Это было странное чувство: я будто не принадлежала себе, все решали за меня, даже то, что мне надеть и как причесаться, и в то же время меня это не раздражало. Если и были неприятные моменты, то они забывались, стоило мне зайти в гараж, где меня ждали партия аэрокаров-соперников и лично мой друг, красненький аэрокар, который уже подлатали после того эксперимента. Меня окружали люди, которые горят своим делом, которым не терпится начать делать что-то новое; вокруг кипела жизнь, и я была центром этой кипучей деятельности. Прежде вечная невидимка, заучка и тихоня, я раскрылась с новой стороны, перестала держаться особняком. Я до хрипа спорила с проектировщиками по поводу того, как лучше организовать пространство в салоне аэрокара, уже без боязни разговаривала с Региной и прочими шишками корпорации «Корилайн», ощущала себя частью общего дела, и мне нравилось это ощущение.
Мне предложили стать пилотом-испытателем корпорации, но, разумеется, после того как я выучусь по смежной специализации. Третий раз в жизни я кардинально меняла сферу деятельности, третий раз в жизни собиралась стать студенткой! Правда, перед началом учебы мне следовало обязательно слетать домой и вернуть все гражданские права; Регина сказала, что этим можно будет заняться позже, а пока я нужна на Круане. Конечно, я не отказалась! Хоть меня и немного пугала новая жизнь, и иногда малодушно хотелось уйти в тень и вернуться домой, я понимала, что упустить этот шанс будет преступлением против себя самой, а я твердо решила после Хесса больше не совершать преступлений — ни против других, ни против себя самой.
Когда пилоты, изучившие запись эксперимента, успешно полетали на новых аэрокарах перед Советом, было принято долгожданное решение начать выпуск новой линейки аэрокаров для сложных условий; корпорация закатила праздник. Особенно радовалась Регина, для которой это была личная победа. Естественно, на праздник была приглашена я.
На празднике я познакомилась с другим счастливчиком — Виктором Блейком, победителем гонки, на которую я так и не попала. Это был молодой землянин пятидесяти лет, черноволосый, с красивейшими темно-синими глазами; круговерть успеха смущала его так же, как и меня, и мы быстро нашли общий язык. «Шишкам» корпорации понравилось, как мы смотримся вместе, и вскоре было принято решение сделать меня лицом той самой линейки аэрокаров для сложных природных условий.
План выхода на рынок уже подготовленных к продаже аэрокаров, лицом которых стал Виктор Блейк, изменили: теперь предполагалось представить на рынок сразу две линейки под названиями «Виктор» и «Кайетана». «Викторов» покрасили в темно-синий, под цвет глаз Блейка, а «Кайетан» в красный под цвет моих волос. Мы с Виктором только посмеивались над этим, но маркетологи заявляли, что подобный символизм пойдет на пользу продажам.
«Корилайн» торопилась с выпуском, им хотелось удивить Союз. Все были на взводе, но не сомневались в успехе. Примерно то же самое происходило и со мной: я была на взводе, но мне это нравилось. Это было приятное напряжение, рабочее, и оно воодушевляло. Разве что расстраивал один факт — я стала публичной персоной, а известность всегда имеет две стороны…
Союз узнал обо мне, когда в Сеть выложили рекламный ролик, смонтированный из записей того вьюжного эксперимента. На нем было запечатлено не только мое экстремально-агрессивное пилотирование, но и я сама, суровая гражданка в черном обтягивающем костюме с волосами, убранными в высокий хвост, с красной помадой на губах и с красными, очень красными бровями. Решение сделать мои темно-рыжие брови ярко красными принадлежало фее Маришке, и она же настаивала, чтобы я всегда носила яркую помаду самых сумасшедших оттенков. После выхода ролик стал очень популярным: его сочли захватывающим, мотивирующим и кинематографичным. Обо мне тут же создали информационную страничку в Сети, и прикрепили изображение, то самое, где я сижу после эксперимента на крыше аэрокара, смотрю в сторону, а свирепый ветер полощет мои красные волосы.
На этом изображении я казалась себе незнакомкой, да и в ролике я себя не узнала.
То ли брови сделали меня другой, то ли помада, то ли все дело в адреналине и напряжении — не знаю, в чем причина! — но я выглядела ослепительно яркой; казалась диким созданием или, как с восхищением замечали в прессе, «красной мощью, подчиняющей вьюгу». Обрывки моих резких слов, сказанных сразу после эксперимента, тоже разошлись по Сети. Людям неожиданно понравилась моя скупая и резкая манера отвечать.
Скоро общественности стали известны детали моей биографии. Узнав, что я служила в полиции и была осуждена за превышение эо, любопытствующие стали копать усерднее и нашли записи, на которых я задерживала того самого мажора, который «устроил мне отпуск» на Хесс. На записи отчетливо было видно (и слышно), как я ломаю нос «потерпевшему» (он сам нарвался!), и при этом выгляжу совершенно безучастной и строгой, как андроид.
Казалось бы, на этом моя недолгая карьера в качестве «Красной мощи» должна была закончиться, но я стала еще популярнее. Странно и удивительно было то, что граждан интересовала не столько моя эффектная победа над искусственным интеллектом, сколько я сама. Мне приписывали какие-то совсем уж невероятные черты характера, размножали идиотские сплетни, угадывали, какой именно влиятельный любовник протолкнул меня…
Если бы узнали все эти люди, что пропихивает меня Регина Малейв, и что парня у меня никогда не было, то разочаровались: образ Красной мощи не вяжется с невинностью.
Не только я стала заложницей образа — удалого самоуверенного мужчину лепили и из Виктора Блейка, простого и приятного молодого человека. Мы должны были транслировать силу, энергию, красоту в мир, чтобы потенциальным покупателям аэрокаров хотелось стать на нас похожими. Мы с Виктором часто пересекались и по работе, и в отеле по вечерам, и вскоре у нас вошло в привычку вместе ужинать. Окружающие стали многозначительно переглядываться, а Регина как-то прямо спросила, что между нами.
Я со смехом ответила, что мы просто хорошие приятели. Госпожа Малейв улыбнулась, но в глазах осталось недоверие. С тех пор она стала навещать меня чаще, и время выбирала такое, чтобы мы с Блейком не могли видеться. Я решила, что она просто печется о продажах: если мы с Виктором станем парой, это не впишется в маркетинговую концепцию. И все равно, появилась в женщине какая-то напряженность…
Как-то вечером она пришла ко мне в гости, в номер отеля. Оказавшись в номере, Регина подошла к стене, на которой висело мое увеличенное растиражированное изображение; мне подарили его; хотя смотреть на себя такую было странно, я все же повесила его в своем номере. Изображение было красиво обработано и отмечено знаком и названием корпорации «Корилайн».
— Такой я тебя и увидела тогда на Хессе, — проговорила Регина, рассматривая его. — Свирепая, заведенная девчонка… То, как ты подчиняла аэрокар, было чистым искусством. Знаешь, в этом вы с Найте похожи. Когда вы беретесь за дело, становитесь гипнотизирующе прекрасными. В вас есть первобытная сила, мощная энергия победы. Поэтому вы так хороши в роли символов.
Найте…
Я часто вспоминала о нем, особенно когда засыпала, и ругала себя за эту слабость. Иногда, глядя в глаза Регины, я видела его глаза — такие же карие, бархатные, насмешливые и веселые… А ведь мы с ним так и не попрощались: им занялась комиссия по освобождению, а меня стали готовить к освобождению. Я и Удора, кстати, так и не нашла перед своим освобождением, не попрощалась, и по этому поводу мне тоже было грустно.
Нас с Найте больше не связывают энергетические путы, так почему я по-прежнему чувствую себя связанной, и не могу о нем забыть?
— Найте еще на Хессе, дурак несчастный, — добавила Регина.
Я покосилась на нее неодобрительно. Обычно матери гордятся сыновьями, но госпожа Малейв, у которой сыновья такие, что сами Звезды хвастать велели, почему-то отзывается о них пренебрежительно. Виго у нее «педантичный ящер», Регнер — «сложная интригуля», Найте — «дурак несчастный». Зато с неодушевленными аэрокарами она щебечет нежно и ласково: «золото мое», «сокровище», «лапушка»…
