поймала себя на фантазиях.
Она хотела его. Именно этого.
С ней, пожалуй, что-то конкретно не так.
— Интересная реакция, — сказала текучая красноглазая тень, наклоняясь над ней и отбрасывая взрывчатку в сторону, как игрушки. — Очень интересная.
Мля.
— Думала, ты не читаешь мои мысли.
— Нет, — насмешливо прищурился он, — но я вижу расширение зрачков, и читаю мимику, и чувствую запах… О, я успел хорошо узнать этот запах… И это неожиданно. Мы это ещё обсудим. Позже.
Он наклонился, медленно слизал кровь с её губ и поцеловал жёстко, почти жестоко, наказывающе. В животе начало стремительно закручиваться нечто тягучее, правильно-неправильное, болезненное…
Он оторвался от неё, и их глаза оказались очень близко.
— Я скажу это тебе сейчас один раз, — прошептал он вкрадчиво, задевая её ухо тёплым дыханием, — по-плохому, потому что по-хорошему ты не понимаешь. Это не странно, не думай. Почти никто не понимает по-хорошему. Потому есть я… и ещё раз я. Потому что он не умел по-плохому. Он не умел убивать, он не умел получать от этого удовольствие, он не умел выжить… и мне пришлось занять его место.
Он упёр руки в стену по обе стороны от неё. Кажется, в комнату вбежали безопасники, и роботы-сапёры — но она не видела ничего, кроме этих глаз, жестоких, знакомо-незнакомых, заполнивших, казалось, собой весь мир.
— И я хочу, что ты, спасительница всех сирых и убогих, поняла сейчас одну очень, очень простую вещь, — проворковал он. — Если ты сунешь свою дурную башку непонятно куда и умрёшь, спасая очередного непонятно кого, он этого не вынесет, потому что ты для него — центр мира. Для меня — нет.
Он жёстко провёл большим пальцем по её губам.
— Для меня — нет, — повторил он. — Но ты моя, и никто не может забирать тебя. Так что я скажу тебе, что будет, если ты умрёшь: он выпустит меня, потому что не сможет. Он спустит меня с цепи, а я отомщу этому миру за то, что кто-то посмел забрать тебя. И знаешь что? Я буду ужасен. И мне это понравится. Понимаешь?
Кат открывала и закрывала рот, как рыба, вытащенная из воды. Это был тот случай, когда у неё не было слов. Никаких.
Даже матерных.
Вполне вероятно, в итоге чем-то она бы нашла пару подходящих к случаю эпитетов и метафор, но Родас не стал дожидаться, пока она разродится.
— О тебе позаботятся медтехники, — сказал он холодно. — Я займусь пленниками.
И просто почесал прочь.
Не то чтобы Кат чувствовала себя трепетной девой и в чём-то там эдаком нуждалась, но всё равно — какого хрена, а?
— А со мной ты побыть не хочешь?
— Не хочу, — отрезал он. — Не сейчас. Я не в той кондиции, чтобы смотреть, как тебя латают. Может кончиться плохо.
Серьёзно?
— Например?
— Тебе не понравится. Я уже понял: тебе не нравится, когда я убиваю людей. И разоваривать со мной тебе не понравится тоже, просто поверь. Проверять не советую.
Ну приплыли теперь.
— А не слишком ли много ты на себя берёшь?
— Нет. Я… ещё раз я нужен не для разговоров. Я прихожу там, где говорить не о чем, и обычно ухожу почти сразу после того, как всё зкончено. Говорить со мной неприятно — но привет, это и не должно быть приятно. Этот я не должен быть приятным, у меня другая работа. Я умею причинять боль... и не только физическую. Я создан для этого. А тот я, который тебе так нравится, вернётся не скоро.
Вот тут Кат поняла, что нихрена не поняла. Это всё равно как если бы Родас переоделся в платье-пачку и принялся порхать с цветочка на цветочек, вручив ей розовую гранату, украшенную стразами.
— Мне плевать, какой именно ты со мной, знаешь? — уточнила она осторожно, как будто болтает с очередным буйнопомешанным.
И ладно, может, в какой-то степени это и было близко к истине. Но, простите, какой космической дыры?
— Не знаю. Для протокола: в прошлый раз всё закончилось инфарктом. А теперь я тебя передаю в руки медтехников. И изо всех сил постараюсь не убить того, кто оставил эти отметины на твоей коже, слишком быстро. Увидимся, когда я вернётся. Но после того, как он наблюдал твои подвиги в режиме онлайн и без возможности вмешаться — извини, милая, это будет не скоро.
С этими словами он стремительно вымелся вон, оставив совершенно ошалевшую от эдакой бренности бытия Кат сидеть в компании слегка зеленоватых медтехников. Судя по взглядам, которые они бросали в сторону Родаса в модусе тук-тук, боялись они его просто до опупения.
Это было интересно.
Потому что сама Кат, если уж на то пошло, испытывала к Родасу-номер-два всё, что угодно, кроме собственно страха. И она бы соврала, если бы сказала, что в этой “всё что угодно” мешанине ведущие скрипки не играют интерес, жажда адреналина и желание трахнуть.
Здесь, в мирной сытой жизни, ей не хватало опасности и хардкора — и Родас номер два мог подогнать этого добра с избытком.
Странно только, что он сам того не понимал. Так что, отвечая на вопросы медтехников, Кат пыталась это осмыслить…
— Что же, это было интересно, — вкрадчивый голос над ухом заставил её подскочить на месте. Она повернулась и уставилась в серые, как асфальт со старинных картинок, равнодушно-пустые глаза незнакомоо бога.
Она не видела, как он подошёл. И не заметила, как он встал рядом.
Что же, можно попробовать угадать…
— Ари Веритас, я полагаю?
— Верно. Приятно увидеть вас вживую. Приятно — и крайне познавательно. Как насчёт того, чтобы я сопроводил вас на лечение? Заодно поболтаем немного. О всяком-разном… Должен же вас кто-то развлекать, пока мой братец прочищает мозг, правда?
Кат хмыкнула.
Дипломат из неё всегда был никакущий, но вот чуйка присутствовала. И эта самая чуйка прямо сейчас подсказывала: это не предложение, на которое можно — и стоит — сказать “нет”.
Ладно, чтоб его. Что бы там ни было, вряд ли он хуже того же Пуза, верно?
— Да, конечно. Почему бы не поболтать?
Ари Веритас внушал.
В смысле, все ари внушают, конечно — тут ничего не попишешь, для того они и сделаны. Но, если честно, даже на фоне своих впечатляющих братиков и сестричек
