— Наверное они в нас верят, — умилился за всех Ленц и компания отправилась во Вторую Школу Пятилистника.
И даже ехала без каких-либо приключений целых два дня. Приключения то ли отстали, как Ванины ежи и догонят позже, то ли устраивали где-то засаду на путешественников, но пока они никого не трогали. Студентусы из-за этого даже заскучали, им вообще нечем было заняться. Вот Весяна, например, беспокоилась о ребрах и ране укротителя ежей и медведей гораздо больше, чем он сам, и скучать ей было некогда. Ваня в свою очередь пытался отогнать начинающую лекарку от своих ребер пошлыми анекдотами, перевязку доверял только Льену, а мазал целебной мазью подживший бок вообще сам. В общем, ему тоже было чем заняться. Томия и заросший бородой мужик мрачно молчали и одаривали друг друга подозрительными взглядами и тоже, видимо, не скучали. А студентусам заняться было нечем. Льен, правда, попытался увлечь их написанием отчетов, но прочитав написанное на первом же привале, коротко ругнулся и сказал, что за это дознаватели точно всех запрут в подвале под дворцом. С чем и отстал до лучших времен, и письменного разрешения писать в отчетах о любителях плащей и невинных девиц.
На третий день Шелест не вынес зрелище Томии, мрачно едящей куриную ногу, подошел к девушке и спросил, чем ей не нравится неожиданный спутник. Происходило дело в придорожном кабаке, возле ворот которого эта дорога раздваивалась, и одна часть дальше вела к цепочке сел, а потом и городку, а вторая наконец упиралась в тракт, до которого они должны были по расчетам доехать еще вчера, но почему-то не доехали. Кабак был так себе. Рассчитан на путешественников решивших переждать в нем дневную жару или в крайнем случае заночевать на сеновале. Гораздо чаще в нем пили мужики из сел, чем собственно путешественники. Так что ни изысков в еде и питье, ни каких-то особых удобств и украшательств в нем не было. А еще в нем неистребимо пахло чесноком из-за вязанок для чего-то развешанных по углам.
— От вампиров защищаются, — веско сказал Ваня, увидев этот чеснок, а потом рассказал дикую историю о кровопийцах в плащах с красным подбоем любящих соблазнять молоденьких невинных девиц.
Весяна на него за этих кровопийц обиделась, но другого объяснения чесноку почему-то даже хозяин не нашел. Развешивала его ныне уехавшая теща. И зачем она это делала, склочная баба рассказать почему-то не пожелала.
— Видимо у Ваниных кровопийц необычные вкусы, — высказался по этому поводу Ленц. — Склочные тещи им милее красивых девиц.
Весяна обиделась еще и на него.
Вот так и получилось, что девушки сели обедать за отдельный стол. Заросший мужик забился в угол, давая понять, что ни с кем разговаривать не хочет и к нему даже подавальщица довольно долго не подходила, наверное прониклась выражением лица и общей схожестью с лесным разбойником. А парни сели за свой стол. А потом все дружно друг за другом наблюдали и загадочно молчали. И первым не выдержал Шелест, уверенный, что Томия вовсе не решила обидеться на Ваню за компанию с подругой, что все дело в молчаливом, не пожелавшем даже познакомиться спутнике.
Томия, в ответ на заданный вопрос одарила студентуса таким взглядом, словно он предложил убить клячу, за которой пришлось завернуть в оставленный ради спасения Перчика город, а потом еще и следить, чтобы не отстала от более резвых лошадей. Томии эта лошадь чем-то сильно нравилась.
Отвечать на вопрос о мужике, что странно, девушка не стала. А Шелеста оно только подзадорило. И он, понятия не имея чем на самом деле непрошеный спутник так не нравится Томии, нагнулся над столом, заглянул в лицо девушке и мрачно прошептал:
— Лучше сразу все выяснить и хотя бы знать, к чему готовиться.
Томия почему-то шарахнулась, схватила чашку с остывшим чаем и плеснула ее советчику в лицо. А потом еще и обозвала, тихо и шипяще, но такими словами, что Весяна покраснела и поспешила спрятать лицо за своей чашкой. И заявила, что это не его дело. После чего опять стала есть куриную ногу.
— Дура, — высказался об этом представлении Шелест, сдержался от плевка аккурат на середку стола и ушел к парням.
— Наверное у них те самые дни, у обеих, — глубокомысленно высказался Ваня, но объяснять что за дни почему-то не стал.
А вечером, когда компания доехала до небольшого села и даже сумела напроситься на ночлег к разговорчивому старосте, Томия все-таки до чего-то додумалась, подошла к Шелесту, попросила у него прощения и заявила, что ей жизненно необходимо с ним поговорить, наедине. После чего схватила за руку и практически потащила за собой к старой яблоне, загадочно торчащей у покошенного забора, и пугавшей прохожих обилием сухих ветвей, дупел и скворцов в этих дуплах живущих.
— Я его боюсь, — шепотом сказала девушка, не забыв перед этим пооглядываться, проверить, нет ли каких-то желающих подслушать в лопухах и напугать серого полосатого кота.
— Кого? — спросил Шелест, проводив удирающего кота взглядом.
— Птицелова. У него знак мастера на подвеске, я видела, когда он сумку перекладывал, — сказала Томия.
— Кого? — повторил вопрос Шелест.
— Птицелова, но это не важно. Потому что здесь он вовсе не птичек ловит.
— Да какого еще птицелова?! — вообще ничего не понял Шелест.
Томия глубоко вдохнула, немного помолчала и монотонно рассказала о мастерах умеющих ловить певчих птиц. У них там даже какие-то соревнования были на лучшую птичку. И о том, что эти мастера существуют в родном мире Томии. И что на этот раз один из мастеров явился ловить не птичку, а девушку, а то, что он медлит, только больше пугает, наверняка же подготавливает какую-то грандиозную пакость.
— А давай мы ему морду набьем и допросим, — великодушно предложил Шелест.
Томия на него зашипела не хуже рассерженной кошки и объяснила, что если этот тип смог следом за ней прийти в этот мир, то он наверняка сильный и умелый маг… впрочем, то, что сильный она и так видит. И какие-то мальчишки ему на один укус. И…
— И ты все больше себя пугаешь, — уверенно сказал Шелест, потом схватил Томию за руку и не слушая ее лепета о том, что надо подумать и распланировать, отвел ее в дом, довел до мрачно сидевшего на лавке мужика, поставил перед ним и грозно спросил:
— Ну?
Птицелов посмотрел на него с большим интересом.
— Что тебе от нее нужно?! — дополнил вопрос Шелест.
— Уже ничего, — ответил птицелов с подчеркнутым равнодушием и поскреб подбородок, запрокинув голову. — От нее ничего, я передумал. Сейчас мне нужно всего лишь побриться.
Томия возмущенно фыркнула.
— Ты пошел за мной…
— Я охотник. — Мужчина улыбнулся. Широко-широко. — Хотел поймать одну зеленоперку. Но она такая дурная оказалась… усилия потраченные на ее преследование явно того не стоили. А потом еще в клетку ее сажай, приручай, учи петь когда надо. И… и в процессе ловли эта мелкая пичужка умудрилась вымахать до крокодила, вот какая странность, а крокодилов запихивать в клетки сложнее. Да и мне здесь нравится больше. Нет птичьих домов, прячущих секреты и не позволяющих сильным становиться сильнее. Так что пускай себе бегает, без меня.
Томия опять фыркнула.
— Если ты ей что-то сделаешь… — с угрозой заворчал Шелест, как пес, предупреждающий, что лучше держаться подальше от хозяйского добра.
Птицелов посмотрел на него с непонятным интересом, задумчиво хмыкнул.
— Знаешь, мальчик, нет ничего глупее, чем начать охоту на птичку, ничего о ней не зная. Я бы на твоем месте, прежде, чем защищать и кому-то угрожать, спросил у этой крокодилицы в перьях, что за узоры у нее на запястье и что будет с тобой, если они засветятся.
И опять улыбнулся. Широко-широко
А Томия почему-то вспыхнула, сказала что-то на непонятном языке, вызвав у птицелова очередную улыбку, на этот раз довольную, схватила Шелеста за руку и потащила его к друзьям.
— Спасибо, — выдохнула, на полпути. — Все не так страшно, как я успела придумать.
— Ты ему веришь? — спросил Шелест.
— Нет. Но он не так страшен, как мне казалось.
