ежедневное напоминание, что она покинула меня.
Несколько мгновений Джасинда молчала, пытаясь собраться с мыслями.
— Каждый человек, Джотэм, скорбит по-своему. Я бы солгала, если бы сказала, что никогда не рыдала, глядя на этот портрет. Что ни разу за эти циклы не злилась на Стефана за то, что он оставил меня одну. Особенно тяжело было смотреть на этот снимок, — она подняла фото, на котором ее супруг, ползая на четвереньках по комнате, катал всех троих детей на спине. — Но я никогда даже мысли не допускала, чтобы упаковать их и убрать на чердак. Стефан, может быть, и ушел, но он навсегда останется частью моей жизни.
— Вот в чем его везение. Ты так бережно хранишь память о нем.
— Джотэм, но ты и сам никогда не забывал Лату. Просто помнишь ее по-своему. К тому же ее портрет висит в твоем кабинете.
— Ты сама осудила меня за это, — напомнил он ей.
Джасинда вспомнила сказанные ею в порыве гнева слова и почувствовала, как ее окатило волной жгучего стыда.
— Прости, Джотэм, — она наклонилась к нему и погладила его по руке. — Мне не следовало говорить такое. Я не вправе судить тебя.
— А кто вправе? Если не тот, кто был ей настоящим другом? — Джотэм вскочил на ноги и начал нервно расхаживать по комнате. — Я любил Лату. И до сих пор люблю ее.
— Я знаю, — обеспокоенный взгляд Джасинды повсюду следовал за ним.
— Но… — взглянув на нее и увидев в ее глазах искреннее беспокойство за него, он наконец решился признаться в том, чего никогда и никому не рассказывал. — В последние годы жизни Лату не удовлетворяла наша совместная жизнь.
— Что? Она сама тебе об этом сказала? — Джасинда не скрывала своего потрясения.
— Нет, не так много слов, но я слишком хорошо знал ее. На нее постоянно давили, а я, к сожалению, ничем не мог ей помочь.
— Я уверена, ты делал все, что в твоих силах, Джотэм. Ты тоже находился под постоянным давлением.
— Да, но то, что пришлось выдерживать Лате, не шло ни в какое сравнение. По крайней мере, у меня был некоторый опыт, и меня с детства готовили к публичной жизни и такому виду деятельности. У Латы же в арсенале ничего этого не было. А когда она зачала…
— Когда она зачала?..
— Она так злилась, так обижалась на меня…
— Я не понимаю.
— Мы заранее обсудили с ней эту тему. Она хотела отложить рождение ребенка хотя бы на четыре цикла. Лата не хотела беременеть, пока не утвердится в своих обязанностях. И, разумеется, я не стал возражать. Но потом с головой погрузился в королевские дела и однажды забыл выпить сок оллали, — Джотэм запрокинул голову назад и уставился в потолок. — Если бы я тогда…
— То сейчас бы у тебя не было Барека, Джотэм, — Джасинда встала и, подойдя к нему, дождалась, когда он посмотрит на нее. — Лата любила сына. Даже если бы она могла повернуть время вспять, то, уверяю тебя, не стала бы ничего менять.
— Ты не можешь этого знать.
— Могу. Мы с Латой много общались. Я тебе уже говорила. Пока Барек был совсем маленьким, они часто приходили сюда. Мы сидели здесь, беседовали, обсуждали вопросы, волнующие всех молодых матерей. Наблюдали за тем, как играют наши мальчики. Однажды Лата кое-что сказала, и мне показалось, я поняла, что она имела в виду. Но теперь я вижу, что тогда не совсем верно восприняла ее слова. Только сейчас все встало на свои места.
— И что она сказала?
— Что даже при возможности все изменить, не согласилась бы на это. Нет, речь шла лишь о том, насколько она была рада, что родила Барека. Мне ее слова тогда показались немного странными. Но я решила, что она имела в виду бессонные ночи, проведенные возле его кроватки.
— Она так и сказала?
— Да.
— А что значат твои слова «пока он был совсем маленьким»? Лата перестала навещать тебя?
— Вскоре после празднования первого дня рождения Барека, — Джасинда подошла к многоярусному столу в дальнем конце комнаты и взяла фотографию, прятавшуюся на нижней полке за остальными. Вернувшись к Джотэму, она протянула ему снимок. — Мы воспользовались автозапуском, чтобы сделать его. Это был ее последний визит.
Джотэм взглянул на фотографию и почувствовал, что его глаза наполнились слезами. На него смотрела его Лата. Она сидела на полу рядом с Джасиндой, и они обе держали на руках сыновей. Все четверо улыбались, даже малыши.
— Почему она перестала приходить? — тихо спросил он.
— Кое-кто из жен советников возмущался в адрес «королевских фаворитов».
— И что? Она же была королевой. Как чье-то мнение могло ограничить ее? Она должна была делать то, что считала нужным.
— Мы говорим о Лате, Джотэм, — протянув руку, Джасинда коснулась изображения подруги. — Она была необыкновенно милой и душевной девушкой. А ей пришлось в ускоренном темпе учиться ориентироваться и выживать в эгоистичном и довольно жестоком мире политики.
— Именно поэтому она любила ездить за рулем. Время от времени Лата испытывала потребность полностью отключиться от всех этих дворцовых интриг и притязаний.
— Как жаль, что я тогда ничего не знала о ее проблемах. После того, как я родила Итана и Стефани, Лата, казалось, еще больше отстранилась от меня.
— Боюсь, в этом есть моя вина, — грустно сказал Джотэм, возвращая снимок.
— В каком смысле? — нахмурилась Джасинда.
— После рождения Барека я никогда больше не забывал пить сок оллали. Я не хотел навязывать Лате еще одну беременность. Но время шло, и я начал настаивать на рождении второго ребенка. Мне не хотелось, чтобы Барек рос один. Таким же одиноким, как когда-то был я.
— И что?
— Она не желала даже слышать об этом.
— Я… мне очень жаль, Джотэм, — повернувшись, Джасинда пошла к столу, чтобы вернуть фотографию на место.
— Вечером, в день гибели Латы, мы как раз спорили об этом. Если бы мы тогда не поссорились…
— Ты не должен винить себя, Джотэм. Это неправильно. Да и Лата, я уверена, не хотела, чтобы ты корил себя за случившееся. Это было стихийное бедствие. Непредвиденный несчастный случай. Если бы она тогда не погибла, то у вас бы уже было несколько детей при счастливой совместной жизни.
— Но, к сожалению, несчастье произошло, и мы ничего не можем изменить, — подойдя к Джасинде, Джотэм обнял ее и притянул к себе. Только рядом с ней он находил успокоение. — Мы с Латой потеряли шанс на долгую и счастливую жизнь. Но я не собираюсь упускать возможность разделить это с
