— Че, ты с Базом из одной банды?
— Я вообще не из ваших, — честно призналась я. — Я пришлая, не забыл? Но его знаю.
Парнишка пожал плечами.
— Ладно, Баз так Баз.
— Спасибо.
Потрескивая заскорузлой одеждой, пропитанной засохшей кровью, я опустилась на замусоренный дощатый пол.
— Только вот покурю.
Мне оставалось ждать. Сликбордисты живут в особом ритме и время воспринимают, мягко говоря, не так, как остальные. Паренек выкурил еще две сигаретки, щедро поделившись со мной, потом медленно встал, отряхнул кожаные шорты, активировал силовое ядро, толкнул доску и, уже в движении, вскочил на нее. Его новехонькие кроссовки «Бу-фуз» стукнули по платформе. Я в свое время носила «Реботкинс» или «Аэрофлот», но эти бренды вышли из моды.
Похоже, я старею. Я ощущала это по скрипу иссохших костей. Гашиш не оправдал моих надежд и не приободрил, и когда мальчишка пропал из виду, я выбросила бычок в здешнюю густую жирную грязь, уронила голову на колени и постаралась выровнять дыхание. На границах моего ментального восприятия мерцало голубое свечение: мой бог не оставлял меня, и это успокаивало.
Итак, я только что отделалась от четырех полицейских патрулей и компании, сильно смахивавшей на вооруженные формирования семей. То, что копы действовали заодно с семьями, не удивляло. Силы правопорядка порой прибегали к помощи с противоположной стороны, и поскольку оснащение и модификации бойцов охранных структур были наилучшими, можно ли их в этом упрекнуть? Однако мне было не по себе. Я сочла нападавших охранниками семьи как раз потому, что они вели себя не как копы, то есть открыли огонь, не предупредив, чтобы я бросала оружие и сдавалась. Это могли быть не головорезы Ганнеров, объявивших мне войну, а марионетки Люцифера, использовавшего их втемную, чтобы привлечь ко мне внимание и выманить Еву, как на живца. Агентов Хеллесвранта можно найти где угодно — и среди бандитов, и в рядах полиции.
«Хорошенькое дельце. У меня столько врагов, что не разобраться, кто есть кто».
Рэтхоул пробуждался, что сопровождалось нарастающим завыванием и дребезжанием сликбордов. Местные, как и псионы, предпочитали ночную жизнь.
Я подняла голову, любуясь воздушным балетом. Когда ты летаешь на доске сам, по-настоящему оценить это зрелище невозможно — рискуешь свалиться. Но со стороны оно производит захватывающее впечатление.
Я следила за тем, как огоньки антиграва выписывают восьмерки в верхних транспортных зонах, пока другие гонщики стремительно разгонялись на спуске и, набрав инерционную скорость, снова взмывали вверх. Радостные громкие возгласы разносились эхом. Где-то в другой части Рэтхоула начались танцы, пульсирующий музыкальный ритм затягивал танцоров в транс, не отпуская часами.
Я решила погадать на выписываемых в воздухе узорах, но когда присмотрелась к замысловатым росчеркам огоньков, мне стало не по себе от нехорошего предчувствия. Глубоко внутри поднималась паника, и с ней было трудно справиться.
— Гейб, — прошептала я, и пляшущие огоньки расплылись, потому что глаза наполнились слезами.
Я заморгала и стряхнула их.
Конни по-прежнему катался на сликборде. Он, как никто другой, напомнил мне о том, как мы все постарели, пока я жила отшельницей в Тоскано, а время незаметно текло мимо меня. Ногти Конни были по-прежнему коротко острижены и закапаны черным молекулярным лаком. Похоже, что он до сих пор играл в неонеопанк-группе. Такие парни редко взрослеют. Он жил среди мальчишек-сликбордистов и ничем не отличался от них.
Конни оставался таким же худым и ездил с той же непринужденной ловкостью. Он носил на правой руке те же золотистые пласметаллические кольца, и его глаза тоже не изменились — темные и пустые. Изменились только волосы — он покрасил их в пурпурный цвет и заплел в длинные косы с бусинками из слоновой кости. Уже не мальчик, а панк-переросток, он носил черную льняную фуфайку с треугольным вырезом, облегающие фиолетовые брюки из бархатистой вискозы и мягкие сапоги из искусственной акульей кожи. Из уголков его глаз веером разбегались морщинки, две глубокие складки обрамляли рот. Как и раньше, он летал на «Валькирии»: многие сликбордисты хранят верность избранной раз и навсегда марке.
Конни знал меня в прежнем обличье, с человеческим лицом, — я ремонтировала у него свои доски со времен окончания Академии, и наше полезное знакомство продолжалось не один год. Чем я и собиралась сейчас воспользоваться.
Когда он в недоумении уставился на меня, я повернулась к нему левой щекой и он, к счастью, узнал мою татуировку. Мальчишка с зелеными волосами уселся, скрестив ноги, на пол и закурил очередную сигаретку. Сладкий дымок гашиша поднялся в воздух, перебивая другие запахи. Хорошо, что я умею приглушать свое обостренное демоническое обоняние.
Конни ухмыльнулся, показав крепкие зубы, но эта улыбка быстро исчезла.
— Привет, мертвячка. Прошла модификацию?
— Что-то в этом роде. Не по своему желанию.
Я пожала одним плечом, отчего пропитавшаяся уже засохшей кровью блузка противно хрустнула.
Под мышкой у Конни был зажат длинный плоский предмет в замшевом чехле.
— Рада тебя видеть, Конни.
— Давненько не пересекались, — ответил он, внимательно присматриваясь ко мне. Говорил Конни медленно, стараясь поменьше сбиваться на жаргон. — У тебя проблемы. У каждой дыры отираются шпионы.
— Извини.
Глаза мои горели, точно так же, как и легкие. Огромную сумрачную воронку Рэтхоула наполняла пульсация множества сликбордов. Их становилось все больше, даже стены начали подрагивать. Случайный порыв ветра шевельнул косы Конни, так что звякнули бусинки, коснулся моей щеки, всколыхнул одежду.
— Я на тропе войны, Конни. Не хочу никому доставлять неприятности, но положение безвыходное. Мне нужна доска, а еще возможность незаметно отсюда выбраться и отправить пару сообщений. Я могу заплатить.
Он пожал плечами и скривил губу.
— Заплатить?
«О, Sekhmet sa'es».
— Новыми кредитками, черт тебя дери! Не переводом на твой личный счет. Думаешь, я вчера родилась?
— Кто тебя знает, — хмыкнул он, приглядываясь ко мне. — Выглядишь ты обалденно молодо.
«Если бы ты знал, какой обалденно старой я себя чувствую».
— Ну, это не моя вина, Конни. Я проиграла дьяволу.
«Вот ведь не скажешь правды, пока не соврешь. Правда, Джафримель?»
«Доверься мне, — отозвался в памяти голос Джафримеля. — Пообещай, что не будешь во мне сомневаться».
Лучше бы он не бросал меня на Маккинли. Лучше бы мне не знать ничего, что заставляет сейчас на него злиться. Вдруг я убедила бы его помочь Еве? Во всяком случае, могла бы попробовать.
