Начало лета выдалось для супругов довольно тяжелым. Леон даже испытывал неслабое чувство вины за то, что привел молодую жену на столь разоренные земли. Несколько раз ему приходилось уезжать на пять-шесть дней, а то и на целую рундину, навещая окраины собственных владений.
И каждый раз, вернувшись, он отмечал некоторые изменения в замке. В ту часть, что ремонтировалась, он не заходил – не было ни сил, ни лишнего времени. Но даже то, что попадалось ему на глаза прямо во дворе, вызывало некоторую оторопь.
Первый раз, вернувшись из поездки, он увидел надстроенную над колодцем странную металлическую конструкцию с длинным рычагом. Конюх, принимавший лошадь у хозяина, с некоторой важностью пояснил:
-- Это, значить, ридгана повелела поставить. Из самой столицы привезли, значить, всякие трубы, и мастера два дня шумели. А теперича, ежели допустим коней поить – то, значить, вот эту штуку вверх-вниз дергаешь, и вода по трубе сама льется! Это, значить, рычаг называется! Оченно удобная штука получилась!
По периметру двора часть камней была вынута узкой полосой, и теперь там распускались нежно розовые душистые грозди атуманника – низеньких кустиков, высаженных по требованию Нариз. В одном из углов двора полоска этих кустов делала большой круг, в центре которого поставили легкую беседку. Робкие побеги плюща уже поднимались по аккуратным шпалерам. Пятна побелки на булыжниках двора были теперь не белые, а самых разных цветов.
Леон удивлялся, сколько успевает сделать его жена. Возвращаясь в очередной раз в замок, он увидел, что на бросовых клочках земли, которые она выпросила себе для посадок, поднимаются ровные рядки каких-то трав или кустов. Выбрав время, он спросил:
-- Нариз, что это за посадки?
-- Это душистые травы, которые хорошо добавлять в выпечку, в чай. Некоторые из них лекарственные. Лерник -- от простуды, таймус -- от болей в желудке, ронеус -- от головных болей.
Ответ ввел Леона в некоторый ступор. Помолчав, он, аккуратно подбирая слова, уточнил:
-- Ты хочешь сказать, Нариз, что ты разбираешься не только в Саранданских пряностях, но и в Синцерийских травах?
Нариз засмеялась и ответила:
-- Ну, откуда бы я могла такое знать? У тебя в Заозерном живет травница. Я попросила, чтобы ее пригласили в замок. Она мне и посоветовала, какие запасы нужно держать на случай болезни. Ты не забывай, что кроме нас с тобой, здесь еще живут слуги и солдаты. Зимой все это может очень даже пригодиться. А излишки я просто продам.
Леон покачал головой и не стал больше выспрашивать ни о чем, но про себя отметил, что жена его умеет находить выгоду там, где никому бы и в голову не пришло. Возможно, это потому, что она охотно учится всему новому? Странная привычка для молодой женщины, но ему это однозначно нравится.
После очередного возвращения он, наконец-то, получил предложение взглянуть на обновленные покои.
-- Ремонт почти закончен, и сегодня ты можешь ночевать в своей комнате. Если хочешь, ужин тоже накроют там.
-- Да, но сперва я хотел бы вымыться с дороги.
-- Пойдем, там все готово, -- жена кивнула в сторону лестницы, прихватила в руки светильник какой-то непривычной формы и пошла впереди, поясняя:
-- Кроме наших комнат, закончена отделка трапезной, приготовлены две гостевые комнаты, на случай если папа или Рейг решат приехать. И еще утеплили комнаты для прислуги. На остальной ремонт деньги нам с тобой еще только предстоит заработать. Потом еще повесим светильники на лестнице, чтобы не таскать с собой.
Леона несколько беспокоило то, что их отношения с Нариз застыли на какой-то вежливо-дружелюбной точке и теперь никуда не двигались. Он хотел бы чего-то более теплого, более личного. Однако, торопить жену не рисковал -- боялся спугнуть. История бегства от жениха произвела на него неизгладимое впечатление. Он понимал, что если поторопится и попробует принудить жену к близости, радости это не доставит ни ему, ни ей. И вряд ли она простит такое.
Нариз легко поднималась по лестнице, держа в руке яркую лампу с тремя светящимися шариками. А он, следуя за женой, тихонько любовался точеной фигуркой, не обращая внимание на то, как изменилась лестница, ведущая к его комнате. В общем-то, ему было совершенно все равно, что и как она там устроила. Приходилось ему жить и в роскошных покоях, которые столь любовно обставлял папенька в палаццо, приходилось ночевать и в казарме, так что слишком требовательным он не был никогда.
Однако, и здесь жене удалось сильно удивить его.
Сперва ему показалось, что он попал в какой-то чужой дом. Стены комнаты были из какого-то теплого песочно-бежевого камня, с тонкими золотисто-коричневыми прожилками. При достаточно ярком свете эти прожилки поблескивали яркими искорками. А самое странное, что стыков между плитами он не видел.
Изменились не только стены, изменилась даже конфигурация комнаты. Он не сразу понял, куда ведут угловые двери. В одной из небольших комнаток оказался туалет, а вот предназначение второй он понял не сразу – почти во весь пол стояло что-то вроде гигантского медного корыта странной прямоугольной формы, с низкими бортиками. Тут же помещался прикрепленный почти под потолком металлический бак, к которому вела небольшая лесенка.
-- Что это?
-- Здесь будет удобно мыться, -- Нариз улыбнулась, -- смотри…
Она указывала ему на какую-то непонятную, плоскую медную штучку.
-- Это кран. В бак слуги заливают теплую воду, и если ты повернешь эту штучку, то на тебя польется чистая вода. А выносить ее не надо. Видишь, в дне сделано отверстие?
Леон воззрился на жену и несколько растерянно спросил:
-- Она что будет выливаться в комнату, которая под нами?
Нариз рассмеялся так, что он и сам понял глупость своего вопроса, и смущенно дернув плечом, попросил:
-- Ну, объясни уже бестолковому.
-- И из твоей и из моей комнаты идут две узких трубы, которые вделаны в трубу пошире. Конечно, внутри помещения мы не смогли проложить широкие трубы, поэтому сток идет по наружной стене замка.
-- Нариз, трубы это очень дорого.
Нариз фыркнула, как рассерженная кошка, нахмурилась и ответила:
-- Да уж, не дешево. Но это сделано один раз и на много-много лет. И это очень удобно.
Леон только покачал головой и не стал спорить – ему нравилось все. И то, что не будет суетящихся слуг, которые сперва притащат огромную деревянную ванну, потом наполнят ее из ведер водой, потом будут долго и нудно все это вычерпывать и выносить, затирать лужи на полу и сновать по комнате.
Совершенно необычной ему казалась и обстановка в комнате. Кровать с плотным пологом из коричневого бархата была сдвинута к стене, на окнах, в которых он только сейчас заметил двойное остекление, висели медные перекладины с такими же шторами. А столов в комнате теперь было два.
Небольшой обеденный, отполированный до блеска, без трещин и царапин, окруженный четырьмя стульями, с обитыми бархатом сиденьями. И второй, совершенно не похожий на него по форме. В столице такие столы ставили в кабинетах. Возле письменного стола стоял красивый резной шкаф с застекленными дверцами.
-- Там ты можешь хранить бумаги.
Оглядывая удобное, красивое, очень уютное жилье, Леон с какой-то неловкостью ощущал и резкий запах конского пота, идущий от его одежды, и собственную громоздкость. Ему хотелось взять ее руки в свои, поцеловать тонкие нежные пальцы, развернуть к себе маленькую ладошку и коснуться ее губами, посмотреть, как краска смущения покрывает ее щеки…
Он вежливо поклонился ей и сказал:
-- У тебя потрясающий вкус, Нариз. Я очень благодарен тебе. Но у меня есть маленькая просьба…
Она удивленно вскинула брови и посмотрела на него с каким-то детским любопытством:
-- Я слушаю.
-- Если можно, я бы хотел взглянуть на твою комнату.
Нариз пожала плечами и с легким недоумением в голосе ответила:
-- Если хочешь, я прикажу накрыть ужин там.
