— Мара…
Горький выдох заглушил стук металлической ручки о стену, но девушка услышала именно его. Сомкнутые веки распахнулись, и Тамара увидела застывшего в дверях Надарова. Его исказившееся от боли и неверия лицо. В тот же миг дурман рассеялся, и все стало предельно ясно. Не тот мужчина обнимал ее. Не те руки прикасались к ее телу.
— Руслан! — она рванулась прочь от припавшего к ней, так и не сделав последний шаг в зовущую глубину пропасти.
* * *
Пустота, окружающая их, звенела от противоречивых эмоций. Радость победы и горечь поражения разрывали ее на части. Глаза одного алели от сдерживаемой злости, другого — вспыхивали голубоватыми искорками смеха.
— Мы так не договаривались! — выдавил из себя тот, что пребывал в неудовольствии.
— Решение принято, и оно не в твою пользу, — не согласился второй.
— Они еще могут передумать! — настаивал проигравший, но не считающий себя таковым.
— Возможно. Все мы отступаем от выбранного пути, но спор заключался не в этом.
— Ты переиначиваешь правила!
— А ты бесишься, что продул!
— Установленные сроки не вышли!
— Пусть, но выбор сделан. Мое осталось моим!
— Он колеблется, — возмутился один из собеседников.
— Уже нет, и ты знаешь об этом. Смирись!
— И не подумаю! Последний ход упадет в мою копилку!
Сказав, он исчез с черном вихре, бросив антипода любоваться абсолютным ничем собственного производства, но напоследок, не удержавшись, осветил его всполохами созидающего огня, что составлял суть каждого из них.
— До скорого, — согласился оставшийся, наблюдая, как одна за другой исчезают яркие искры.
Девяносто. Сто. Сто десять… двадцать… тридцать…
Стрелка спидометра неуклонно ползла вверх, но Руслан не чувствовал скорости, не замечал встречных машин и проносящихся мимо деревьев. Вцепившись в руль мертвой хваткой, он стремился убраться подальше от монастыря, Тамары и всего, что было между ними. Стремился, но не мог.
Сцена, увиденная им в комнате, стояла перед глазами — такая яркая и четкая, будто он до сих пор смотрел на нее.
Полуобнаженная девушка, выгнувшаяся под руками мужчины. Его девушка под руками другого мужчины!
Томно прикрытые глаза. Припухшие от поцелуев губы.
Как же это больно!
Руслан не знал, что так бывает. Не представлял себе подобной боли. Она, как клещ, вцепилась в него, прогрызла в груди огромную зияющую дыру. В том месте, где раньше билось сердце.
Он думал, что самое страшное уже пережил — потерю родителей, а оказалось нет. Оказалось, что боль бывает разной, не по глубине, но по содержанию. Сейчас она была раздирающей на части. Умертвляющей душу.
Все произошло так быстро. В одно мгновенье. Еще секунду назад он был счастлив от признания собственных чувств, гордился собой, что оказался способен полюбить, а затем…
Говорят, человек любит сердцем, а его — разбилось. Разлетелось на части, столь мелкие, что собрать их не сможет даже ювелир. Никто не сможет.
На мгновенье, прикрыв глаза, Руслан вздохнул.
* * *
Вадома не смотрела на дорогу. Не могла себя заставить. При взгляде на стремительно пролетающий перед глазами асфальт, девушке начинало казаться, что она сидит в кабине реактивного самолета, который несется по взлетной полосе. Все бы ничего, вот только пилота нет за штурвалом, а сама она не имеет ни малейшего представления, как управлять этой штукой.
Именно поэтому взгляд девушки сфокусировался на мужских руках и не отрывался от них ни на мгновение. Побелевшие пальцы, сжимающие рулевое колесо с такой силой, будто собираются раздавить его, рвали девичье сердце на части.
Вадома, как свою, ощущала боль названного брата. Чувствовала, но помочь была не в силах.
Она не знала, что нужно делать в подобных случаях. О чем говорить и как молчать? Ей самой не приходилось сталкиваться с изменой. Переживать ее, а потому выходило, что опыта недоставало даже для того, чтобы стать полноценной "жилеткой" и в нужный момент правильно подставить плечо.
Да и не думала она, что Руслан примет ее сочувствие и сострадание. Не нужны они ему. Ни сейчас, ни потом.
Зная брата, она могла предположить, что и как будет дальше. Он замкнется в себе, плотно закрыв дверь собственной скорлупы. Так уже было, после смерти родителей. Внешне спокойный и уверенный, а внутри — измученный и разбитый, но никому не показывающий терзающих его переживаний.
Надаров не привык делиться чувствами. Был скуп на их проявление. И от этого становилось еще страшнее. Во много раз страшнее.
Его признание в гостиничной комнате, ошеломило ее. Пусть неприятно из-за того, что питаемые мужчиной чувства были направлены на ту, за жизнь которой Вадома боялась, но в глубине души она обрадовалась, что Руслан, наконец-то, вообще созрел для них.
В любой другой ситуации она бы прыгала от радости, что брат нашел свою половинку. Нашел и собирается удержать рядом с собой, а не просто поиграть и пойти дальше.
Он всегда так поступал, боясь привязанности и боли от возможной потери. Во всяком случае, она так считала. Сам он никогда об этом не говорил.
Теперь же… Теперь Вадома вообще не знала, что будет.
Пойдя за ним — там, в гостинице — она видела его лицо. Лицо мертвеца.
Из брата словно дух вырвали. Вырвали и безжалостно растоптали. Лишили сути.
Он ничего не сказал. Просто взял ее за руку и повел обратно. Быстро. Стремительно. Убегая.
Взял их вещи и потащил на улицу. Все также молча. Не останавливаясь и не оглядываясь.
Даже когда Тамара бежала за ним, звала, он не обернулся. Дрогнул, но продолжал идти — сосредоточенный, внешне лишенный эмоций.
Вадома боялась представить ту бурю, что сейчас разрушала его. Боялась ощутить ее сокрушающую мощь.
Горький выдох Руслана отвлек девушку от грустных мыслей. Инстинктивно она взглянула на его лицо. Застывшее, с закрытыми глазами и побелевшими губами. Таким он станет преследовать ее в кошмарах, когда, напичканная снотворным, она будет проваливаться в сон на больничной койке.
Но это потом.
А сейчас, свист тормозов, удар и перевернувшийся мир.
Их автомобиль вылетел на встречку, и идущая по ней фура приняла удар на себя.
* * *
Жить не хотелось. В основном из-за осознания собственной глупости.
Зачем все это было? Для чего? Тамара всю ночь задавалась этими вопросами. Задавалась сквозь слезы и икоту. Боль и страх, что ничего уже нельзя изменить.
Девушка не понимала себя, собственных поступков. Не могла разобраться, чем именно руководствовалась, когда подпускала к себе Березина. И от этого становилось страшно.
