Ты шикарная женщина, у тебя есть стиль. Он это оценит, вот увидишь.
Шикарная женщина?..
Мэт отвёл мои руки от лица, поцеловал в уголок губ.
— Мы, конечно, можем отказаться. Но я не хочу, чтобы думали, будто я тебя скрываю.
Будто он меня стыдится…
Сырная корочка как раз подрумянилась, мы достали противень, дали картошке немного остыть и пообедали. Было вкусно. Но сколько Мэт ни нахваливал наше общее кулинарное творение, утреннее чувство приятной беззаботности ушло безвозвратно.
Когда мы поставили посуду в посудомоечную машину, в воздухе разлилась мелодичная трель, и громкоговоритель суб-домофона бесстрастным женским голосом сообщил:
— К вам посыльный из центра заказов Крамма и Рэнни.
— Пусть поднимется, — сказал Мэт в суб-кольцо и повернулся ко мне. — Я взял на себя смелость заказать тебе платье. Если не понравится, наденешь старое.
Мне понравилось.
Платье было тёмно-синим с рукавами три четверти, отороченными широким белым кружевом изящного плетения. Подол ниже колен. Вырез едва открывал ключицы.
В этом платье я выглядела ещё лучше, чем в бордовом... И правда — шикарно. Может, оттого что на этот раз подарок радовал, а не страшил, и я улыбалась своему отражению.
А ещё у меня была возможность привести в порядок причёску. В большой ванной, примыкающей к спальне Мэта… нашей спальне… нашлось приспособление для укладки волос. Мэт назвал его умным суб-феном. В комплект входили светописец в виде глаза на подвижной ноге, экран, демонстрирующий трёхмерные изображения, коллекция картинок с причёсками и шапочка из плотного, но лёгкого материала.
На всё ушло пять минут. Шапочка надулась на голове, возникло ощущение, что волосы перебирает невидимая бережная рука. Вот и секрет неизменной элегантно-небрежной причёски Мэта. А я всё удивлялась: неужели он каждое утро бегает к парикмахеру?
Немного подкрасила лицо и вышла в гостиную, держа левую руку за спиной.
Мэт полдня убеждал меня, что ужин у Даймеров — рядовое событие, но сам нарядился в костюм-тройку ещё более изысканного и дорогого вида, чем его обычные пиджачные пары. Строгий галстук был прихвачен золотым зажимом, на манжетах блестели драгоценные запонки. Я невольно замерла на месте — таким далёким показался в эту минуту мой муж. Пришелец из мира слияний, поглощений, биржевых игр, крупных сделок и больших денег, ради которых можно подставить собственного брата…
А потом Мэт улыбнулся, легко и солнечно, как умел он один — и иллюзия рассеялась.
— Не робей, Симона. Ты даже не представляешь, как невероятно выглядишь. Жаль, об украшениях я не подумал, — он вздохнул так расстроенно, что мне стало смешно.
— В самом деле. Никакого почтения к старой доброй джеландской традиции.
— Какой традиции?
— Ну как же. Ты говорил, что молодой муж обязан подарить жене бриллиантовое колье. А сам второй раз платьем отделываешься. Куда это годится?
— Ты права, никуда...
Взгляд Мэта стал подозрительно задумчивым, и я поспешила заметить:
— Сюда подошёл бы тот браслетик с сердечками.
— Только носит его сейчас какая-нибудь модница с мусорного завода, — беспечно усмехнулся Мэт.
Слишком беспечно для человека, которому этим самым браслетиком нанесли смертельную обиду.
Я картинным жестом протянула ему левую руку. Словно для поцелуя — как делают дамы в фильмах о старинной жизни.
Браслет скользнул по запястью, холодя кожу. Мягко мерцала серебристая цепочка, тонкая, словно нить; покачивались искристыми звёздами сапфировые сердечки, больше похожие на крохотные синие капли.
Мэт сделал шаг и действительно поцеловал мне ладонь. Потом запястье, потом… вздохнул с сожалением:
— Не стоит. А то опоздаем.
Глава 28. За сверкающим фасадом
Мы и правда опоздали.
Из-за густого снегопада Чуддвиль стоял в пробках. Пушистые хлопья бились о лобовое стекло, как белые бабочки; в чистых слезах новорожденной зимы струились и дрожали огни Осьминога. А мы, не взяв тёплой одежды, сидели в прогретом салоне, будто в рубке корабля, плывущего сквозь сказочный снежный океан.
Руки Мэта лежали на руле, из-под рукава выглядывал привычный уже "Кселор".
— Когда я в первый раз увидела твои часы, подумала, что ты взяточник. Не обижайся, это у меня татурское.
— Знала бы ты, что подумали ребята в нашем отделе! — он хмыкнул. — На третий день меня оставили один на один с четырьмя огромными мусорными баками. Где-то в них затерялся оловянный солдатик, малюсенькая фигурка, и её требовалось срочно откопать. Как-нибудь расскажу, что там была за история... Поиск улик — не моя работа. Но наши шутники подстроили так, что у меня был выбор: пожаловаться Мишелю или испачкать руки. Жаловаться я, естественно, не стал.
Мэт весь сиял — будто делился счастливейшим воспоминанием.
— В конце недели мы пошли в полицейский кабак. Как новичок я поставил всем выпивку. Сверху добавил коробку сигар. И наблюдал, как парни жмурились от удовольствия, делая первые затяжки, а потом с яростью плевались, когда вкус первосортного табака во рту сменился вонью гнилой капусты. А что вы хотели? Я нашёл сигары в одном из тех баков. Не пропадать же добру! Даже Мишель не знает, во что мне обошёлся этот фокус. Но оно того стоило.
Я не знала, смеяться или плакать.
— Как тебя только не убили.
— Оружия при себе ни у кого не было. Зато свидетелей — полный бар. Кстати, после того случая я и взял за правило не выходить из дома, не облив себя суб-кондиционером с головы до ног.
— Но по-прежнему носишь рубашки от Ариго.
— Каюсь, привык к добротным вещам. Могут у меня быть маленькие слабости?
"Мурена" вкатилась в особую секцию подземного гаража под фамильным небоскрёбом Даймеров на десять минут позже назначенного срока. В гараже было светло, тепло, у стен дремали десятка два дорогих авто. Молодые люди в чёрных костюмах вежливо открыли дверцы "мурены". Один поднялся с нами в лифте, но в мраморный холл с коврами, диванами и бугенвиллией на стенах не вышел.
В холле нас встречали. Всей стаей. То есть семьёй.
Сам вожак во всём своём грозном величии — медведь-гигант из заповедных лесов Крайнего Востока, каким он запомнился мне ещё с приёма. Но тогда я просто в зоопарк сходила — поглазеть на хищников из высшего света с безопасной стены вольера. А сейчас очутилась в естественной среде их обитания, в том самом лесу, где, как гласит джеландская поговорка времён освоения, медведь и есть хозяин.
Белинда, в чём-то сиренево-перламутровом и струящемся, была легка, как фея летних сумерек. Изящество, грация, располагающая улыбка. Лицо, похожее
