— Вы с Вальеном помирились? — право слово, задушевные беседы — не мой конек, однако любопытство разбирало.
— Он сказал, что говорил об Ив не всерьез, — услышала в ответ.
— А ты?
— Я не шутила насчет лягушки и банки.
— И?..
Мела встала, подтянула перевязь.
— Какое продолжение тебе хотелось бы увидеть, Тая? Слезливую историю запретной любви? Грубый реализм с чувствами напоказ? Кровавую драму с возрастным цензом? Высокоморальную нудятину о добре, зле, мести и бессмыслице?
Я слегка растерялась. В принципе, мне было все равно. Своих забот хватало. Однако если бы наша парочка «Чтоб ты сдох! — Чтоб ты сдохла!» пришла к какому-то пониманию, я бы поверила, что и у нас с Артаном есть шанс.
— Оглянись! Мы на краю света. Рядом драконы, мститель, ищейки. Какой еще романтики тебе надо?
«Начать с того, что маньяка к романтическим факторам я не отношу», — вертелось на языке.
Впрочем, ее мысль понятна. Вокруг столько забот, что некогда раздумывать о личном.
И ведь она права. Нам бы как-то дотянуть до конца лета, а не создавать надуманные проблемы!
Виноват глупый сон… Он напомнил о прошлом. О тех днях, когда я была счастлива, но не ценила этого. Хорошо, что нельзя вернуться на месяцы назад. Я снова бы все испортила, не сомневаюсь. Со мной трудно… Я не умею ни прощать, ни просить.
Любить, похоже, тоже не умею… Иначе на прощание услышала бы совсем другие слова.
— Ты похожа на бабульку-сплетницу, Тая. Хватит уже сватать меня за кого ни попадя. Это бесит.
— Людям не хочется тепла? — пробормотала я, заразившись ее угрюмым настроением.
— Еще как хочется! Только вот свахи вроде тебя редко задумываются, каким именно людям, — Мела взглянула на меня с укоризной. — Почему бы тебе не озаботиться судьбой Илоны? Вэлн значит для нее гораздо больше, чем она показывает. Или наставь на путь истинный Лилею. Объясни, что не стоит вздыхать по Брену, — это ничем хорошим не закончится.
Ну да, медь плохо сочетается с серебром, а уж до золота ей и вовсе не дотянуться.
— А как же ты? — думать о знати и простолюдинах не было желания, поскольку мы с Артаном тоже подходили под эту схему.
— Мне надоело обжигаться.
«Мне надоело ненавидеть», — совсем недавно сказал Ястреб.
Я поразилась тому, насколько совпадали их с колдуньей мысли. По сути, обе фразы означали одно и то же. Только вот Вальен винил в своих бедах мир, а Мела — себя.
***
Этого ищейку я еще не встречала. Он прибыл в карете с гербом королевской тайной службы, также именуемой королевским сыском, в компании знакомого мне по Гаевке господина Коруна.
Пожилой мужчина, на холеном лице которого будто застыла добродушная гримаса, вел себя обходительно и осторожно. Не грубил, не угрожал, не насмешничал… Но почему-то от его тихого голоса становилось не по себе.
— Вас же больше интересуют брюхокрылы, чем убийства? — на колдунью, казалось, не действовал магнетизм приезжего. — Тогда вам к Тае. Господин Корун, не хотите ли чашку малинового чая?
«Нет у нас чашек. Одни железные кружки», — я проводила взглядом поспешно удалившегося к костру гаевского сыскаря и внутренне содрогнулась, обнаружив, что седоволосый ищейка неотрывно смотрит на меня.
— Ну, разводили их. Марис. Из Гаевки, — внимание к моей персоне заставляло говорить неловкими рублеными фразами. — Разбогател на этом. Тамошний сыск прибрал к рукам.
Последнее явно не относилось к делу, поскольку приезжий спрашивал об устройстве питомника, бабочках и куколках, температурном режиме, освещении, растительности — в общем, о том, на что я никогда в жизни не обратила бы внимание.
— Вы хоть понимаете, что от вас зависит будущее вымирающего вида? — в сердцах воскликнул он, когда понял, что не добьется от меня ничего.
— Ну так Ньельма расспросите! Он наверняка все запомнил!
Зря я произнесла это имя. Пришлось объяснять, кто такой Ньельм из Буревестников, что он делал на побережье и почему его нет с нами в настоящее время.
— Очень красивый? — задумчиво переспросил ищейка. — Любопытно…
Он уехал раньше, чем Корун закончил опрос практикантов. Пообещал прислать за местным стражем порядка какую-нибудь повозку. Это означало, что гаевский служака пробудет с нами до самого вечера.
«Не самая приятная компания», — заключила я, готовясь к бесконечным разговорам.
И ошиблась, как это часто бывает.
Оставшись в одиночестве среди тех, кто вызывал вполне понятные опасения, Корун утратил весь апломб. Получалось, это мы выспрашивали у него подробности расследования, а не он проводил дознание.
— На рассвете кто-то вломился в дом Мариса и забрал всех оставшихся куколок и гусениц, — признался сыскарь.
Соседка уверяла, что видела поблизости писаного красавца, причем она с ним встречалась и раньше. Власти решили, речь шла о демоне — после происшествия в Трясогузках его смазливая физиономия запомнилась местным жителям навечно. Однако теперь Корун склонялся к мысли, что это был Ньельм.
— Как он сумел добраться в Гаевку так быстро? — не верилось мне.
Сумел, кто бы сомневался. Свел нашу лошадь, негодяй!
— Маньяка на него нет, — ругался Медор, который успел привязаться к скотине.
Я же почти восхищалась предприимчивости знатного колдуна. Что бы с ним ни происходило, ему все что с гуся вода. Отряхнулся, и пошел дальше. Вернее, разобрался, что Барр гоняться за обидчиком не будет, и ринулся возвращать себе статус.
Редкая бабочка — хорошая причина навестить Академию и закрепиться там, как клещ. Зря человек из королевского сыска волновался о вымирающем виде — предприимчивый Ньельм позаботится, чтобы о брюхокрылах узнал весь мир.
— И что, ему ничего не будет за убийство? — спросила я ищейку, предварительно намекнув, что аристократишка виновен в смерти некоего знатока драконов.
Он с сомнением качнул головой.
— Доказательств нет. Откуда мне знать, что ваш колдун кого-то похитил и принуждал к сотрудничеству? Никто не сообщал ни об убийстве, ни о неопознанном трупе. Может, он прихвастнул?
Итак, Ньельм снова вышел сухим из воды. Его словно хранила сама судьба! А ведь, положа руку на сердце, я испытывала больше сочувствия к неведомому мстителю, чем к знатному негодяю. Наш маньяк, конечно, заслужил виселицу, но его действиями руководило чувство справедливости, пусть и извращенное до невозможности. А колдун попросту жаждал славы. Какой угодно, желательно доставшейся легко и без усилий.
— Точно никто из вас никогда не посещал Лукошник? — Ньельм мало интересовал Коруна. — Ни в этом месяце, ни в прошлом?
И что ему ответить? С тех пор, как у преступника появился настоящий демон, вопрос с перемещениями подозреваемых потерял значение.
— Кого там убили?
Я не рассчитывала на многое. Наверняка ищейка назвал бы имя, ничего мне не говорившее. Какой-то местный бедолага, имевший несчастье увидеть, как наш маньяк колдовал над кабатчиком из Трясогузок или поджигал дом Ашиша. Демон заявил, что к истории Виолы тот человек не имел отношения.
С другой стороны, насколько правдивы слова потусторонней сущности, которая сама признала, что хочет избавиться от собственного хозяина?
— Его звали Ритиш из Ласточек.
Похоже, я не ошиблась. Погибший не пересекался ни с практикантами, ни со мной. Ласточки, хм… Забавный род. Я бы запомнила.
— Он возглавлял гаевско-лукошницкое отделение магической гильдии, — продолжал Корун. — Считался очень толковым магом, пусть и ходили слухи, что подрабатывал на стороне. Мы до сих пор не нашли мотивов его убийства.
— Никак не связан с остальными жертвами?
Обсуждать расследование ищейка отказался. Я с трудом вытянула из него лишь то, что Ритиш однажды пересекался с Марисом. В тот день, когда торговец запрещенными настойками привез к нам жену, он пригласил в свой дом колдуна — чтобы определиться с «одержимостью».
— То есть…
Я не закончила фразу. Вряд ли сыскарю будет полезен тот факт, что Ритиша убили именно из-за этого дела.
