— Вот видите, госпоже де Бюсси приятны мои слова! — искренне обрадовался он и широко улыбнулся.
— Но спешу заметить, сударь — продолжила я, — Что вряд ли на свете можно найти хоть кого-то, кто превзойдет графа де Бюсси хоть в одном из его достоинств. И посему будет странным, не так ли, если мое сердце и душа станут принадлежать кому-то еще, кроме графа? Мне жаль, сударь, но вы, действительно, опоздали, — тепло улыбнулась я для Луи и встала подле него. По взгляду супруга поняла, что он остался довольным моим ответом.
— Нет, ну и где же справедливость, Бюсси? Красавица, да еще и умница и снова мимо меня!
— Ой, вот только не надо лишней скромности, д'Антрагэ. Можно подумать, что вас обходят красавицы, и вы вынуждены встречать рассвет в одиночестве, словно аббат, замаливающий грехи.
— Чего нет, того — нет! — засмеялся Франсуа де Бальзак, — Тут вы правы, друг мой! Я холост, но счастлив. У меня есть выбор и он, клянусь Смертью Христовой, довольно велик! Жаль, не могу вам составить компанию, друзья. Я спешу в…, — осекся он, — впрочем, не важно куда. Но, увы, не в Париж.
— Мне тоже искренне жаль, Франсуа, что нам не по пути. Удачи вам друг мой!
— И вам!
Графы пожали друг другу руки и обнялись на прощание. Мы расстались с господином д'Антрагэ, испытывая сожаление, которое бывает при разлуке друзей, когда они очень надеются на новую встречу, но не знают, произойдет ли она когда-нибудь снова.
— Что же, сударыня, если вам уже лучше, то мы тоже можем отправиться в путь, — предложил Луи после того, как мы поели. После встречи с другом мой супруг заметно приободрился.
— Да, Луи, я думаю, что могу продолжить наше путешествие.
— Тогда подождите меня здесь. Я скоро вернусь, — сказал граф, направляясь к выходу и оставляя на столе несколько серебряных монет, добавил, — Если задержусь, чуть больше чем на полчаса, снимите комнату.
Я поняла, что теперь у нас есть деньги. Друзья Бюсси делились с ним тем же, чем и он с ними — шпагой, кошельком и жизнью. К счастью, от д'Антрагэ понадобился только кошелек. Но я уверена, что если бы дела обстояли хуже, чем есть, то Франсуа де Бальзак отдал бы за Бюсси жизнь, не задумываясь. Недавняя словесная перебранка являлась только состязанием друзей в остроумии. И хорошо, что я не смогла испортить им удовольствие от общения.
Луи вернулся через четверть часа и хвала богам не один. Два жеребца шоколадной масти сопровождали моего супруга.
— Катрин, думаю, что благодаря этим красавцам, мы довольно скоро окажемся дома.
— Да, Луи, я тоже так думаю, — улыбнулась, угощая скакунов морковью, что прихватила с собой со стола.
Бюсси поцеловал меня и помог сесть в седло. И впервые за долгое время мы снова мчались рука об руку в сторону Парижа.
К вечеру сгустились лохматые тучи, и уже на полпути настигла сильнейшая гроза. Ветер, казалось, хотел вырвать нас из седла, а прохладные капли дождя с силой шлепались сверху, вмиг образуя на земле пузырящиеся лужи. Несмотря на непогоду, мы продолжали путь. В плотной стене ливня при надвинувшихся сумерках — ничего не было видно, и только всполохи молнии давали возможность не сбиться с дороги.
Вымокшие насквозь, где-то в районе полуночи (или чуть позже), мы постучались в ворота дворца Бюсси. Кто-то сонный, за дверью, хмуро поинтересовался:
— Кто там? Кого надо?
— Луи де Клермон, граф де Бюсси, — сказал осипшим голосом Луи.
Привратник открыл небольшое окошечко и посмотрел на нас. Видимо, увиденная картина не произвела на него должного впечатления. Поэтому он пробасил:
— Что за шутки, сударь? Идите своей дорогой, а не то я позову охрану.
— Открывай, черт тебя возьми! Хозяина не узнаешь?!
— Мой хозяин граф де Бюсси, благороднейший господин, а не оборванец с площади нищих. Идите по добру по здорову, сударь, а то я за себя не отвечаю.
Да, неприятное чувство, когда тебя не узнают и не пускают в собственный дом.
— Луи, — позвала я взбешенного супруга, — нужно позвать Реми или Жерома, уж они нас точно узнают.
— Верно, сударыня, — Бюсси вернулся к воротам и постучал еще раз.
— Вы еще здесь? — пробасили за дверью.
— Мне нужен господин ле Одуэн.
— Доктор? Так он уже почивать изволит. Время-то давно за полночь перевалило.
— Я не уйду, пока не позовешь доктора, болван!
— А, видно, супруга ваша нуждается очень в докторе? Так бы и сказали сразу, я щас, мигом, — ответили за дверью.
Луи помог мне спешиться. Мокрые, уставшие от всего, что произошло с нами, раздраженные на непонятливого невежу привратника, мы все же находили в себе силы — держаться на ногах и улыбаться друг другу. Меня вообще разбирал смех, похоже, что я была на грани нервной истерики.
Вскоре послышались многочисленные шаги, и дверь со скрежетом открылась. Перед нами, вооруженные шпагами и факелами, стояли несколько охранников, высокий здоровяк привратник и Реми.
Он, прищурившись, смотрел, пытаясь понять, зачем его подняли среди ночи. Луи весь заросший, лохматый, мокрый, в одной рубахе, не сильно напоминал прежнего Бюсси. О себе же я вообще боялась думать, на кого могла быть похожа в тот момент. Но вряд ли мой облик навевал воспоминания о благородной госпоже Катрин.
— Реми, друг мой, неужели и ты откажешься узнать нас?
— Господин… де Бюсси?! Госпожа… Катрин?! Вы ли это? — промолвил ошеломленный лекарь.
— Мы, Реми, мы!
— Так что же мы стоим здесь? В дом, господа, скорее в дом! Вы же так простудитесь! — обнимая нас закричал Реми, расталкивая сонных слуг.
— Сударь, это и, вправду, вы?! Простите, сударь, не признал! — залепетал здоровяк-привратник, не зная, как спастись от праведного гнева господ. Но нам сейчас было не до него. Ноги меня почти не держали:
— Луи, подождите, — произнесла я, опускаясь на землю.
— Катрин, что с вами? — возле меня мгновенно оказались и доктор, и муж.
— Я не знаю. Ноги, они не идут.
— Это, должно быть, нервы, сударыня. Вам нужно в тепло! — воскликнул Реми, помогая подняться.
Луи легонько оттолкнул его и взял меня на руки.
Когда прижалась к Бюсси, чувствуя под его мокрой рубахой горячее тело и гулкий стук сердца, охватил озноб. Пока поднимались по лестнице в дом, мои зубы стучали так, как будто барабанная дробь, раздаваясь громом в ушах.
Реми сновал впереди, что-то кричал, отдавал слугам какие-то распоряжения, я плохо понимала что происходит. Меня раздели, растерли жидкостью с неприятным запахом все тело, закутали в мягкую ткань, положили в постель, накрыли несколькими одеялами сверху (не знаю, кто это делал, потому, что находилась все время где-то между сном и явью), напоили каким-то снадобьем, и я уснула, постепенно отогреваясь.
