— Освободительным движением против тирании, — поправил он.
Против воли я насмешливо хмыкнула — ну да. Против тирании и императора зла, конечно, надо бороться. Особенно извне. И пытаясь уничтожить мирное население целого города.
— О? — довольно отреагировал на насмешливые звуки, которые я издавала, маг. — У меня есть шанс поговорить с вами нормально?
— Оно вам зачем? — поинтересовалась я.
— Вы мне интересны.
— Чем же?
— Не соответствием. Вы — слишком обыкновенная.
— А что вы называете необыкновенным? Приговор целому городу? Женщинам и детям, которые в нем жили?
— Это была вынужденная мера.
Он резко поднялся — я вжалась в стену.
— Оставляю вас. Чуть позже навещу — поговорим. Заодно познакомлю вас с вашими соседями по замковым подземельям. У меня тут, знаете ли, прелюбопытная коллекция набралась.
Он подошел к двери, я увидела, что он приложил к ней руку. Дверь распахнулась — тут же в коридоре стало светло. Я зажмурила заслезившиеся глаза — от света стало больно. Через какое-то время свет погас. Я осталась в темноте.
Попробовала встать на четвереньки. К моему удивлению — получилось. Из коленки шла кровь. Попыталась сориентироваться в темноте.
Помещение, судя по всему, было совсем маленькое. Три на три шага. В одном углу, справа от двери — дырка в полу. Хорошо еще, что я уже начала видеть в темноте. Запах…. Не навернулась туда — уже хорошо.
Наискосок от «удобств» — охапка чего-то прелого. Солома, наверное. Рядом стояло кресло — в котором только что восседал мой собеседник.
Дверь. Она не была цельная — четыре железных прута посередине. Скорее всего — чтобы можно было заглянуть в камеру и посмотреть, что там выделывает пленный.
В коридоре была кромешная темень. Как я уже поняла — свет зажигался на чье-нибудь движение.
Постояла, опираясь о стену и напряженно всматриваясь в темноту. Чьи-то мучительные вздохи. Стоны. Едва слышный перезвон цепей. Жутко.
Отошла от двери к тому месту, где была лежанка. Попробовала улечься и закопаться в солому — будем считать, что это она. Стало еще холоднее. Такое ощущение, что пол был сделан не из каменных плит, а из ледяных.
Поднялась, заставила себя присесть раз пятьдесят — и быстро забралась с ногами в кресло. Как смогла, подоткнула дерюгу, в которую меня нарядили. Ничего не помогало — дрожь била все сильнее, до тех пор, пока не отключилось сознание.
Не знаю, сколько прошло времени — как вдруг в коридоре загорелся свет. Разумом я понимала, что это пришли те, кто меня захватили, но отчего-то я слетела со своего насеста — и, дрожа, кинулась к прутьям решетки на двери.
— Ричард! — выдохнула я.
Глаза болели на свету, я щурилась, почти ничего не видела. Но знала, что это он. Чувствовала.
— Ричард! — у меня вырвался крик. — Я здесь!
Он неторопливо спускался по ступеням. Глаза привыкли — и я стала различать его силуэт. Дошел по коридору до двери, ведущей в мою камеру. Посмотрел на меня. В глазах было злое торжество.
— Как же приятно видеть тебя в камере, — пророкотал знакомый голос. — Там, где тебе самое место.
Я уже поняла, что это не он. Но видеть какую-то тварь, которая так легко копирует родного человека — до непроизвольного движения, с каким он большим пальцем крутит кольцо на указательном… Было жутко.
Мне хотелось кричать. Хотелось попытаться просунуть руки через прутья решетки и выцарапать ему глаза. Но я молчала. Зачем радовать тварь бессильной истерикой и пустыми угрозами?
Я вздохнула — и отошла от двери.
— Куда же ты, любимая? Или ты ждала Фредерика? Тебе было бы приятнее видеть его?
Только молча покачала головой — и что им всем сплетни о моей личной жизни покоя не дают? Для заговорщиков, которые хотят перелицевать карту как минимум этого континента, эти двое слишком трогательно относятся к моей личной жизни.
Я хмыкнула. В тишине камеры этот звук получился оглушительно громким.
Некто, изображающий старшего сына императора у моей двери, замер. Конечно, после российских перлов в нецензурных словах и выражениях, которыми блистала речь студентов — когда они думали, что их не слышат преподаватели — и самих преподавателей — реже, но более образно — меня сложно было чем-то удивить. Однако…
Если первый визитер меня напугал до дрожи — то второй развеселил и внушил хоть какую-то надежду на то, что мне удастся выкрутиться. Когда все в порядке и все идет по плану — не ходят в подвал к пленникам закатывать истерики. Даже если ненавидят. Такие вопли— это признак слабости. А это уже шанс на победу.
Эмоции у стоящего за дверью били через край. Я прислушалась, и вдруг поняла. Несмотря на выверенность в движениях и абсолютную схожесть, — за дверью стояла и поливала меня грязью женщина. Аристократка.
Короткие паузы перед словами «шлюха» и «тварь». Словно все же было неловко. Легкий флер смущения и дикой радости оттого, что все это можно не только подумать… произнести. И самое главное — я расслышала напевность интонации. Даже грязно ругаясь, аристократка выпевала последние слоги. И было странно слышать, как они примешиваются в рокочущие интонации Ричарда. Стало совсем не похоже на него. И поэтому не так жутко.
И… Я же говорила Тигвердам — всем вместе и каждому по отдельности — что во главе заговора женщина. Что кровь на родство с правящей фамилией надо проверять и у них тоже. А они мне: «Женщина магией настолько владеть не может»! Вот тебе и пожалуйста!!!
Наконец, дама закончила свою обличительную речь. И удалилась. Я подошла к двери, чтобы с сожалением понаблюдать, как гаснет свет и все вновь погружается в изматывающую тьму.
Прошел час. Может — больше. Я потеряла счет времени. Глаза были влажными — я боролась изо всех сил, но слезы все равно лились. Воздух дрожал, у меня начались галлюцинации — песок в моей камере ожил, стал золотым, превратился в огромную змею, которая обвилась вокруг ног. Огромная змея из золотистого песка. Пусть она меня задушит и съест — так будет лучше…Змея, будто услышав мои мысли, превратилась в огромную птицу — галстУк. Очень хорошо. Пусть птица меня заклюет. До смерти. Сначала выклюет глаза. потом…Снова огромная змея обвивает мои ноги. Неожиданно стало теплее. И я будто очнулась — змея, галстУк, золотой песок….
— Герцогиня Реймская! Дарина!
— Тише…
Голос герцогини звучал в сознании, предавая сил, согревая и даря надежду. Уходил холод, уходила боль. Как тогда, в машине. Все-таки она удивительная женщина. И что было бы, если бы не она? Ничего. Ничего бы не было…
— Возьми себя в руки! Посмотри перед собой….
