На его сетчатку Аэро транслировал план дворца.
— Я могу делать тебя спокойнее, чтобы твоё возвращение проходило мягче, — терпеливо продолжал я, — но сделать тебя счастливым можешь только ты.
— Ха-ха, — послышался наигранный ответ, — счастливый киборг — что-то новенькое.
Из-за поворота показались не подозревающие о вторжении стражи. Один, вальяжно покачивая плечами, крутил в руке энергоклинок, второй напевал что-то себе под нос, третий и вовсе нёс клетку с птицами.
— Тебя тормозит то, что ты постоянно оглядываешься на прошлое, до сих пор считаешь себя бесчувственной машиной, — назидательно протянул я, в то время как из руки Эвиана показалась гигантская энергетическая щупальца, которая снесла всех новоприбывших разом. При этом клетку с птицей ищейка осторожно поставил к ближайшему окну.
— Хочешь сказать это не так? — с усмешкой ответили мне, а потом энергощупальце с энтузиазмом потянулось за поворот откуда пришли стражи. С той стороны послышались крики и звуки падений.
Покачал головой. Мы бы могли войти тихо и мирно, но не Тритану, которого пришлось отправить на другом корабле; не самому ищейке это не понравилось.
— Лучше бы ты использовал свои умения, чтобы Синаю отыскать, — напомнил о том, что цель нашего визита на Фолькорна никак не развлечения.
— Я уже говорил. Её экранируют. — Эвиан пожал плечами. Он не волновался за дастарку так как я. Оставался собран. Не примешивал личное. А может этого личного и не осталось уже. — Ты сам попробуй. Найди её по чувствам, например.
По чувствам… Легко сказать. Не объяснять же мне ему, что я пытался. Искал всё тоже, что было в ней в нашу последнюю встречу — отчаяние, растерянность, боль. Смотрел очаги страдания, даже скуку. Ничего похожего не было. Хотя кое-что всё же не попробовал. Что если она и впрямь справилась? Что если дастарке здесь хорошо и она испытывает нечто другое?
— Что Синая любит больше всего на свете? — задумчиво протянул я.
— Больше драк? — уточнил Эвиан.
— Что могло бы вернуть её к жизни?
Ищейка что-то ответил, но я уже не слушал. Ответ родился сам с собой. Что если она действительно чувствует! Что если вновь вся сонастроилась сама с собой! Какая она тогда? Она бы творила! Испытывала бы упоительный восторг от того, что может делать… в груди растеклись новые ощущения. Тёплые. Мягкие. И такие родные!
— Идём! Не отставай! — крикнул Эвиану и решительно направился дальше.
Мы выбрали неверную часть дворца — не ту которая нужна. Здесь были большие залы, здесь обедали принц и его свита, здесь встречали иностранные делегации и других гостей. Но Синая, при всём при этом, была в ином месте. Там, где оставалось ощущение уюта, где был дом! Коридор сменялся один за другим. Я знал мы приближаемся! И мне, с каждым шагом, становилось легче, ведь я понял, что она в порядке.
Первое, что увидел войдя в новый зал — полотно на стене. Красивый мужчина с фиолетовой кожей, в дорогих одеждах, бусах, с перстнями на рыках и даже украшениями в волосах и на лице. Принц эноков. Никто другой не мог выглядеть столь пафосно. Но самое интересное, что отторжения не было. Синая его написала. Написала принца, передав то, что несмотря на весь фарс он любил и защищал свой народ.
— Что за? — услышал удивлённый голос Эвиана. Он успел пройти чуть вперёд и видел то, что моего взору оставалось закрыто. Последовал за ним. Множество портретов. Только меньшего размера. Она нарисовала ищейку. Нарисовала чёрные глаза с белой радужкой и высокомерно-надменное выражение на красивом лице. Но привлекало даже не это. Фон. Она погрузила его в центр сияющей Андромеды, как будто под всеми тех структурами у мужчины была душа и душа эта, несмотря ни на что, оставалась прекрасной. — Быть не может, — ворчливо пробурчал мой спутник, который вряд ли разгадал что к чему.
— Гляди, — указал я на стену. Следом шли Тритан, Аэро, Диана и остальные. Она написала каждого и каждого окружила тем, чем захотела. Фон на портрете Лоркана пылал огнём, будто выжигая все его страхи и тревоги. Сандарион стоял в шелках, точно был каким-то правителем. Рикос медитировал среди летающих сфер портативных защитников. Юнаю окружали сердца, но смотрела она вверх, в небо, будто должна была не киборгов создавать, а всегда стремиться воспевать природу. С восторгом я шёл по залу, вглядываясь в каждое лицо. С восторгом, внутренним ликованием и лёгкостью. Она жива! Синая жива!
— Похоже тут только тебя нет, — усмехнулся ищейка мне в спину, — я бы на твоём месте обиделся. Ты так спасти её хотел, а она тебя даже не нарисовала.
Невольно вздрогнул и направился дальше, ведомый ощущением предстоящей встречи. Пауза. Совсем небольшая, прежде чем открыть дверь. Запах краски, растворителя, свежих холстов. Много света. Несколько картин завешены тканью. Пейзажи у выхода, которые ждут когда же их повесят. А еще звуки. Птицы. Журчание воды. Естественный природный шум.
— Ваша светлость, вы слишком настырны, я итак работаю на износ, — послышалось из-за перегородки, — ваша принцесса мне не даётся. У неё паршивый нрав и это сквозит из каждой версии её портрета. Если не понятно на языке обычных звёздных, поясню метафорами: «ваша любовь способна обогатить её образ лишь в ваших глазах, но на мои лишь вашей любви недостаточно!»
Выглянул из-за перегородки, убеждаясь в том, отчего сердце уже и без того билось в груди как заведённое. Синая сидела к нам спиной. Тонкие плечи, светлое платье на одной лямке. Волосы собраны в пучок несколькими кистями. На портрете и впрямь фиолетовокожая девица. И дастарка не обманывала. Может принцесса и была красива, но нечто неприятное так и сквозило из каждого штриха. Все портреты, что я видел раньше, давали обогащение. Они показывали душу, красивое нутро и даже Эвиан, несмотря на нотки высокомерия, выглядел благородно и надменность смотрелось скорее ширмой, чем истинной. Здесь же напротив ширмой выглядела красота. Нутро под ней не было приятным.
— Оставьте меня ещё хотя бы на восемь часов, я постараюсь сделать всё что смогу, — не оборачиваясь протянула Синая, — да поможет мне ДастарЕм….
Усмехнулся, складывая руки перед грудью и с облегчением облокачиваясь о перегородку. Выходит она вновь верит в дастарскую богиню. Занятно.
— Почему его не нарисовала? — послышалось рядом со мной, а девушка резко вскочила и развернулась в нашу сторону. Щёки, нос, волосы у лица — всё в следах краски. А в глазах при этом, такая чистота. — Там все есть, — потрясая указательным пальцем, продолжал ищейка, — а Бертрама
