— А урок ты поняла так, что верить нельзя никому? — усмехнулся генерал.
Никому? Хороший вопрос. Бывшему начальнику — так уж точно.
Я выразительно промолчала, но Светличного этим было не пронять.
— Тогда посмотри на ситуацию с моей стороны. Я знал, что ты лучшая. Что выдержишь, не сломаешься и выполнишь задание. Я знал, что тебе пора учиться использовать в работе не только мышцы, но и мозг. Мне следовало отменить операцию только потому, что я не имел права поставить тебя в известность?
— Товарищ генерал, операция закончилась, всё прошло согласно вашему плану, за науку я вам благодарна. Отпустите меня по-хорошему? — пришлось похлопать ресницами и вздохнуть.
Со Светличным вряд ли получится, но попробовать-то стоит?
— Отпустить? — он удивился. — Я о чём тут с тобой распинаюсь? Не могу я тебя к стайпам отпустить простой охранницей.
— Тогда полечу на Ксилон, — решительно поднялась я. — Рапорт подпишите.
— Не подпишу я твой рапорт, — поморщился глава УВБЗ. — Это всё равно, что своими руками отдать тебя Шектелю. Давай договоримся так. Создадим для тебя особую должность — например… консультанта по особым ситуациям при службе безопасности посольства. Подчиняться будешь только послу. Ну, и мне — в особых случаях. Контракт — пять лет. Отслужишь, получишь подполковника. Захочешь остаться — продлим, не захочешь — уволим по выслуге лет.
По мере того, как он озвучивал пункты предполагаемого договора, я медленно опускалась назад, в кресло. Переварить такое легче, когда сидишь. Пять лет на Амодикее — и свобода?! На это я не рассчитывала даже в самых смелых мечтах!
— Приказ о присвоении звания майора я подписал, наградные получишь вместе с подъёмными, — продолжал соблазнять Светличный.
— В чём подвох, товарищ генерал?
— Всё честно, Мария. Ты — наше лицо на Амодикее, и никто — даже секретчики — ничего не смогут с этим поделать.
— Пять лет?
— По контракту стандартный год засчитывается за два.
— Должностные обязанности?
— Демонстрация твоих лучших качеств — ума и красоты.
— Издеваетесь?
— Что ты. Просто должность я придумал, а должностные обязанности — ещё нет. Давай-ка соображать вместе.
Вот так вместо увольнения со службы я подписала новый пятилетний контракт на весьма выгодных условиях. Пока глава УВБЗ утрясал все формальности со службой межпланетных связей, я освобождала ведомственную квартиру и разбирала вещи. Часть из них согласна была забрать Маша, а самое необходимое на первое время отправлялось багажом на Амодикею.
Сама я хотела на пару дней перед отлетом перебраться в отель, но Маша, к которой я теперь испытывала что-то вроде… родственных чувств, названивала по визору каждый час, пока я не согласилась приехать к ней в Тахонг.
Было так странно смотреть на вполне самостоятельную девушку, которую я больше месяца видела только своим отражением. Она двигалась, разговаривала, улыбалась — но наяву, а не в зеркале.
Мы, конечно, виделись с ней сразу по прилёту студенческой экспедиции — под присмотром доброго доктора Марка. Возврат в своё тело я помню плохо, потому что всё-таки потеряла сознание. Хоть и была готова увидеть себя в версии 2.0, но психоматрица не сразу отождествила себя с откорректированной внешностью.
Доктор сделал ставку на психоматрицу Машеньки, и не прогадал. Именно она нас обеих и вернула. По изначально занимаемым телам. А вот поговорить мы так и не поговорили. Прошло каких-то пять дней, и вот мы сидим в её уютной кухне и пьём монгольский чай.
Она всё ещё не восстановилась до конца, и я, на правах старшей, то подсовываю ей толстенный кусок пирога с вареньем из экспериментальной вишнетыквы, то подливаю дополнительную порцию глюкозофруктозного сиропа.
— Да не хочу я, — отмахивается Машенька. — Слушай, Юлька выбрала себе такое платье, — она качает головой с выражением тихой зависти. — А мне, даже с премией от секретчиков, не хватает на…
— Сколько не хватает? — деловито спрашиваю я.
И кстати… Подарок-то Юльке должен быть от меня! Маша в курсе — в общих чертах, чтобы не удивлять подругу редкостной беспамятностью. Что бы подарить невесте Двинятина, чего нет у дочери первого советника посла Земли в Стайпрее?
— Маша, я оставлю тебе денег на подарок — ты же лучше знаешь Юльку, — пытаюсь переложить проблему на её плечи.
— Да, — смеётся она, — знаю. Для неё лучшим подарком было бы купить платье на Амодикее. И слетать туда на медовый месяц.
— Помню, — улыбаюсь я. — На этой почве у них с Двинятиным едва не случился первый семейный скандал.
Мы перебираем все более-менее значимые для Юльки вещи и останавливаемся на украшениях. С Амодикеи я свяжусь с Машей и отправлю ей ювелирный каталог, а потом — экспресс-доставкой — то, что мы сочтём наиболее подходящим для Юльки.
На самом деле именно она договаривалась о работе в земном посольстве для бывшего капитана УВБЗ. Со своим отцом — первым советником посла. Сподвиг её на это Клаус, не погнушавшийся обычного шантажа. Он пообещал, что покажет Двинятину переписку "Юлы" и "Птицы Зуна", если означенная "Юла" не прекратит ломаться, как сдобный пряник. Напротив, если Юлька сделает всё быстро и получит от отца положительный ответ ещё до нашего возвращения на Землю, Клаус — так и быть — отвезёт её в вожделенный Ариденн.
Я, как лицо заинтересованное, помочь ей ничем не могла. Только посочувствовать и в очередной раз задуматься о тайне переписки, всё-таки секретчики в чём-то правы, используя старинный "бумажный" способ. Хоть Клаус доказал и его ненадёжность, но… Всё зависит от того, как уничтожать улики. Карту памяти при всём желании не проглотишь, а вот бумага — очень хорошо горит.
По итогам переговоров Юлька в Ариденне побывала, но Клауса так и не простила. Даже когда он торжественно при ней разломал карту памяти на несколько крохотных частей. И ворчала всю обратную дорогу, что у её подруги странные вкусы — то дикарь, даром что советник посла, то какой-то бывший капитан-безопасник — женщина. И это при том, что рядом отличные парни, не говоря уже о команде сэзэ.
С командой сэзэ было непросто. Беня и Юджин никак не могли понять, отчего я вдруг резко переключилась на студентов. Андерсен… Тот и вовсе… И хотя я знала про их совместный с Клаусом план, смотреть, как он обхаживает Анастази, с каждым часом полета становилось всё труднее. И мелкой он теперь звал Леру…
— Маш, Маш, — теребит меня Машенька. — Ты опять не слушаешь! Сай Дже и Лоонг разводятся, представляешь?!
Вот удивила-то… С кукольным мальчиком и так всё понятно. Вот как там дела у Тулайковой?
— Лена на успокоительных, — грустным голосом отвечает сердобольная Машенька.
Ещё бы… Как Леночка бросалась на Андерсена с Беней, отправлявших её драгоценного Владиса на психокоррекцию прямо с посадочного модуля… Меня даже посетила мысль, что ей и самой не помешает медицинское вмешательство. Но наши светила решили ограничиться только успокоительными… А им, как известно, виднее.
— Она даже не смогла вовремя сдать отчет о практике. Мы с Таней доделывали по её заметкам.
— Ты сама-то не переживай так сильно, — успокаиваю я. — Или ты считаешь, что надо было позволить Комаровски и дальше проводить эксперименты на людях?
— Нет, — Машенька даже вздрагивает. — Но Лену всё равно жалко.
— А что остальные? — спрашиваю я.
Интересуют меня, конечно, Машины одноклассники.
— Паша, Миша и Аркаша всё рвались к Комаровски… Таня им два дня проходу не давала — нельзя бить больного человека — а они…
— Из соображений человеколюбия? А я до сих пор жалею, что не врезала, — признаюсь я.
— Я - тоже, — твердо говорит Машенька. — Прости, я же не помнила ничего. Мне Марк Геннадьевич потом объяснил, что эти препараты, оказывается, после использования вызывали кратковременную амнезию. Я вспомнила всё, что делал Комаровски, только оказавшись в твоём теле, иначе… это никак невозможно.
Я накрываю её руку своей. Видно, как нелегко ей дались эти воспоминания.
