взглядами. Марион глянула на Жана – тот поджал губы, в точности, как генерал, и притормозил на пороге. Очевидно, желал послушать.
- Я не имею представления о том, что там мог говорить обо мне Ла Валетт, - говорила госпожа герцогиня, задрав нос высоко. – И меня это не касается ни капли.
- Зря ты так думаешь, дорогая, - генерал был спокоен и очень серьёзен. – Тебе придётся рассказать, что за деятельность ты развила по поводу карьеры нашего сына.
- Что ты имеешь в виду? – нахмурилась она.
- То, что всё тайное становится явным, рано или поздно. С кем ты разговаривала о возможном повышении для Жана?
- Почему ты решил, что я разговаривала? Мало ли, кто и о чём разговаривает, все постоянно разговаривают о том, кто подходит на должности заведующих кафедрами и деканов, и кто не подходит! Я считаю, что имею право обсудить текущие перестановки в Академии!
- Потому, что твоя болтовня едва не стоила жизни нашему сыну, - мрачно сказал генерал.
- Что? Что за ерунду ты говоришь?
- Эта, как ты говоришь, ерунда была принята Ла Валеттом за чистую монету. Он совершенно серьёзно воспринял твои слова о том, что Жан станет лучшим деканом, чем он. Может быть, и так, но при живом Ла Валетте это оказалось неосмотрительно. Благодари Марион, что Жан жив. Но Ла Валетт этого не забудет и не простит.
- С чего бы это? Да, я не скрываю своего мнения, что ему пора на покой. И не тебе закрывать мне рот, ясно!
Тут уже не стерпел Жан.
- Матушка, дела факультета некромантии не касаются вас никаким боком, понятно? – сказал он так ласково, что у Марион холодок по спине прошёл.
- Меня касаются твои дела, - надменно проговорила она.
- Далеко не все, - покачал он головой. – Мне жаль, если ты полагаешь меня неспособным решить их самостоятельно. И не понимаешь, что с твоих слов и кто-то другой может решить так же. А потом мне приходится отбиваться от странных людей, которые считают, что в Академии будет лучше без меня!
- Ты говоришь, Ла Валетту пора на покой, - вступил генерал. – А ведь он всего на три года старше тебя. Ты тоже готова на покой?
- Почему это? – взвилась госпожа герцогиня. – Ничего подобного! У меня всё в порядке с головой!
- Знаешь, Ла Валетт – серьёзный противник. И настраивать его против нашего сына было большой ошибкой. С какой ещё стороны нам ждать неприятностей?
- Почему это неприятностей? – она ещё и пытается защищаться, эту женщину не пробить ничем.
- Потому что, госпожа моя мать, это не помощь и не поддержка, - Жан стоял напротив неё и смотрел так, как… как умеет только некромант, наверное. – Это… какое-то самоудовлетворение, что ли.
- Неправда, я хотела, как лучше! А ты – неблагодарный сын! Да без моей договорённости с Ла Валеттом тебя бы и на заведование кафедрой никто не пустил!
- Коринна, ты рехнулась? – поинтересовался господин генерал. – Ты уже тогда портила Жану репутацию?
Помянутый Жан стоял, прислонившись к дверному косяку, и молчал. Очевидно, слов у него не было. И Марион отлично его понимала – когда она узнала про заговор собственной матери и Бернара, то, наверное, выглядела ничуть не лучше.
- Можно подумать, ты не способствовал его продвижению по службе, - фыркнула госпожа герцогиня. – Неблагодарные вы оба, вот что я вам скажу.
- Коринна, ты совсем не слышишь? – спросил со вздохом господин генерал.
- Это ты не слышишь. И твой сын не слышит тоже, - она обернулась к двери, натолкнулась взглядом на Марион. – Ещё и вы здесь. Тоже, наверное, думаете, что вам в карьере никогда никто не помогал?
- Знаете, госпожа герцогиня, моя мама тоже очень любит решать, как будет лучше другим. Но далеко не всегда её решения совпадают с реальностью, так почему-то выходит, - сказала Марион.
Госпожа герцогиня только фыркнула, и величественно вышла из столовой. Бросила кому-то по дороге – принести ей в комнаты её лекарства и воды, нет, больше ничего не нужно.
Жан взял Марион за руку и усадил за стол.
- Тебе нужно есть.
- Всем нужно есть, - сказал господин генерал. – Мы не знаем, что нас ждёт завтра, вдруг снова бой? Поэтому – вперёд, молодые люди. Детка Марион, попробуй вот этот гусиный паштет. И фаршированные оливки. Жанно, не бери в голову то, что тут твоя мать наговорила. Она заблуждается насчёт собственной значимости. Но язык могла бы и придержать.
Впрочем, больше они особо ни о чём и не говорили. А потом, в спальне второго этажа, Марион поглядела на источавшую уныние спину её Саважа, подошла, обхватила его и сказала:
- Поверь, ты не стал от этого всего хуже. Болтают обо всех, о тех, кто на приметных должностях – вдвое больше, чем о других, - подумала и добавила: - И знаешь, мне тоже приходилось разгребать последствия активной деятельности моей матушки. Ничего, все выжили. И у вас выживут, вот увидишь.
А он обернулся и просто поцеловал её.
Наутро Саважа подняла с постели мысль – нужно найти Ла Валетта. Конечно, его поисками озаботились в магической полиции, услышанного хватило для того, чтобы официально запустить поиск. Но…
Вся эта ситуация удручала необыкновенно – ослы-простецы в парламенте, злобный Ла Валетт, которому, оказывается, он не давал покоя своим существованием и наличием на факультете, и плюс к тому ещё сольное выступление родимой матушки. Саваж представлял, что и как она способна наговорить, если её понесёт, и она решит, что должна сказать или сделать. Но Марион права – это можно пережить. С утра ситуация уже не казалась такой мерзкой и безнадёжной.
За завтраком они встретились с отцом, тот смотрел бодро и весело. Подсмеивался над сонной Марион, а про матушку сказал – та с утра пораньше отправилась в Академию, у неё сегодня лекции.
- Так вот понимаете, у меня тоже сегодня лекции. Нужно возвращаться к нормальному рабочему графику, - сказал Жан.
- Уверен? Не подождут твои лекции пару дней? – нахмурился отец.
- Я думаю, опасности нет. Кто предупреждён – тот вооружён, - отмахнулся Жан. – Если всем будет спокойнее –
