— Причем здесь вы?
— ПРИЧЕМ? — взревел Тривьер, — И в самом деле, сударь, причем здесь я? Да притом, что вы в ту ночь убили мою сестру и её мужа, которые гостили в тот час в доме вашего кузена. Не находите, прелестный должок, не правда ли? — он засмеялся хрипло, через боль. Я понимала, что должен сейчас чувствовать человек, потерявший любимую сестру. Перед ним, в его руках — враг, смерти которому он желал много дней и ночей, проигрывая для себя эту встречу.
Граф де Бюсси предстал предо мной в новом образе. Образе — убийцы, с безумным взглядом, который не видит перед собой людей, лишь тени, и их надо отчего-то уничтожить, все, до единой. Тени, а за ними стоят судьбы и жизни людей. Тех, что мечтали, любили, растили детей, желали жить. Он был палачом, а сейчас сам оказался в роли жертвы. Я робко посмотрела на любимое лицо, боясь увидеть вместо него чудовище. Но увидела человека, который глубоко сожалеет о случившемся.
Бюсси осунулся, его плечи опустились, согнутые невидимой ношей, будто только сейчас он понял о той боли, что когда-то причинил незнакомым и невинным людям. Словно только сейчас увидел весь ужас той ночи и людей, павших от его руки. Бюсси был их палачом, но имел ли на это право?
— Что вы хотите, господин де Тривьер?
Антуан перестал смеяться и посмотрел в глаза Луи:
— Подпишите бумагу о передаче маркизата Ренель моей племяннице.
— Хорошо. Я подпишу. И это все?
— Нет, не так скоро…
— Хотите удовлетворения?
— Я похож на ненормального? Обижаете, сударь. Драться с вами? С первой шпагой Франции? Я не настолько безрассуден. Я жить хочу, граф, в полном достатке, довольно долго и предельно счастливо.
— Тогда…
— Узнаете. Подпишите бумагу, — протянул де Тривьер фолиант. Перо и чернила стояли на его столе.
Луи, даже не взглянув на содержание бумаги, резко подошел к столу и, обмакнув перо, размашисто поставил роспись под этим документом.
— Это все?
— Да, другие ваши владения меня не интересуют, — де Тривьер спрятал с довольной улыбкой фолиант в ящик стола. — На них и так найдутся претенденты из пока еще имеющихся ваших родственников.
— Не понимаю.
— Что же, объясню еще одну вещь. Я хочу возмездия. Убить вас, это слишком мало, а вот доставить вам страдание — это, пожалуй, лучше всего…удовлетворит меня.
Луи метнулся ко мне, это не ускользнуло от нашего гостеприимного хозяина:
— О, не беспокойтесь. Вашей супруге ничего не угрожает, по крайней мере от меня. Открою вам небольшой секрет: я занимаюсь контрабандой. Но кто сейчас не занимается столь прибыльным делом? Я же — торгую людьми. Да, да, сударь. Я продам вас и вашу жену, скажем, в Египет.
— Вы не посмеете!
— Еще как посмею и буду весьма рад тому обстоятельству, если вы там вдруг подхватите неизлечимую болезнь и умрете в муках. Простите, сударыня, но вы его жена и вас я тоже не помилую. Как там говорится? В болезни и здравии, пока смерть…
— Негодяй! — вскипел Луи и накинулся на обидчика, — Катрин — беги!
Я кинулась к двери и выскользнула в полумрак коридора, спряталась за портьеру, когда мимо меня пробежали слуги Тривьера. Очень уж мне не хотелось становиться рабыней Изаурой. Побежала вниз по ступеням, едва удерживаясь на них, чтобы не сломать себе еще и ноги, сняла на ходу туфли. Выскакивая во двор, прижалась к стене и вдоль нее, осторожно кралась к воротам, когда сзади меня поймал за плечи бугай по имени Роже.
— О, вот и встретились, куколка. Помнишь меня?
— Еще бы, забудешь такого! Пусти! Сволочь! Подлец! Козел безмозглый! — ругалась я, на чем свет стоит, вырываясь из его крепких лапищ. И, видно, несколько фраз слетело с губ на родном языке.
— Оп-па! Не может быть! — услышала я и в первое мгновение не поверила себе.
Он говорил по-русски, без акцента. Мы уставились друг на друга, как будто впервые увиделись, — Давно из Руси?
— Давно. А ты?
— Тоже. Странно, ты и вдруг… Невероятно, матерь Божья… Неужто так бывает?
— Бывает, Роже. В жизни многое бывает.
— Вася.
— Что?
— Василием меня зовут, говорю. Это тут Роже окрестили.
— Вася, Васенька, отпусти меня! Пожалей, не хочу я в рабыни, — взмолилась, падая перед ним на колени…
— Что ты, что ты, Катя. Так зовут? — поднял он меня и прошептал, — Не могу я тебя на виду у всех отпустить, нельзя мне. Я у него на службе. Узнает, убьет, ведь.
— Я могу тебе денег дать. Мой муж богатый, граф.
— Да, знаю я, что ты из этих, из господ. Не могу так, как просишь. Я тебе по другому пособлю. Ты тока им не откройся. А сейчас пошли.
— Куда?
— Знамо куда, к хозяину.
— Пусти, дурак!
— Сама дура, они же твоего мужика до смерти забьют, а так, может, еще поживете маленько.
— "Маленько", — передразнила я, — ладно, веди.
— Тока, ты это… побрыкайся, что ли?
— Побрыкаюсь, — пообещала ему и закричала с новой силой, только уже по-французски, — Пусти! Отпусти, негодяй!
Василий вволок меня в комнату, где на полу, в крови, лежал без сознания мой муж. Слезы подступили к горлу:
— Нет! Пусти! — вырвалась из рук мучителя и кинулась к Луи. — Что вы с ним сделали?
— Ничего, особенного, сударыня, немного уму-разуму поучили, — ответил де Тривьер, поведя плечами, затем обратился к слугам, стоявшим на входе в комнату,
— Заберите их. Отправьте по назначению.
— А если он умрет в дороге? — спросил Вася и в ожидании ответа, у меня замерла душа.
— Не умрет, а если и так, мне это безразлично. Уведите.
Меня бесцеремонно поставили на ноги и подтолкнули к выходу. Василий поднял Луи на руки, я была благодарна за его великодушие.
Нам связали руки: мне перед собой, а Луи — за спиной (даже в беспомощном состоянии мой муж внушал им страх) и засунули в кибитку, повезли в рабство. Похоже, что кошмар в моей жизни только начинался.
— Постой! — послышался голос Роже-Васи.
— Чего тебе? — ответил возница или один из охранников, я не видела, кто это был, но повозка остановилась.
— Колесо, кажется, накренилось. Я посмотрю.
— А что б тебя! — раздался еще один голос. — Смотри, да быстрее!
— Катя, где-то, через час, на пути будет поворот, там можно выпрыгнуть. Вас не заметят, скроетесь в траве или кустах. Я оставлю тебе нож, возьмешь с собой. Удачи тебе, девочка! Может, еще, когда свидимся, — прошептал он мне на русском.
— Спасибо, Василий! — ответила так же.
— Трогай! — закричал он во все горло. Видимо, обрадованный тем, что я его услышала. Нож брякнул о край повозки, возле Луи. Но этот оглушающий звук, к счастью, никто не заметил. Время побежало очень быстро.
