Я откинулась на пенёк и стала думать, чтобы это могло значить. Магия? Я читала о подобном, но могут ли воины-жрецы обладать такой силой?
Меня одолевала чистая зависть. Иметь способность исцелить любого с помощью одного прикосновения. Я бы всё отдала за возможность ослаблять боли и зашивать раны таким образом.
Я так сильно ушла в раздумья, что перестала следить за ходом игры, пока не оживилась толпа. Я подняла голову и увидела, что Кир и Оонэ доиграли до ничьей. Оонэ внимательно изучала оставшиеся «фигуры».
— Могу предложить вам трофей.
Кир вскинул голову и посмотрел в моём направлении. Его глаза были ясными, а улыбка настолько яркой, что у меня перехватило дыхание.
— Нет, Оонэ. У меня уже есть трофей, а другого мне не надо.
Я залилась жаром, согреваясь до кончиков пальцев.
Толпа встретила подобное заявление ликованием, и Кир перевёл взгляд на свою соперницу.
— Оонэ, мне кажется, воины-жрецы покинут тебя в данной ситуации. Что скажешь?
Как много подтекста. Я озадаченно нахмурилась. У Оонэ остались епископы, но она смотрела на них с недоверием. Они стояли со скрещёнными руками, глядя на всех и вся из-под опущенных бровей.
Епископы Кира давно сошли с доски. Он не имел возможность поставить шах и мат. Это была явная ничья. Почему же они медлили?..
Оонэ кивнула.
— Я признаю поражение, военачальник. Мои воины-жрецы не заслуживают доверия.
Я поражённо смотрела, как толпа довольно закричала, а Кир победоносно поднял кулак. Я не поняла, что только что произошло, но это было нечто важное. Какой силой обладают воины-жрецы, что могут отказать в поддержке лидеру?
Происходящее на турнирном поле отвлекло меня от размышлений. Кира подняли на плечи и пронесли над головами ликующей толпы.
Я тоже радостно закричала и захлопала, но мысленно застонала. Теперь мне от него житья не будет.
***
Кир объявил о проведении траурной церемонии в вечер перед отъездом. После смерти Гила Потницей больше никто не заболел. Прошли полные сорок дней, и теперь мы были свободны от нашего невидимого врага.
Мы освободились от болезни, но не от её последствий. Эти люди сильно изменились после произошедшего, каждый из них получил свой опыт. Они столкнулись с нечто неизвестным и в результате обрели новые навыки. Я понимала, что меня это тоже не избежало. Никогда больше я не буду вмешиваться в ситуацию с уверенностью, что знаю решение. Потеря уверенности или, быть может, скорее признание ограничений, которых я не хотела признавать раньше.
Когда солнце начало погружаться за горы, все собрались у берега озера на церемонию. На этот раз выставили очень мало охраны, чтобы все могли вместе оплакать погибших. Завернувшись в плащ, я стояла на пороге шатра и смотрела на заходящее солнце. Воины принесли одеяла и сели бок о бок.
Кир вышел из палатки с одеялами и каким-то свёртком в руках. Он распустил мою стражу, чтобы та присоединились к церемонии. Маркус сказал, что останется в палатке с Мирой. Кир молча взял меня за руку и повёл к холму над озером.
У шатра Ифтена я увидела самого Ифтена и воина-жреца. Судя по их манере говорить, казалось, что они что-то замышляют. Ифтен откинул полу палатки и исчез внутри. Воин-жрец направился к табунам. Я удивилась, что они не идут на церемонию, но, конечно, это было не моё дело.
Кир остановился. Я огляделась и поняла, что мы ушли совсем недалеко от палатки, держась на краю толпы.
— Мы не сядем ближе? — поинтересовалась я.
Кир покачал головой.
— На эту церемонию нам лучше остаться здесь. — Он расправил одно из одеял и расстелил на земле. — К тому же, главное в этой церемонии не мы, а мёртвые.
Я села подле него, и он притянул меня к себе, накрывая нас обоих одеялом. Кир наклонился и произнёс мне на ухо:
— Когда тебе станет неуютно, мы уйдём.
Странное заявление. Мне хотелось расспросить его, но в этом момент на ясную поляну на озёрном берегу вышел барабанщик. Он сел, поставил перед собой большой барабан и резко стукнул четыре раза.
Все перестали разговаривать.
Жоден вышел вперёд в сопровождении четырёх воинов, которые несли маленькие жаровни. Жоден встал лицом к собравшимся, а воины поставили жаровни по четырём сторонам от него.
Жоден воздел правую руку к небу.
— Да услышат Небеса мой голос. Да запомнят люди.
Раздался единый ответ:
— Мы будем помнить.
Жоден опустил руку и заговорил:
— Рождение огня, смерть воздуха.
Один из воинов преклонил колено и подул на угли, чтобы пламя прыгнуло вверх и заплясало.
— Рождение воды, смерть земли.
Второй воин преклонил колено, окунул руки и позволил струйкам воды стечь обратно в жаровню.
— Рождение земли, смерть огня.
Третий воин преклонил колено, поднял ком грязи и раскрошил на кусочки над жаровней.
— Рождение воздуха, смерть воды.
Четвёртый воин преклонил колено. Он тоже подул на угли, и вверх воскурился тонкий шлейф дыма.
Четыре воина встали, поклонились своим элементалям и растворились в толпе.
— Мы собрались сегодня, чтобы почтить память мёртвых, — заговорил Жоден своим мелодичным красивым голосом. В тишине каждое слово звучало чётко и твёрдо. — Всё живое смертно, и нам это известно. Наши тела рождены из элементов и к ним же вернуться.
Забил барабан, медленно, но чётко.
— Но мы есть не только тело. Сие нам ведано. То, что живёт в наших телах, никуда не исчезнет. Наши мёртвые путешествуют с нами до самых снегов.
Жоден выдержал паузу и продолжил:
— Как нам скорбеть по ним? Как выразить горе? Если наши мёртвые с нами, и мы когда-то воссоединимся с ними, то как плакать?
Барабан не смолкал.
— Мы похороним то, что потеряли. Зияющие раны в наших сердцах. Чувство потери, что терзает нас каждый раз, как мы хотим доверить секрет, поделиться шуткой или потянуться за привычным прикосновением.
В глазах стояли слёзы. Я вспомнила Эпора с его яркой улыбкой. Серьёзное лицо Гила. Радостного отца при победе в шахматы.
— Это наша боль, боль выживших. Поделимся же ей.
Жоден запел, обращая лицо и голос к небесам. Ту же песню он пел в тронном зале в городе Водопадов, и по моим щекам покатились слёзы, стоило мне узнать слова.
Я была не одинока. Остальные тоже плакали, прижимаясь к тем, кто сидел рядом, предлагая и получая утешение. Я устроилась поближе к Киру и почувствовала его затруднённое дыхание. Его глаза сверкали в сумерках.
После песни Жоден начал монотонный напев, похожий на тот, что я слышала, когда болела. Слова повторялись снова и снова под ритм барабана.
