Они напоминали кинжалы — тонкие и острые, а еще казались Мико странно знакомыми. Она протянула руку к ближайшему листу и невольно вскрикнула — острая грань порезала кожу. На указательно пальце выступила яркая капля крови, и Мико собрала её губами, хмурясь и ругая себя за неосторожность.
— Это ветренный клён, — раздался за спиной знакомый старческий голос. — Поднимет тебя в воздух и рассечёт крыло бабочки.
Дедушка Кио неторопливо шёл по дорожке, опираясь на длинные руки. А Мико наконец поняла, где уже видела эти листья — из них был сложен веер Рэйдена.
— У моего… — она заколебалась. — друга есть такой веер. Не знала, что листья ещё и острые.
— А-а-а, — протянул дедушка Кио, поравнявшись с Мико и взглянув на дерево. — Твой друг, должно быть, тэнгу. Только они знают как управляться с листьями клёна и держат это знание в секрете. Большие умельцы, эти тэнгу, всё, что угодно способны превратить в оружие. Давным-давно, несколько тысяч лет назад, ёкаями правил клан тэнгу. В кровопролитной войне их свергли волки-оками. Оками боялись мятежа и всем тэнгу отрезали крылья, даже младенцам, решив, что без крыльев, униженные и сломленные, они не будут угрозой. Тогда-то хитрецы-тэнгу и научились использовать ветренный клён, чтобы продолжать летать. Их месть оками была жестокой… крайне жестокой… — Кио поднял глаза к небесам, будто бы вспоминая события, свидетелем которых был сам. Тяжело вздохнул, поднял с земли опавший лист и подставил солнцу так, что прожилки засветились, пропуская лучи. — Волкам-оками понадобилась тысяча лет, чтобы возродить свой род. Нам всем очень повезло, что до этого кошмара и после тэнгу выбирали путь мира. Очень повезло. И мне жаль, что трое Хранителей допустили ту же ошибку.
Дедушка Кио выпустил лист из пальцев и он медленно заскользил вниз, качаясь на потоках воздуха, и мягко опустился на траву и вспыхнул, обратившись в пепел.
Мико, наблюдавшая за этим, вздрогнула и подняла обеспокоенный взгляд на дедушку Кио.
— Какую ошибку? — спросила она.
— Обломали крылья своему другу, — ответил дедушка Кио, заложив четыре руки за спину и беззаботно улыбаясь. — Поверили, что униженный и сломленный, он больше не будет для них угрозой.
— Что вы имеете в виду? — Взволнованная Мико развернулась к нему всем телом. — Вы что-то знаете? О Рэйдене?
Дедушка Кио пожал плечами.
— Ничего не знаю. Я пришёл, чтобы отдать тебе это. — Он забрался рукой за пазуху и извлёк оттуда чёрную персиковую косточку. — Ты забыла в рёкане.
Мико удивлённо моргнула и подставила руки. Сухая косточка упала на ладони.
— Вы же сказали, что в ней нет ничего особенного, — пробормотала Мико.
— Так и есть.
— Но почему тогда…
— Иногда ничем не примечательные вещи оказываются полны чудес. Если знаешь, куда смотреть и во что верить, — хихикнул дедушка и Кио и, не дожидаясь, пока Мико переварит сказанное, с удивительным для старика проворством заковылял прочь. — Ещё увидимся, маленький сорняк. — бросил он не оборачиваясь и, махнув рукой, скрылся за поворотом.
Мико в недоумении посмотрела на косточку. В ней совершенно точно не было ничего особенного.
В итоге прогулка по саду не успокоила Мико, а заставила нервничать ещё сильнее — странный разговор с дедушкой Кио не шёл из головы, и Мико не знала, что думать. Искать смысл в его странных словах или спиваться всё на слабоумие тысячелетнего ёкая, который уже так стар, что единственная его забава — потешаться над глупыми людьми. Но Мико хотелось найти в его словах надежду. Он сказал, что Рэйдена не сломать, что тэнгу хитры и изобретательны. Возможно, ему и вовсе не понадобится помощь? Возможно, даже арест — часть его странного плана, того, в который он втягивал Мико с первой их встречи. Наверняка так и есть. Наверняка он спасётся и сам, и она просто попусту за него переживает, а он, если узнает об этом, наверняка отпустит пару пошлых шуточек и посмеётся над ней.
Мико очень хотелось, чтобы от этих мыслей улеглась тревога, но легче не становилось. Плохо предчувствие усиливалось и крепло тем больше, чем ближе к горизонту опускалось солнце. Мико сидела в своей комнате в нижнем кимоно в ожидании служанок и глядела на разложенные на столе персиковую косточку и лист клёна, что зачем-то сорвала с дерева, исколов пальцы.
Мико едва ли заметила, как пришли служанки и принялись её причёсывать и одевать.
«Как будто собирают к гостю в рёкане», — промелькнула мысль и рассеялась, вытесненная тревогой.
На плечи надели кимоно, на пояс повесили меч, а в волосы вставили заколку с семью звенящими цепочками. Именно этот звон заставил Мико прийти в себя и посмотреться в большое напольное зеркало. В волосах блестела заколка Хотару — латунный журавль с раскрытыми крыльями. Мико повернулась спиной — на спине кимоно был вышит танцующий на снегу журавль.
— Что? Почему… эти вещи… — пробормотала она и коснулась рукояти меча. Зачем ей на церемонии меч?
Служанка, решившая, что это вопрос, поспешила ответить.
— Как же, принцесса, — застенчиво улыбнулась она. — Это ваши вещи.
— Мои? — тупо переспросила Мико.
— Вещи принцессы Эйко, — растерянно пояснила служанка, явно не понимая, почему Мико задаёт такие странные вопросы. — Три дара Сияющей Богини благословлённому дитя в день появления на свет: меч, рассекающий заклятия, заколка, защищающая разум, и свадебное кимоно из нетлеющего шёлка, что согреет даже самой лютой зимой.
В груди что-то неприятно ёкнуло, и Мико снова уставилась на своё отражение. Оно было прекрасным, удивительным, полным силы. Кимоно сидело как влитое, меч придавал уверенности, заколка блестела в лучах закатного солнца, но… что-то отчаянно казалось Мико неправильным.
