— Кто бы мог подумать, что моя младшая сестренка, — взвилась я, неотрывно глядя в обезобразившееся яростной гримасой лицо, — шлюха!
Я отшвырнула ее от себя настолько сильно, что даже удивилась. Машка кубарем скатилась с кровати. Заскулила. Размазала сопли вперемешку со слезами и на четвереньках отползла в туалет.
Когда дверь за ней захлопнулась, я все еще не могла перевести дыхание.
— Ну, ты это…
Я обернулась, мазнула рассеянным взглядом по встревоженной Ларке. Соседка растерянно почесывала макушку и хмурилась. Цветастое одеяло сползло на колени, приоткрыв розовую футболку, с мишкой Тедди на груди, в которой Ларка любила спать.
— Перестаралась ты, подруга, — сиплым от сна голосом выдавила она.
Дыхание, наконец, успокоилось, сердце перестало бить в барабаны на уровне висков. Только неприятное тоскливое чувство поселилось в солнечном сплетении.
— Правда?
— Ага, — кивнула соседка. — Ну, подумаешь, гуляет девка! Как будто ты такая не была!
— Я? Не была. — Уверенно откликнулась.
В коридоре послышался шорох, стук и мат. Видимо, не только Машка сегодня набралась. Им что там кто-то бесплатно наливает?
Ларка окинула меня подозрительным взглядом, скривилась и развела руками.
— Пропащая ты душа, Марта. В универе пропащая, в музеях загулящая и вообще скучная до зубовного скрежета — ни сплетен, ни развязного поведения. Если бы не жила с тобой в комнате уже четвертый год, да не видела своими глазами все концерты твоего хахаля, подумала бы — синий чулок. Мэри Поппинс — в молодости.
— Перестань, — отмахнулась я. — Я просто умею расставлять приоритеты.
— Ну да.
В туалете зашумела вода. Ларка недобро сверкнула глазами.
— Хочешь давиться своей высокоморальностью? — понизила голос она. — Пожалуйста. Только на сестре опыты не ставь. Нормальная девка она у тебя.
Я упрямо поджала губы. В чем-то Ларка все же была права, но мне ужасно не хотелось этого признавать. Маша менялась. И совершенно не в ту сторону, какую мне хотелось.
— Да я не удивлюсь, если ее уже половина общаги кулинарного перетрахала! — взорвалась я и смущенно прикрыла рот, когда Ларка громко шикнула.
Соседка легко выпорхнула из-под тяжелого одеяла, прошлепала босыми ногами и ухватила меня за локоть.
— Марта, — зашептала она прямо в ухо. — Не забывай, что в общаге слишком тонкие стены, а девка не страдает глухотой, хоть и пьяна в зюзю.
Я сглотнула. Тяжелым взглядом обвела поцарапанную коричневую дверь в ванную. Она была плотно закрыта изнутри.
— Маша!
Руки тряслись, я сбивала костяшки пальцев о деревянную поверхность немой двери.
— Машка, открой сейчас же!
Ларка громко пыхтела сзади, черные пряди ее волос нависали и щекотали кожу моей шеи.
— Маша, если ты немедленно не откроешь — я выломаю дверь! — пискнула я.
— Скорее дверь сломает тебя, чем ты ее, Мэри Поппинс — два вершка от горшка, — хмыкнула соседка и расхохоталась.
— Замолчи!
Шум воды, доносившейся из ванной, внушал мне болезненный ужас. Перед глазами мелькали картины — одна страшнее другой.
Я отступила на четыре шага, примерилась и кинулась на дверь, краем глаза заметив вытянувшуюся Ларкину физиономию. В плече что-то щелкнуло и пронзило тело острой болью. Дверь даже не дрогнула. Зато я, кажется, и, правда, что-то сломала.
Поплыли разноцветные круги.
— Машенька, открой, — захрипела я, пытаясь словить воздух, который враз стал соленым и горячим.
В ответ мне, вода за дверью зашлась еще большим напором.
— Пожалуйста!
Здоровой рукой я вновь заколотила в дверь. Лицо стало мокрым: от пота, слез.
Я была на грани.
Наверное, именно так начинается истерика. Клокочущими всхлипами, что рвались из груди, стягивали желудок в крутой узел и переворачивали весь мир. Будто кто-то грубо рылся в твоей черепушке.
Ларка по-хозяйски отодвинула меня и припала щекой к двери.
Боль пульсировала в плече. От острых игл, которые, казалось, жадно вонзились в кость — отнималась рука. С губ сорвался прерывистый вздох. Никакая боль не сравнится с той, если я потеряю Машку.
— Эй, слышишь? Открой! Я писать хочу! — жалобно проскулила Ларка.
Вода не унималась. Текла и текла. Машка не отзывалась. Словно и, правда, оглохла. Я готова была сорваться и кинуться по комнатам, чтобы найти хоть какого-то крепкого парня, взломать проклятущую дверь!
— Слушай, я все понимаю, но найди себе другое место для заседаний! Дзюрить в штаны из-за тебя мне не улыбается! — неожиданно громко гаркнула Ларка.
Так, что я даже поежилась.
Вода затихла.
Соседка повернулась ко мне и подмигнула, победно улыбаясь. Замок щелкнул, дверь скрипнула. Я рванула ее на себя.
Машка сидела на краю пожелтевшего от времени унитаза и размазывала тушь по лицу.
Живая.
Невредимая.
Зареванная.
Разом с облегчением нахлынула неимоверная злость. Захотелось придушить сестру собственными руками! За такую безжалостную манипуляцию моими нервами!
Почувствовала, как чьи-то пальцы легли на плечо — присела, уходя от болезненного касания. Протестующее вскрикнула. Странно, но злость мгновенно улеглась.
— Я пойду, чай нам сделаю, — довольно пропела Ларка, убирая руку с моего плеча.
Дышать сразу стало легче.
— Какой чай в два часа ночи?
— Какой? — улыбнулась соседка. — С коньяком!
Я уяснила давно: если Ларка что-то решила, то убеждать ее в обратном — смысла нет. Все равно не послушает. А нервы твои потрепает. Постарается на славу. Ларка — она ведь матерее каратиста с черным поясом, в сфере отношений. Интернатовское детство научило выживать и никогда не давать себя в обиду. Ни при каких обстоятельствах не казаться слабой. И Лара не казалась, да и мне не давала.
Поэтому, когда Ларкины шаги затихли в коридоре, я лишь хмыкнула и обратила все внимание на сестру. Машка наклонила голову, избегая смотреть мне в глаза.
Прямо на грубо выкрашенный синей краской пол падали ее крупные слезы. Так проникновенно умеют плакать только маленькие дети, актрисы перед объективом камер и… Машка.
Я села на колени перед сестрой, стараясь отключиться от боли, что билась в плече. Взяла Машку за подбородок и заставила посмотреть на себя. Ее лицо было заплаканным, в разводах от макияжа, нижняя губа дрожала. Слезы, как крупные бусины, продолжали скатываться из глаз, скользили по шее за ворот платья.
— Прости меня, — выдавила я. — Машка, я просто очень за тебя волнуюсь.
Бусины перестали падать. Машка последний раз всхлипнула и немигающим взглядом уставилась на меня.
