на свете, я шмыгнула за печку, и с невыразимым облегчением услышала бабкино кряхтение.
— Ох-ти, еле дошла!
Сдерживая рвущийся наружу вздох облегчения, я выскочила из своего укрытия.
— Настасья Осиповна, давайте я помогу! — я сняла со знахарки бесчисленные связки разнообразных трав, цветов и корешков, забрала из рук переполненные корзины.
— Стара я уже стала, этакие тяжести таскать, да по ночам по полям ползать, — пожаловалась бабка, с довольным видом глядя на свой «урожай». — А ты молодец, что пришла пораньше! Поможешь травки разобрать. Росой-то купальской не забыла умыться?
— Не забыла, — нахмурилась я, не желая вспоминать ни купальскую ночь, ни, тем более, утро.
— Молодец, — одобрительно покивала бабка, затапливая печь. — А я Данилушку встретила — поехал на реку, коня выкупать, да и самому в купальские воды окунуться. Здоровье всем нужно, и людям, и скотине.
«Снова везде поспел», — раздраженно подумала я.
— Он сказал, что после сразу в город уедет на несколько дней, отвезти готовый заказ и помочь с установкой. Без него там никак не управятся, видишь ли. С вечера еще машина загружена. Так что и не знаю, когда вернется.
Мне значительно полегчало. Если не придется в ближайшие дни видеться с кузнецом, я гораздо быстрее оправлюсь от своих глупых переживаний. Главное, для начала убедить себя, что они действительно глупые.
Спасибо бабке Насте — времени на страдания она мне не оставила. Целый день мы разбирали травы: сортировали, нарезали, отжимали, связывали в пучки и развешивали для сушки. У одних в ход шли листья, у других — цветы, у третьих — стебли. Знахарка не забывала и про теорию, сопровождая каждое растение подробным рассказом про его полезные свойства и способы применения.
— У тысячелистника бери и цветы, и стебли, будем сок выжимать — эта трава любые раны лечит, кровь останавливает. Пучки зверобоя оставь — их высушу. Потом кипятком залить, будет отвар от больного живота. Иван-чай можно прямо сейчас заваривать, да под гнет ставить. Через три дня чудный настой получится. Всем жизненной силы прибавляет, болезни многие лечит. Особо у мужчин ценится, — на этой фразе бабка многозначительно подмигнула мне. — Лабазник режь помельче, будем его растирать, мазь от ревматизма делать. У чистотела сок видишь какой оранжевый? Им бородавки да чесотку лечить будем. А если с медом смешать — и от глазных болезней поможет.
Не забыла травница и про лопухи — выдала мне самый настоящий серп и велела начисто скосить драгоценные посадки под окном, те самые, что я некогда приняла за заросли сорняков.
— Корни не трогай — их раньше сентября собирать толку нет, — наказала мне она. — А листья на желудочную настойку пойдут да на мазь для волос: бабам для красы, мужикам — от облысения.
Я вышла за дверь, вооруженная острым, как скальпель, серпом. И как им вообще косят? Вернее, жнут — кажется, это так называется. С непривычки поначалу было неловко, к тому же я до смерти боялась, как бы пару собственных пальцев заодно с лопухами не сжать. Но потом наловчилась и дело пошло на лад. В самый разгар работы заявились Костя и Макс.
— О, Катюха, так вот ты где! А мы тебя уже обыскались! — Макса так и распирало от любопытства — в последний раз мы виделись в кутерьме купальских игрищ, и он не знал, чем закончилась для меня ночь. Костя, напротив, был какой-то отстраненный и равнодушный, даже чересчур.
Я сердито взглянула на них из-под падающей на лоб челки и продолжила жатву.
— А мы к бабке Насте решили заглянуть, может она нас обедом угостит? — прозрачно намекнул Макс.
— Мы заняты. Сегодня обеда не будет, — буркнула я. — Сами себе обед приготовьте, не маленькие.
Макс недоумевающе взглянул на меня, но не решился переспрашивать — наверное, мой мрачный вид и серп в руках начисто отбивали подобное желание — пихнул Костю локтем, скривил огорченную физиономию и потопал восвояси. Костя постоял еще несколько мгновений, прожигая меня взглядом, и последовал за Максом.
— По-моему, Катюха слишком уж увлеклась бабкиным ремеслом, — донесся до меня голос Макса.
Ответа Кости я уже не расслышала. Ушли — и слава Богу. Никого не хочу видеть.
Уже смеркалось, когда Настасья спохватилась, что мы весь день проработали без передышки и ничего не ели.
— Катерина, ты же голодная, — спохватилась она и принялась громыхать кастрюлями, пытаясь найти что-нибудь съедобное среди булькающих заваренных трав. — Мало того, что весь день работать тебя заставила, так еще и голодом заморила. Сейчас накормлю, у меня где-то каша гречневая с маслом томленая была.
— Нет-нет, спасибо, — поспешно отказалась я. Несмотря на то, что я ничего не ела уже второй день, даже мысль о еде внушала отвращение. — Я домой побегу, к Зинаиде, а то она и не знает, куда я пропала.
Света в окнах Зининого дома не было, видно хозяйка уже легла. А я боялась идти в кровать. Лягу, и проклятые мысли так и завертятся в голове изматывающим безвыходным кругом. Шарик, который весь день проскучал под столом у бабки Насти, совершенно не одобряя моего увлечения травоведением, отправился спать в будку к Узнаю. А я села на верхнюю ступеньку крыльца, вдыхая прохладный ночной воздух. Запахов я не ощущала — за день так надышалась травами, настойками и вытяжками, что пропахла ими с головы до пят и, по-моему, потеряла обоняние.
Комары страшно обрадовались позднему ужину в моем лице и прочих частях тела, но я не обращала на укусы ни малейшего внимания, постепенно погружаясь в сонное забытье, приправленное чувством безысходности, но зато не нарушаемое никакими конкретными мыслями. Внезапно голос Зинаиды вернул меня к реальности.
— Катерина, ты никак на крыльце спать решила?
— Захотелось свежим воздухом перед сном подышать, — откликнулась я и встряхнулась, прогоняя дремотное оцепенение.
Я поднялась на ноги и оказалась лицом к лицу с Зинаидой, которая стояла в дверях в одной ночной рубашке. Мое лицо почему-то вызвало у нее сосредоточенный интерес. Внимательно его изучив и заодно оглядев меня полностью она строго спросила:
— Ты когда в последний раз ела?
— Кажется, позавчера, — задумчиво ответила я.
— А ну-ка, шагом марш за мной!
Я безропотно последовала
