сейчас же… – прошипел лорд-канцлер, чувствуя, как в уголках его собственного рта вздуваются пузырьки слюны.
– Можете не продолжать, основную мысль я понял, – маркграф откинул волосы с лица. – И не вижу повода нервничать, рискуя новым разлитием желчи. По-моему, всё предельно ясно. Если нет необходимости атаковать, то и не надо этого делать.
– Нет необходимости?!
За грудиной лорд-канцлера сдавило и в глазах потемнело, а на языке стало кисло и вязко, будто он только что не мятную пастилку сосал, а старый медяк. Марген машинально растёр бок, но это, конечно, не помогло. Лекарь сказал, что ничего поделать нельзя – возраст. Но причём тут возраст? Эдакие умники, вроде Редиш, и любого молодого прямиком в гроб загонят!
Слава Отцу, маркграф такой один. Хотя нет, спасибо Левому, что на второго не расщедрился.
– Генерал, я предупреждаю…
– Не стоит, – Редиш по ту сторону зеркала поднял руку, останавливая, а заодно лоб почесал, – вы это уже делали и ни раз, а на память я не жалуюсь. Что вас смущает, господин Марген? Ну сидит эта княжеско-королевская рать себе в Черногорье и пусть сидит, к зиме уберётся.
– То есть как?
– Подозреваю, что ногами, – с убийственной серьёзностью предположил маркграф, – если, конечно, крылья не отрастят. Ну посудите сами. Притопали они сюда в самый разгар посева, поэтому осенью крестьяне даже обычного урожая ячменя не соберут. Не говоря уж о пшенице, которая здесь никогда и не росла. По моим сведениям, где-то четверть полей так и осталась под паром. До работы ли, когда солдаты под боком? Тут бы баб со свиньями успеть в ближайшее болото загнать, горшок с серебром закопать. Да умудриться самому спрятаться, пока бравые воины пятки не припекли, узнавая, куда дел баб, свиней и серебро. Война, знаете ли, дело хлопотное. А дисциплина – она до тех пор, пока лейтенант не видит, и с сержантом делишься.
– Благодарю за познавательную лекцию, – процедил лорд-канцлер, – но я по-прежнему не понимаю.
– А я и не закончил, – Редиш снова разворошил угли, и Маргену померещилось, что генерал специально целится, стараясь попасть веткой ему в глаз. Вернее, в глаз его изображению, которое маркграф в костерке видел. – Итак, четверть полей осталось незасеянными, ещё четверть уже вытоптали. Остальную половину толком убрать не смогут. Вы помните про баб, свиней, серебро и пятки? Таким образом, рискну предположить, что уже к середине осени бравым воякам будет попросту нечего жрать. И они уберутся ещё до того, как местное население начнёт бунтовать от голода. Хотя, может, я переоцениваю сообразительность их военачальников. Тогда им придётся повозиться с крестьянами.
– О-очень логично, – насмешливо протянул Марген, откидываясь на спинку кресла. Такого шанса дать себе по носу Редиш давненько не предоставлял. Кажется… никогда? – Вы об одном забыли. Они держат перевалы, а, значит, могут в любой момент получить продовольствие из Северных княжеств.
– Ну что вы, милорд, – эдак снисходительно-ласково отозвался генерал. – Кажется, я уже упоминал: с памятью у меня полный порядок. Во-первых, перевалы засыпит снегом всё к той же середине осени или чуть позже. Во-вторых, еды, которой могут снабдить княжества, хватит только на солдат. А ведь к ним присоединились около шестисот высокородных имперских идиотов и около трёх тысяч человек, этих идиотов сопровождающих. Ну и местные жители, не забывайте про них.
– А если они решатся на прорыв границы?
– Так добро пожаловать. Ремонт старых крепостей и сторожевых башен идёт полным ходом, закончим к концу лета. Гарнизоны пополняются.
– То есть, вы просто хотите сидеть и ничего не делать?
– Кажется, именно это я сразу и сказал, – снова пожал плечами Редиш. – К сожалению, ничегонеделанье иногда обходится казне гораздо дороже войны.
– Чьей казне? – прицокнул языком канцлер.
– Рискну предположить, что обеим. Лично мне нужно ещё примерно десять тысяч золотых лердаров.
– Вы с ума… Откуда я вам их возьму?
– А вот это совершенно меня не касается. Полагаю, из запасов, сделанных вами на случай моих нужд, – беззаботно отозвался маркграф. – Моё дело сидеть, ваше платить мне за это.
– Чтобы следующим летом самозванец вернулся? И кроме войска княжеств прихватил с собой ещё, скажем, всадников степей или хайдзерскую конницу?
– Вот это меня касается напрямую, – согласился генерал. – Обещаю, ничего подобного не случится.
– Ну что ж, – буркнул Марген, раздражённо барабаня пальцами по подлокотнику. Тиски, сжимающие грудину, совсем было отпустившие, сжались снова, мешая дышать. – В принципе, меня это устраивает.
– Я рад. Тогда до следующей связи, – Редиш потянулся, наверное, костёр потушить собирался.
– Постойте, как там его высочество?
– Его высочество развлекается во всю, – заверил маркграф. – Веселится, как ребёнок. И думается, он очень доволен этим обстоятельством.
– Я бы на вашем месте не давал ему очень уж… развлекаться, – проворчал лорд-канцлер просто для того, чтобы последнее слово за собой оставить.
– Именно этим я и собираюсь заняться в самое ближайшее время, – заверил Редиш.
И зеркало погасло, показав напоследок клуб пепельного пара. А последнее слово так и осталось за генералом, Левый бы его побрал со всеми потрохами и странными идеями. Между прочим, ничего про свою якобы болезнь, сомнительную бабушку и нежелание показываться на люди, генерал так и не пояснил.
Ну вот как тут не нервничать?
Лорд-канцлер, выругавшись по-портовому, с силой растёр ноющую грудь.
***
Маркграф сидел, глядя на пускающий влажные дымки затухающий костерок, молчал – и не понять, о чём думает. Может, совсем не думает, а заснул, например?
Эрна вздохнула, поправила юбку, выпрямила затёкшие ноги. Всё-таки метресса сидела довольно долго, поджав их под себя. Редиш попросил сделать вид, будто магички тут нет, а куда денешься в тесной рыбацкой лачуге? Пришлось забиваться в угол.
Впрочем, это место он для Эрны давно определил – в углу, под табличкой: «Старый друг». Наверное, стоило сказать спасибо, что хоть такой клочок отвёл, мог бы и вообще выкинуть. Собственно, изначально Редиш именно это и сделал. Так что надо радоваться: хоть и в углу, но всё равно же в его жизни. Или как раз это повод немедленно пойти повеситься, тоскуя от собственной дурости?
– И что ты теперь собираешься делать? – так ничего определённого и не решив, спросила магичка.
Вопрос прозвучал резковато, с досадой, но маркграф, кажется, этого не заметил. А когда он обращал
