И лишь дойдя до ристалища, Леден признался себе, что привела его сюда скорее злость невольная, чем необходимость. Но не метаться же теперь по двору туда-сюда. Здесь ещё заканчивали упражняться кмети и старшие отроки, но понемногу уж расходились. Гасло небо, бледнели на крышах навесов золотисто-красные отсветы вечерней зари. Становилось тихо. Кто-то предложил робко встать противником в поединке, но Леден отказался. Ему нужно было сейчас одиночество — наверное, больше всего.
Лишь тогда он очнулся, вынырнул из круговерти выпадов, ударов и отклонений от воображаемых клинков, когда вокруг совсем никого не стало, а небосклон наполнился зыбкой черничной синевой, что теперь уж до самой глубокой ночи не торопилась захватывать чертоги Богов.
Леден постоял ещё один, оперевшись локтями на ограду ристалища и опустив голову низко. Капал со лба пот. Приятной тяжестью лежал в ладони топор, который только что со свистом разрезал воздух — и попадись кто ему на пути — зарубил бы насмерть с одного удара. И так тяжко в груди было, муторно, словно туман какой перетекал. До сих пор видел он, как ложится рука Чаяна на талию Елицы, как скользит чуть вверх по спине, и как брат смотрит на княжну — как никогда ни на одну девицу не смотрел. Даже на жену свою, что после в родах умерла. Уж это Леден знал. Рукоять топора выскользнула из влажной ладони и тот с глухим ударом упал в притоптанный песок.
— Устал? — раздался тихий голос в стороне, из чистой, словно ночное озеро, темноты двора.
Он поднял голову, смахивая со лба липкие пряди. Вышемила подошла, протянула ковш полный воды из колодца. На плече её висел белоснежный рушник, бросая бледные отражения в её глаза.
— Не устал, — Леден напился вдоволь, досадуя, что злого огня внутри не может унять даже родниковая вода.
После умылся под внимательным и ласковым взором Вышемилы. Боярышня уходить не торопилась, как и говорить о том, зачем пришла. Ведь не просто так на ристалищах появилась — не мимо проходила явно. Но обиды за то, что вчера он к ней так и не пришёл, девушка пока не выказывала, ни о чём не спрашивала. Стало чуть легче, словно вместе с потом вышла и часть муторных мыслей. Леден потянулся было за рубахой, что висела на ограде, да боярышня успела быстрее её схватить.
— Не чуди, — Леден улыбнулся сдержанно. — Дай.
Вознамерился забрать, да девушка одёжу за спину спрятала, плутовато улыбаясь. Конечно, можно и так дойти — дело невеликое — но Леден замер с поднятой рукой, глядя сверху вниз на Вышемилу. Она смотрела на него так смело, как ещё ни разу не доводилось видеть. И ждала, явственно, напряжённо. Он будто бы слышал, как бьются невысказанные слова в её груди, режут горло — да робость берёт большая. Хоть уже на многое решилась. Да только зря пришла в этот самый миг, как Ледена мучило столь явное смятение — до худого дойти может.
— Поцелуй меня, — шепнула девушка. — Поцелуй, Ледок.
Он обвёл взглядом её ладное личико, совсем юное, почти детское, но обещающее скоро расцвести полной женской красотой, что и Зимаву затмит. Очнулся только когда почувствовал, как под ладонью оказался её стан тонкий, как прижалась она к нему тут же, роняя рубаху на землю. Скользнуло её дыхание по шее. Дрогнули ресницы.
— Не нужно, Мила, — попытался вразумить её Леден, да больше, кажется, себя самого.
— Знаю, что другие говорят. Но всё равно мне. Знаю, что не такой ты, как в кривотолках людских. С тобой хочу быть, — тряхнула девушка головой упрямо. — Ты не понимаешь, каково мне. Как будто до сих пор в том лесу в траве лежу. Каждую ночь… Покажи мне, прошу. Как должно быть. Как…
Он не дал договорить ей: прижался к тёплым губам, раскрыл их неспешно. Словно две лозы, обвили руки Вышемилы его шею, пронизали волосы ласковые пальчики. Леден обхватил её талию руками, подтолкнул чуть — и прижал к толстой опоре навеса. Смял легонько небольшую острую грудь сквозь рубаху, огладил ладонью медленно, ощущая, как перекатывается по ней твёрдая бусина соска. Треснуло пламя единственного факела за спиной — да чуть притухло, словно скрыть хотело, что сейчас под взором Огня Сварожича деется.
Всё шире разрасталось внутри нетерпение, горячее, плавящее.
— Не удержусь, Мила, — шепнул Леден прерывисто, комкая в кулаке её подол.
Да боярышня только теснее к нему прильнула, потёрлась бедром о его теснящую штаны плоть.
— А я того и не боюсь, — запрокинула голову, упираясь затылком в оструганное бревно опоры.
Он вздохнул протяжно, укусил Вышемилу за губу легонько, приникая долгим поцелуем. Приподнял край рубахи длинной и провёл самыми кончиками пальцев между ног её, от живота — вглубь — и обратно. Боярышня охнула тихо, подалась навстречу, и влагой на ладони осталось доказательство её желания. Леден распустил завязку портов. Вскинул ткань девичьей одежи до самого пояса, впиваясь пальцами в горячие, манящие округлости, приподнял над землёй. А как только обвила она его лодыжками — вошёл, стараясь сделать это не слишком резко. Вышемила повисла на его плечах, тихо и жарко вскрикивая от каждого толчка. Неистово билась жилка на изящной её шее под губами Ледена. Ноготки то и дело впивались в лопатки. Уж не знал он, того ли хотела девушка, так ли. Но, вжимаясь в плечи её лицом, вдыхая её запах, он почти забыл о той, которая терзала его душу страшнее собак одичавших. Почти, но не совсем.
— Мила, — почти захлебываясь в дивных и таких нужных сейчас ощущениях, шепнул он ей на ушко.
Прихватил губами, а после провел ими вдоль линии волос по шее вниз, вбиваясь всё неистовей. Пытаясь отринуть ту, что ввинчивалась в мысли против воли. Девушка прильнула теснее, выгибая спину, и совсем уж громко — того и гляди кметей в дружинных избах переполошит — застонала вдруг, стиснула его бёдра крепче и обмякла чуть, позволяя несколькими резкими движениями догнать её на пике.
Они замерли, сцепившись, словно две ветки после бури. Высоко и быстро вздымалась грудь Вышемилы. Девушка грела дыханием своим его плечо и слегка касалась его губами. Леден ещё чуть подержал её в руках и осторожно опустил на ноги. Она и устоять толком не смогла — такая слабость и нега её охватила. Схватилась за ограду, опустила голову, пряча шалую улыбку и поглядывая на него украдкой, пока порты поправлял.
— Не так ты, верно, себе представляла… — Леден покосился на неё с опаской. А ну как обидится.
— Всё так, — она наконец совладала с собственным телом и выпрямилась. — Всё хорошо.
Зачерпнула из ведра ковшом воды и напилась жадно, не обращая внимания, как бежит тонкая струйка ей за шиворот. Намокла рубаха, прилипая к светлой коже её, облепляя острую грудь. И вспыхнул перед взором обрывок сна, теперь уж давнего, сказать можно. Елица на берегу реки, вся окутанная светом Дажьбожьего ока. Да что ж за наваждение такое? Леден зажмурился, пока Вышемила не видит, и вздохнул рвано, прогоняя образ из памяти. Скользнул меж ристалищ ветер, тронул прохладой влажную от испарины спину.
Лёгкими касаниями пробежались девичьи ладони по животу, груди, приостановились на ней, обводя линию мышц.
— Ты красивый такой… — тихо, словно решившись в последний миг, вслух сказала Вышемила. — Такой...
Леден поднял рубаху, выскальзывая из смыкающихся объятий боярышни.
— Пойдём, поздно уж, — буркнул.
И направился к терему, сдерживая шаг, чтобы девушка за ним поспевала. Она догнала, обхватила его локоть, прижимаясь щекой к плечу. И только ведь на себя злиться остаётся, что поддался. Не надо было, может. Теперь ещё сильнее они с Вышемилой повязаны: лишь и остаётся, что к отцу её ехать со сватовством. И гадать — примет ли. Так близко они были теперь с боярышней, как далеко — с Елицей, которая, кажется, уже всерьёз подумывала о том, чтобы замуж за Чаяна пойти. Он и заступой ей станет, и на столе княжеском укрепиться поможет после веча. А Леден что ей дать может? Только угрозой одной обернётся для неё близость с ним. Он ведь понял это уже, когда после сна того муторного едва не придушил её. А как душил — так ещё и силы забирал. И нынче лишь убедился в этом.
