class="p1">И надо как-то отсюда выбираться.
– Значит, так, – в голосе Кати послышалась твердость. – То, что вы здесь оказались, запретный знак – все это проделки ведьмы Ирмины. Той самой, что идет за мной из самого Красноярска…
– Откуда? – мальчишки переглянулись и посмотрели на Енисею и Ярославу.
– Катя будет жить через много-много лет в городе Красноярске, – кратко пояснила Енисея. – Мы не успели вам рассказать.
– Ну конечно, так собирались, что не успели, – скептически отозвался Истр и поправил пояс. Олеб с сомнением уставился на Катю.
Катя кивнула и продолжила:
– Не знаю как, но она смогла выйти из зеркала сегодня, я ее видела, говорила с ней. Здесь.
У Ярославы округлились глаза, Енисея и ребята оживились:
– Как – здесь?
– Она из своего зеркала вышла… Потом заставила посмотреть тот день, когда исчезла мама, – Катя снизила голос до шепота. – Я видела, как мама тем утром положила в шкатулку моток с нитками. Более того. В шкатулке или есть указатель, где находится посох, или вообще посох как-то спрятан там, в шкатулке.
– Да ну?
– Совершенно точно. Ирмина его чувствует. Енисея побледнела. Кажется, она первая поняла, что значат Катины слова:
– Так мы принесли сюда ее…
– Тс-с-с. Надо выбираться отсюда. И чем быстрее, тем лучше.
Истр внимательнее огляделся:
– Не получится. Это мешок какой-то каменный. Ни выхода, ни входа… Можно, конечно, мечами прорубить стены каменные. Но это долго. И шумно.
– Переход сделаем, – с готовностью отозвалась Ярослава, но Олеб только головой покачал.
– Место заговоренное, – он кивнул в сторону повисшего над их головами чахлого светящегося шара. – Вон светозара и то едва сделали. Не знаю, как вы, а я совсем в нем силы не чую. Темным мороком не пройдем, точно вам говорю.
Ярослава хотела что-то возразить, но Катя остановила спор.
– Выход есть. Ирминины головорезы как-то отсюда вышли, и, – она огляделась по сторонам и понизила голос до едва различимого шепота, – раз уж вы принесли сюда шкатулку, не воспользоваться ли Алатырем?
Ребята переглянулись.
– Оно, конечно, здорово, – высказал общее мнение Олеб, – только как? Мы не знаем, как его открыть, чтобы он дорогу показал…
Катя выразительно посмотрела на друзей:
– Мне кажется, он сам подскажет как. Только покараульте, чтоб Ирмина не сцапала меня…
И она уселась на пыльный холодный пол, скрестив ноги в позе лотоса, и достала из шкатулки камень василькового цвета.
Ребята ее окружили. Достали и приготовили мечи. Катя закрыла глаза.
На груди у нее светились бусы Истра, на талии пестрой голубой лентой вился пояс, подаренный Ярушкой, на пальце – зачарованное кольцо, а вокруг нее по эллиптической орбите медленно, как во сне, с легким гулом проплывали искры всех цветов радуги. По темному подвалу, тускло освещенному светозаром, медленно расползался дымок январских морозов.
Ребята, увидев, как вращающиеся вокруг Кати разноцветные огоньки стали материализовываться, приобретая твердость, в полном недоумении придвинулись к ней ближе. Ярушка протянула руку к плавающим искрам и легонько, одним пальцем, толкнула одну из них.
Искра от прикосновения качнулась и вернулась на свою прежнюю орбиту.
– Да это же самоцветные камни! – воскликнула Ярослава. Она посмотрела на кольцо, подаренное Енисеей и Олебом, потом на ребят. – Это вы кольцо так настроили?
– Нет, – ребята одновременно покачали головой.
– А что это такое тогда? – вздохнул Истр.
– Ой, ребятки, – отозвалась Ярушка, – наша Катя все больше меня удивляет, – она понизила голос до шепота. – Сдается мне, у нее способностей к волхованию больше, чем у нас с вами вместе взятых.
А Катя тем временем погружалась во все более и более глубокий сон.
Только сон ли это был?
Вначале она видела ребят как бы сквозь пелену или если бы она смотрела кино на пленке плохого качества. Потом картинка сменилась. Сквозь угольно-черный пепел проявились фигуры Ирмины, Шкоды и Афросия с Антоном. Шкода нес ее, Катю, на руках, как тряпичную куклу. Громила Афросий за шиворот волок упирающегося и что-то кричащего Антона. Потом она увидела себя на каменном полу и рядом – склонившегося Афросия. Тот держал ее за запястье, проверял пульс. Шкода казался недовольным.
– Да жива она, сейчас очухается, – оправдывался Афросий.
Тут от стены отделилась тень. Антон. Сердце екнуло, оборвавшись и бросившись в ноги.
По-прежнему спокойный, слегка взъерошенный. Сердце опять предательски оборвалось: она все еще верила, что есть какие-то неизвестные ей обстоятельства, которые полностью объясняют его предательство.
Хотя… какие оправдания могут быть у предательства? В это время Антон, помявшись за спиной Афросия и, видимо, услышав, что она сейчас «очухается», молча вышел из зала, плотно прикрыв за собой низенькую полукруглую дверь.
Душа сжалась в маленький комочек и замерла, словно оледенела. Разум застыл на мгновение, но, потеряв последнюю надежду, больше доводов в защиту Антона не выдвигал. Разум вынес вердикт, окончательный и обжалованию не подлежащий: трус и предатель.
Все.
Точка.
Катя повела плечами, стараясь как можно быстрее избавиться от неприятного чувства брезгливости.
Душа глухо молчала.
А зал погрузился во мрак. Катя только успела запомнить, где находится дверь, через которую вышел Антон.
Вокруг нее медленно начали вращаться разноцветные огоньки.
Она их заинтересованно разглядывала, ведь смотреть больше было не на что – только пустота и темнота. В ладони камень из шкатулки, мерцающий разными цветами, он становился то алым, то васильково-синим, то изумрудно-зеленым, то белым.
Легкий толчок. Пространство вокруг дернулось и застыло на мгновение. Хлопок и сильный ветер, порывом ворвавшийся в подвал, на миг перехватил дыхание и стих.
В этот момент она почувствовала, что помещение изменилось, оно перестало быть пустым и заброшенным. А сама она словно потеряла тело. Оказалась бесплотным духом. Влекомая неведомой ей силой, Катя вырвалась из подвала, помчалась по широкому пустынному коридору, освещенному гранеными светозарами, проскользнула по узкой винтовой лестнице, вылетела на верхнюю анфиладу, открытую зимнему студеному ветру и холодному солнцу.
Странное ощущение возникло у нее. Будто вернулась она домой.
И узор на стене – знакомый. И выщербленные перила – родные. И ветер – любимый. Она выглянула в окно.
Серебряным покрывалом сковала зима всю округу, насколько хватало глаз. Сосны величаво поскрипывали заснеженными кронами, перешептываясь. У их корней боязливо жались пушистые елочки в богатых снежных шубках.
За небольшим сосновым бором вилась узкой лентой закованная в лед река. Дальше – насколько хватало глаз – бескрайняя равнина, уходящая в пепельно-синее небо.
Она знала это место. Этот изгиб реки. Этот лес. Это Александрия. И когда-то, когда время сметет последние краски жизни из этих стен, это место станет заповедником под
