не достигли пика своего изгиба. Мужчина поджал губы и вопросительно уставился на Мариуса, протянув желтый лист с гербом Солнечной Долины Амадею.
— Что там? Это от его величества? — Проявив любопытство, попыталась заглянуть в письмо, но Амадей неожиданно встал, нервной поступью вышагав к камину.
Отражение языков пламени сверкнуло в его остекленевших глазах, словно огонь уговаривал вампира отдать ему послание на съедение, обещая, в свою очередь, оставить от него только пепел.
— Что случилось? Ну же, говорите!
Повисшая тишина вновь стала неприятной, но на этот раз пугающей. Она зеленой слизью капала на плечи, впитываясь в тонкие рукава и укрывая кожу до мерзких мурашек.
— Риан, что происходит? Прошу тебя, не молчи.
— Аврора, ты должна узнать…
То, с какой интонацией он заговорил, уже означало, что новости меня ждут неприятные. Первые мысли были, конечно же, о побеге — что наш замысел раскрылся и его величество требует вернуть беглянку в отчий дом. Или того хуже — объявит княжеству войну в ответ на похищение аристократки из-под венца.
Но в реальности все оказалось куда неожиданней.
— Твой отец… Он при смерти.
Холодная волна пота выступила на спине, приклеивая тонкую ткань платья противными липкими кляксами к позвонкам. Пальцы невольно задрожали, а перед глазами предстало лицо родителя, когда мы виделись с ним в последний раз. Тогда он сообщил мне, что свадьбе быть, не пожелав слушать, чем сам подтолкнул меня к решению сбежать.
Но это все-таки мой отец…
— Амадей, — тихо позвал Риан, и вампир, продолжающий бороться с желанием бросить послание в камин, нехотя и неторопливо приблизился, протягивая мне лист бумаги.
— Многоуважаемый князь Мариус Драго де Романус, с прискорбием сообщаю…
Все больше вчитываясь в текст, я понимала, что послание пришло не от его величества, а от некого господина, сведущего о событиях, происходивших при дворе и среди его окружения.
С первых же строк он сообщал, что пропала девушка из небезызвестной семьи прямо накануне собственной свадьбы. Ее несостоявшийся жених обвинен в убийстве, но так как тело не было обнаружено, наследник семьи Хамэт находится под стражей, пока идет расследование, отчего родители с обеих сторон потонули в горе, продолжая поиски.
Советник его величества Франк Хамэт организовал патрули и принял все разыскные меры, сделав все возможное, чтобы отыскать невестку и обелить имя сына, но пока тщетно. Против юноши свидетельствует слишком много улик, например, огромная лужа крови в несостоявшемся гнезде молодой семьи.
Буквально вчера отца девушки Филберта Кристенсона хватил сердечный удар, отчего мужчина потерял способность двигаться, официально объявив траур и сообщив всем, что хочет провести последние дни дома, с семьей.
Судя по рассказу, в столице творился настоящий хаос. Люди были напуганы, многие напрямую связали это с последним появлением вампиров в городе, разнося слухи, что оные даже присутствовали на помолвке жертвы. Другие же, напротив, считали виновным именно избалованного наследника, раз за разом поминая все его пьяные выходки и недостойный аристократа образ жизни.
— О, высшие… — прошептала онемевшими губами. — Амадей, — отрывать взгляд от строк было тяжело, но я пересилила себя, сталкиваясь в темными и полными кипящей лавой глазами. — Генри… Его обвинили в моем убийстве?
— Будешь меня винить? — правильно оценив мой вопрос, Амадей резко выправил спину, слегка задирая подбородок. — Я сделал то, что должен был. И если бы у меня была возможность что-либо изменить, я бы отказался.
Сглотнув горький ком, не могла отыскать в голове ни единой фразы, чтобы продолжить или хотя бы прервать этот разговор. Казалось, молчание — это лишь оттягивание неизбежного, и рано или поздно мне придется услышать это признание в истинном его виде.
Он мог резко оборвать меня, не согласившись, но…
— Не говори мне, что ты причастен к заключению мальчишки, — разочарованно выдохнул Мариус. — Амадей, ты знаешь правила…
— Он. Ее. Ударил, — прошипел вампир, резко уперев кулаки в стол и вытянувшись всем телом в сторону своего повелителя. — Не учи меня сдержанности, Мариус, ты бы порвал его в клочья собственными руками, будь ты на моем месте. Я же был милосерден, оставив его голову на плечах. И пусть лучше Аврору считают мертвой, чем сбежавшей.
Судя по вновь повисшему молчанию, его светлость не собирался спорить, чем только подтвердил правдивость слов Амадея.
— Ты знал?
— Догадывался, — признался Риан. — И, даже зная о последствиях, скорее всего, я поступил бы так же, Рори. Мы такие — по природе, по крови. Никто не смеет прикасаться к тебе с плохими намереньями, а того, что мы увидели, было вполне достаточно. Амадей прав: он поступил милосердно. Даже меня удивляет проявленное им благоразумие.
Чудовищно…
Но как бы я не была шокирована, тоненький голос в голове противно пел: «Ты знала, ты знала-а-а-а!»
Жаль ли мне было Генри? Как ни прискорбно, но нет. Наверное, единственный человек, который действительно сожалел, это Франк Хамэт, который теперь не сможет закрывать глаза все его поступки, лепя из осужденного сына примерного члена общества.
Мой хрупкий мир, к которому я так и не успела привыкнуть, рассыпался на глазах, принимая совершенно необратимые формы.
Мужчина, которому я отдала свое сердце, признался мне в создании инсценировки. Брошенный жених, который, как я думала, продолжает жить в свое удовольствие, на деле был арестован и обвинен в убийстве, которого не совершал. А родитель, на которого я все еще таила обиду, был близок к концу своих дней, держа траур.
— Я должна уехать на время.
— И речи быть не может, — твердо заявил Мариус. — Я посчитал нечестным по отношению к тебе утаивать такие вести, но это не означает, что я позволю покинуть границы Сумеречной Лощины.
— Полностью поддерживаю. Аврора, тебе ни в коем случае нельзя возвращаться домой.
Риан развернулся на стуле, так чтобы я не могла проигнорировать его слова, оказавшись в зоне досягаемости вытянутых под мой стул ног. Мужчина попытался сплести наши пальцы, но мои ладони, плетьми повисшие в воздухе, не ответили взаимностью.
— Ни за что, — не остался в стороне Амадей.
— Я хочу побыть одна.
На шатающихся ногах поднялась со своего места, окончательно дав Адриану понять, что не готова даже к самой малой близости, и поспешила в сторону темного коридора, по памяти шагая вперед.
Стены, укрытые темнотой, шатались и рябили, пол с каждым шагом казался все мягче, словно пуховая перина, а глаза кололо обидой.
Не отпускают. Думают, что имеют право держать меня взаперти, оправдывая это тем, что это в моих же интересах. Я не настолько глупа, чтобы не понимать риски, но шанс не проститься с родителем с каждой минутой становился все весомее, вызывая сожаления
