думать.
Например, о том, что из магии у нее осталась лишь человеческая, потому что ее драконица погибла у нее на глазах. И еще — что этих рук у нее только две, так как местные не слишком прониклись земледелием и помогали ей крайне неохотно.
Ничего, она справится и с этим!
Наконец над многострадальным полем собралась небольшая магическая тучка, из которой пролился дождь — все лучше, чем носить воду из ручья!
Эйлин счастливо вздохнула, распрямляя натруженную спину. Так и стояла, опираясь на сооруженную ею же тяпку. Потому что сорняки отчаянно покушались на драгоценный урожай — им вполне пришлась по душе разрыхленная, удобренная и поливаемая частыми магическими дождями земля.
И это тоже была проблема — очередная в бесконечном списке этих самых проблем.
Все годы, которые Эйлин провела на крохотном, затерянном посреди Великого Океана островке, она пыталась сделать жизнь местного племени чуть более цивилизованной.
Щедро делилась с ними секретами Нерлинга — учила выращивать пшеницу и овощи, разводить коз, делать сыр из их молока и печь лепешки, растерев зерно на импровизированных жерновах. Научила их стрелять из лука, потому что местные пользовались только копьями и дротиками; строить искусные ловушки и сторожевые башни, чтобы защитить племя от набегов воинственных соседей с трех ближайших островов.
Открыла школу и даже придумала для них простенькую письменность, адаптировав для этого старо-рунические буквы.
Заодно заручилась поддержкой местного шамана, и тот, пусть и через выпяченную, оттянутую деревянным украшением губу, все же позволил ей лечить раненых и заболевших, а заодно приоткрыл завесу над его собственным магическим даром.
И все это время Эйлин ждала…
Хотя нет, первый год, когда ее выловили из моря — едва дышавшую, с переломанными конечностями, почти обездвиженную, — она мечтала лишь об одном.
Умереть.
Ее дочь Эйвери сорвалась и упала с ужасающей высоты, но ниже того уровня, где ее смог бы спасти гаррешш, — а Эйлин тоже не успела прийти на помочь.
Выжить у Эйвери не было никакой возможности.
Эйлин пытались ее догнать, поймать, но… Она помнила подлый магический удар, жуткую боль в боку и неконтролируемое падение — хотя ее драконица все же очнулась и пыталась планировать.
Но водная гладь приближалась слишком быстро. Затем был удар и темнота.
Эйлин долго приходила в себя. Месяцами лежала в шалаше шамана, отказываясь бороться за свою жизнь. Мечтала умереть, понимая, что потеряла самое дорогое — дочь и дракона.
Но молодость одержала верх, да и шаман неплохо знал свое дело.
К тому же Эйлин внезапно нашла причину жить.
Она должна вернуться и покарать тех, кто это сделал. Отомстить тем, кто погубил Эйвери и разрушил ее счастливую жизнь.
Она даже знала кому. Предатели оказались из Нерлинга, из ближнего круга отца, и от этой мысли Эйлин становилось больно до невозможности.
Только вот выбраться с острова у нее не получалось.
На утлых суденышках по мелководью можно было доплыть если только до рифов, дальше за которыми жили морские чудовища. Эйлин видела останки тех, кто в погоне за тунцом неосторожно попадал в их лапы — иногда их искалеченные, разорванные на части тела выкидывало с прибоем на берег.
Корабли с Суши — как торговые, так и военные — по этой самой причине далеко огибали здешние воды, и за все годы на острове Эйлин ни разу не видела даже туманных их очертаний.
У нее оставалась лишь одна надежда — привлечь внимание пролетающего мимо всадника на драконе.
Но сначала надо было заручиться поддержкой племени, которое не совсем понимало, что им делать с упавшей с неба Большой Белой Женщиной — так ее называли. На это у Эйлин ушло еще несколько лет — доказать свою нужность, отбиться от желающих взять ее в жены, а заодно стать правой рукой шамана.
Но всадники в этих краях за все время так и не показались, и сейчас Эйлин прекрасно понимала, что выбраться отсюда ей поможет только чудо.
— Мисса… Мисса Эйлин!.. — подергав ее за платье, затараторила подбежавшая Инжени, девчушка лет десяти. — Мисса Эйлин… Драконаф нет! — это было едва ли не единственное, что Инжени выучила на языке Нерлинга.
Затем сразу же перешла на свой.
Оказалось, у Тайрис начались роды, и она очень ждет миссу Эйлин. Это их первенец с Уруном, и она доверяет только Большой Белой Женщине.
Ждет ее и Горгул, который отправился охотиться на диких коз — ему хотелось принести нескольких козлят для загона миссы Эйлин, но он сорвался со скалы.
Горгул жив, но сломал себе руку.
И ногу.
И, наверное, много всего другого, так что только мисса Эйлин сможет его исцелить.
— Магия, — с уважением произнесла Инжени на языке Нерлинга. Затем добавила новое слово, которое они проходили в вечернем классе, организованном Эйлин. — Надежда!
Произнесла его Инжени ясно и четко. Потому что мисса Эйлин постоянно повторяла это слово, а в последнее время даже чаще обычного.
Надежда.
Эйлин стали сниться сны, в которых она видела свою дочь — повзрослевшую и невероятно красивую. И эти сны были настолько яркими и ясными, что ей казалось, будто бы все происходило с ней наяву.
Шаман, покивав, сказал, что наконец-таки Эйлин усвоила его науку и в ней проснулась древняя магия племени — Ходящих Сквозь Сны.
И Эйлин приняла его объяснение.
Это означало лишь то, что после двенадцатилетнего ожидания у нее появилась реальная надежда.
Надежда на то, что ее дочь жива, она сможет связаться с ней или со своим мужем, и однажды над этим островом снова пролетит дракон.
* * *
Эйвери Таккер, Эльрен
Не прошло и пары недель на Эльрене, как я отыскала себе укромное местечко. Сбегала туда, удостоверившись, что Риз спокойно спит в своей кровати, а мне никак не заснуть.
И происходило это довольно часто.
Наверное, потому, что последнее время в самой академии тоже стало неспокойно. По ней ходили слухи, причем довольно странные, на основе которых мы строили не менее странные догадки и предположения.
Но если днем это было весело и даже увлекательно, то вечерами я не могла найти себе места.
Меня беспокоило слишком много всего. А заодно и то, что во снах я время от времени видела свою маму, и она как будто ждала от меня помощи, но какой именно — я не понимала.
Еще в мои сны постоянно являлась та самая виверна, которую я выпустила из клетки. Деви — наверное, через нее говорил Мастер — утверждала, что
