Нет, Комиссия свободу не даст — она порежет их на мелкие кусочки, но зачем об этом вслух? Зачем портить гниловатым запахом сладкий вкус надежды? Они будут драться не за победу, а за возможность диалога с людьми в серебристых костюмах, которые, как Грин знал наверняка, не пойдут ни на какие компромиссы.
Комиссия. Он видел их однажды, но сразу понял — первая встреча, если ты оступился, это последняя встреча. Исключение составляют лишь великолепно тренированные бойцы специального назначения, место одного из которых он однажды собирался занять.
Место Эльконто. Место этой самодовольной гниды с косичкой, которая думает, что лучше него никто не может управлять «Войной». Нет, Грин не затем мотал на ус каждую деталь и каждую мелочь столько лет подряд — он справится, и справится куда лучше.
— Куда мы их доставим?
Бородач Элменсон выглядел крайне подозрительным. Если не убедить его, что овчинка стоит выделки, придется снять Пэта с дела — попросту заставить его замолчать. Но жаль, будет сильно жаль — Элменсон хороший боец.
— Адрес уже забит в спутниковый навигатор в кабине. В доме, куда вы их привезете, будет стоять блокиратор — оттуда не сработают ни сотовые, ни пробьются хитрожопые Комиссионные системы слежения. Я все подготовил. Как только три часа пройдет, а я все здесь устрою, как планировал, вы свободны делать, что хотите. Либо просто податься в бега, либо попробовать обменять Эльконто на свободную и счастливую жизнь.
— А какие шансы, что нас послушают и не грохнут на месте?
Элменсон не унимался в ненужных заму подозрениях.
Челюсти Грина напряглись.
— Главное, что они есть. Вы или беретесь за это, или остаетесь здесь, и все идет, как обычно.
— Нет, только не здесь. — Подал голос бледнокожий Ульрих; нож в его руках на мгновенье застыл. — Я давно не видел солнца, настоящего солнца. Я хочу проснуться и не идти на Войну. Я хочу жить.
Он высказал немые мысли всех — каждого солдата, когда-либо попавшего и не успевшего умереть на этом чертовом Уровне. Уровне, который Грин по-своему очень любил.
— Вот в четверг вечером вам и представится шанс.
Пламя опасной игры начинало жечь руки, но Джон не был готов отступиться. Он — некогда бывший заместитель, а скоро и главнокомандующий — докажет, что способен выстраивать сложные стратегические ходы, способен планировать многоманевренные и многоходовые замыслы, способен побеждать.
Интересно, если доктор останется в живых, получится ли впоследствии склонить его на свою сторону?
Лагерфельд — не смотрите на его вечно добродушный вид — тот еще баран. Куда более упертый, чем многим кажется. Но второго такого врача на Уровнях нет, а Грину бы он ох как пригодился. Ладно, об этом позже.
— Так что, все готовы? У вас два дня на подготовку.
Скрипнула дверь просторной и темной в этот час спальни — вошел тощий Калли — парень, проводящий большую часть жизни на Войне в местном стационаре (прикидушный паскуда, как сказал бы Рик) — бросил рюкзак на кровать, что-то вытащил из него и быстро покинул спальню — собравшихся в углу мужчин он не заметил.
— А что с оружием? — Прошептал потный Ульрих; лезвие ножа в его пальцах замелькало быстрее обычного.
— Сначала я хочу услышать, что все понимают, на что идут, и что все готовы это сделать. — Жестко отрезал Грин. — Мне нужно четыре «да». Только потом детали.
— Да. — Первым ответил бородач и сделался еще угрюмее.
— Да. — Кивнул Рик и почесал подбородок.
— Чего уж отступать? — Ровно спросил силач Тод, и на его лице вновь не шелохнулся ни единый мускул.
— Готов. — Нервно подтвердил Ульрих и тут же чертыхнулся — порезал палец.
* * *
Синева здесь резала глаза — очки не спасали. Трепались от тугих воздушных струй волосы, трепались края воротника и рукава, трепались, разъезжаясь в сторону, щеки, вертикальной шпагой стояла на затылке косичка. Казалось, одно неверное движение, и ты закувыркаешься в воздухе, потеряешь баланс и превратишься в, идущий к земле со скоростью кометы, камень.
Чтобы не накрениться влево, Эльконто отвел руку дальше в сторону и чуть поднял ее — тело тут же выровнялось, приняло идеальное горизонтальное положение. Спасибо тренировкам, спасибо сотне сделанных прыжков, спасибо аппарату «ЛиннWMD» и тому вентилятору, что гнал из-под земли теплый, но затхлый воздух двадцать четыре часа в сутки. Сколько они провисели в том агрегате всем отрядом, поначалу барахтаясь внутри прозрачных стен, как пиявки в сливном бачке? Зато результат того стоил…
Ани, летящая несколькими метрами выше, визжала так громко, будто ей в гланды впаяли два футбольных свистка. Ее истошный визг то переходил в звонкий, радостный от бурлящего в крови адреналина хохот, то в бессвязные выкрики.
— Дэйн! Это… Это так здорово! Мы падаем!!!
Ну, слава Создателю, падают с парашютом за плечами, а не просто так, и если Эльконто вызвался прыгать сам, то над Ани, прикрепленный к последней ремнями, словно сросшийся иланский близнец, летел, осоловевший от пронзительных визгов, инструктор.
Хорошо, что Дэйн не вызвался прыгать с ней в тандеме, и хорошо, что она согласилась на инструктора, а то ловить бы ее сейчас в этой синеве, судорожно вспоминая все аэро-маневренные навыки, некогда приобретенные в «Реакторе»[4].
— Ну, как? Нравится? — Напряг связки и проревел снайпер в направлении летящей выше пары.
— Нравится?!
Теперь ее голос доносился из часов, надетых на его запястье.
— Да я просто балдею! Балдю, Дэйн!
Ну, и хвала Богам. А то он всерьез опасался, что Ани сдрейфит на последнем шаге — настолько бледно-зеленоватым выглядело ее лицо перед тем, как он шагнул в невесомость. Но нет, она наслаждалась, на самом деле наслаждалась, а в какой-то момент — он и сам не заметил в какой именно — полетом начал наслаждать и он сам. Забыл, как это выглядит, как ощущается, когда земля стремительно несется к тебе, а ты к ней, когда тело парит, словно птичье, когда воздух кажется тугой многослойной подушкой, сердечный клапан сокращается с удвоенной скоростью, а мозг то и дело настойчиво просит руки дернуть заветный шнур.
Но нет, еще не время.
Впереди еще секунд сорок-пятьдесят свободного падения, впереди еще слишком далекие зеленые травянистые поля и отблескивающая под солнцем лента реки, еще есть время ощутить себя невесомым, свободным, легким. Лететь бы так до бесконечности, зная, что никогда не разобьешься, лететь по своему усмотрению, а не зависеть от гравитации, лететь с полным ощущением иллюзорного могущества, что можешь однажды взять и расправить несуществующие крылья.