Он понял это в тот момент, когда увидел ее на балу… Такую теплую, розовую — в бездушном море черно-белого. Она была как жизнь, как радуга, она была — его истинной любовью… Так или иначе, Ромэн чувствовал, что, если Шенна сможет полюбить его, принять, несмотря на черную душу, полную греха, тогда для него еще не все потеряно. И если есть хотя бы слабая надежда на прощение, он будет стремиться к этому всем сердцем. Ромэн так хотел сказать ей вчера вечером о любви, но… сдержался. Ему нужно видеть ее лицо, глаза, когда он сделает признание.
Ромэн нагнулся, надевая трусы-боксерки. Перед глазами закружились черные точки. Черт, он жутко голоден! Эх, нужно было прежде поесть, а не принимать душ, но мысли о Шенне отвлекли. В одном нижнем белье Ромэн прошел в офис и достал бутылку крови из мини-холодильника. Вот черт, он так проголодался, что готов выпить не подогретую!
Ромэн услышал, как хлопнула дверь офиса и оглянулся.
Шенна… Улыбаясь, он отвинчивал крышку бутылки:
— Добрый вечер…
Однако ответа не последовало.
Ромэн вновь оглянулся. Шенна подошла к нему с блестящими от слез щеками. Прекрасные глаза покраснели и… бешено сверкали:
— Что-то не так, дорогая?
— Всё! — она тяжело дышала, и каждая клеточка ее тела буквально источала ярость. — Я этого больше терпеть не буду!
— Так. — Он отставил бутылку. — У меня такое ощущение, что я сделал что-то неправильно, хотя, не совсем понимаю, что именно?
— Да все неправильно! Например, неправильно содержать гарем. Я страдала от того, что ты бросил меня в кровати одну, пока разговаривал с ними. И их отвратительное желание присоединиться к нам в какой-то виртуальной оргии!
Ромэн передернулся:
— Я бы никогда не позволил. То, что было между нами, так между нами и останется.
— Но ведь не осталось! Они все знали, что мы занимались любовью! И в это время барабанили в дверь, желая присоединиться.
Ромэн застонал про себя. Ох уж эти женщины.
— Я так понимаю, ты снова общалась с другими женщинами?
— С твоими другими женщинами? С твоим гаремом? — ее глаза сузились, пылая гневом. — Знаешь, они пригласили меня к себе — в гарем!
Тысяча чертей!
— И знаешь, чему я обязана таким приглашением? Нет?.. А я отвечу! Так они смогут присоединиться к нам в постели в следующий раз! Этакий гигантский психологический марафон любви. О-у, эти ваши многочисленные оргазмы. Мне уже не терпится!
— Сарказм, дорогая?
— Ш-шш! — Шенна взмахнула кулаками.
Ромэн стиснул зубы:
— Послушай, Шенна, я потратил огромное количество энергии, пытаясь сохранить случившееся между нами в тайне, (нужно другое словосочетание, он прекрасно знал, что в тайне не удастся, как-нибудь между ними)! — и потраченная энергия обернулась невыносимым голодом.
— Но ничего не осталось в тайне! Даже Горцы знали, чем мы занимались. И ты знал, что все стало известно, но все равно пришел и любил меня!
Ромэн подступил к ней. В нем клокотал гнев:
— Никто не слышал, что случилось между нами. Там были лишь ты и я! Я — единственный слышал, как ты стонала и кричала. Только я чувствовал дрожь твоего тела, когда…
— Прекрати… Мне не стоило этого делать! Особенно, когда целый гарем хочет к нам присоединиться.
Ромэн сжал руки в кулаки, пытаясь справиться с эмоциями, но это было чертовски трудно, особенно когда голод снедал изнутри:
— Я ничего не могу с ними сделать. Они не знают, как выжить без покровителя.
— Да ты шутишь! Сколько еще столетий им нужно, чтобы повзрослеть?
— Они были преобразованы во временах, когда женщины не работали на равных с мужчинами. Они беспомощны, и я за них в ответе.
— Но, на самом деле, они тебе не нужны?
— Боже, нет! Я их унаследовал, когда стал мастером Ковена, в 1950 году. Я не могу даже запомнить все их имена. Я проводил все свое время строя Роматэк и работая в лаборатории.
— Хорошо, если тебе они не нужны, передай кому-нибудь еще. Наверняка, есть множество одиноких вампиров-мужчин рядом, умирающих от желания составить компанию хорошей, мертвой женщине!
Гнев Ромэна забурлил вновь:
— Так получилось, что я один из таких мертвых людей.
Шенна сложила руки на груди:
— Ты и я … мы такие разные. Не думаю, что у наших отношений есть будущее.
— Еще прошлой ночью я полагал, что тебя все устраивает, — кровь Господня, она не может оставить его. Он ей не позволит! И они — очень похожи. Шенна понимает его, как никто другой.
— Я не могу… я не стану заниматься с тобой любовью, когда эти женщины снова и снова пытаются присоединиться к нам. Я этого не потерплю!
Ярость вскипела в Ромэне с новой силой:
— Ты не убедишь меня, что тебе не понравилось. Я знаю, ты умирала от наслаждения. Я был в твоей голове.
— Но это было вчера! Теперь все, что я могу чувствовать — это стыд…
Ромэн с трудом сглотнул:
— Ты стыдишься того, что сделала? Ты стыдишься меня?
— Конечно, нет! Но меня бесит, что эти женщины претендуют на тебя. Думают, будто имеют право находиться с нами в спальне…
— Но я не позволю им! Они не имеют значения, Шенна. Я буду блокировать их, сколько потребуется.
— Тебе не пришлось бы никого блокировать, если бы их здесь не было. Неужели ты не понимаешь? Я отказываюсь делить тебя с ними. Они должны уйти.
Ромэн задержал дыхание. Боже мой! Вот она, настоящая причина. Дело не в том, что Шенне стыдно или безразлично. Совсем даже не безразлично. Шенна хочет быть с ним. Она хочет, чтобы он принадлежал ей одной.
Шенна широко раскрыла глаза и отступила на шаг:
— Я… я не должна была так говорить…
— Но это правда?..
— Нет. — Шенна прислонилась к его столу. — Я … я не могу предъявлять на тебя какие-либо права. И глупо ожидать, что ты полностью изменишь свой образ жизни из-за меня. Думаю, наши отношения в любом случае долго не продлятся.
— Нет, продлятся… — Ромэн сделал шаг в ее сторону. — Ты хочешь меня… Ты хочешь всю мою любовь и всю мою страсть только для себя…
Шенна вновь отступила и натолкнулась на бархатный топчан:
— Знаешь, мне пора…
— Ты не хочешь делить меня, так ведь, Шенна? Ты хочешь, чтобы я принадлежал только тебе?
Ее глаза вспыхнули:
— Чего уж там, я не всегда получаю то, что хочу, не так ли?
Он обхватил ее плечи:
— Но не в этот раз.
Ромэн приподнял ее и усадил на высокий изогнутый край красного бархатного топчана.
— Какого…?
Он легонько толкнул ее, и Шенна легла на спину.
— Что ты делаешь? — Она пыталась сесть, приподнявшись на локтях. Но это не удалось, ее бедра все еще находились на высокой спинке топчана.