И неужели это не сбивало с толку и не было нежеланным? Да, сэр. Это так. Это становилось лучшей вещью, которую я чувствовала, до того как ночью мертвые пальцы папы постучали в окно нашей двери, в Дакоте.
Ночь, когда все ушло в сторону, и моя жизнь рухнула.
Он наконец немного оторвался, и его губы прижались к моему лбу, мягко прикасаясь.
— Натали и Бенжамин снаружи. Я скоро приду.
Другими словами, я была свободна. Брюс смотрел поверх моего плеча, его лицо было застывшим и немного смущенным. Хиро скрестил руки на груди и отвернулся, вглядываясь в отблеск самовара.
— Что насчет остальных членов Совета? — я попыталась не казаться раздражительной. Но, вероятно, с треском провалилась.
Полуулыбка Кристофа была бы пугающей, если бы его глаза не были такими мягкими. Он никогда не смотрел так на кого-то еще, и для меня было загадкой, как те голубые глаза в одно мгновение могли быть холодными, а в другое — теплыми и уступчивыми.
— Ты бы хотела подождать их? Я уверен, что сейчас состоится дискуссия о ночных событиях, в которой я буду принят во внимании за то, что рисковал твоей безопасностью. Это должно быть очень интересным.
У него было дело.
— Хорошо. Тогда я оставлю тебя разбираться со всем этим.
Кристоф практически усмехнулся. Без трансформации, его зубы были идеальными, белыми и совершенно человеческими.
— Ну да. Счастлив быть полезным, пташка. Завтра рано утром занятия малайки.
— Отлично, — я потерла лоб тыльной стороной правой руки и забрала со стола крошечную сумку. — Брюс, Хиро, простите, что напугала вас, — это все, на что я была способна.
Брюс кивнул. Его трансформация отступила, и он стал просто милым парнем из ближнего востока, в зеленом, вязаном свитере и модных, потрепанных, дизайнерских джинсах.
— Мы отпразднуем ваше первое убийство, миледи. В конце концов, это традиция.
Слабость снова вернулась.
— Нет. То есть, нет, спасибо. Все хорошо. Серьезно.
И потом я ушла, чувствуя, что глаза Кристофа весь путь были прикованы ко мне.
— Кровь не выведется из ткани, — вздохнула Натали, склоняя свою гладкую, темную голову набок. Она тонкими пальцами держала серебряное платье, как если бы оно было сделано из тонкой бумаги. — Нам придется вернуться в Нордис[6].
— Только не опять! — застонала я, опускаясь перед туалетным столиком. Душ и полчаса занятий тай-ци в середине комнаты успокоят меня. Я даже не возражала против того, что Нэт наблюдала, тем более что она не смотрела на меня, пока я выполняла знакомые движения. — Я не вернусь туда, ты меня не заставишь!
— Можно подумать я брала тебя на казнь, а не по магазинам. Боже! — она усмехнулась, находясь возле моего плеча, в кристально-чистом зеркале были видны наши отражения. Я была покрасневшей, стройной, как отец, голубая футболка «Роллинг Стоунз» была порвана, но потертых джинсов, к счастью, не было видно. Натали же выглядела так, будто принадлежала каталогу. Она имела изгибы во всех нужных местах и была одета в розовую шелковую пижаму. Можно сказать, что она оборотень, лишь по тому, как она двигалась, по податливому изяществу плеч, когда она снова взяла платье, вешая его на деревянный стул с прямой спинкой, который находился напротив соснового, полосатого стола. — Серьезно, Дрю!
— Это то же самое, — пробормотала я.
Она даже могла заставить наплечную кобуру выглядеть как часть пижамы. В кожаном, кофейного цвета экземпляре находилась 9-миллимитровку, которую она носила сегодня, удерживая на плечах. Она тихонько прошла по деревянному полу и взяла расческу с серебряной задней частью. Это была та часть ночи, которую я попеременно боялась и ждала с нетерпением.
— Я могу позаботиться о... — начала я, но она взяла прядь волос и стала расчесывать последние несколько дюймов, укладывая их.
— Это традиция. До Анны у каждой светочи была охрана из девушек-оборотней. Для нас это отличная возможность выйти из компаунда, увидеть много мальчиков, и, ну, ты знаешь... если ты светоча, то вынуждена быть одинокой. Я рада, что мы нравимся друг другу.
Да, последняя девушка, которая находилась рядом со мной, стреляла в меня из автомата. Меня можно было вскрыть, как банку с содовой.
— Так Анна все изменила?
Нэт пожала плечами.
— Да, медленно, но верно. Думаю, моя тетя была рядом, когда это произошло. Она никогда не разговаривает на эту тему.
Я вздохнула. Тонкие, синие линии защиты двигались по стенам, сложные узорные узлы — по окнам и двери. Обновляющиеся каждой ночью, дрожащие под завесой видимого, защита была, по крайне мере, единственной знакомой вещью. Я никогда не ложилась спать, не накладывая защиту. Бабушка гордилась бы мной!
Пальцы в волосах были успокаивающими, и Натали можно было доверять.
Так сказал мне Кристоф. То же самое сказали Спиннинг и Огаст. Полагаю, я могу доверять им, правильно? По крайне мере, Кристоф еще не ошибался.
Я просто... Я не была такой доверчивой, какой была раньше. Наверное. Вы становитесь такой, когда вас предают снова и снова. Тем не менее, мне нравилась Нэт. У нее была голова на плечах — это было важно — она понимала, что если меня держать взаперти, то я схожу с ума. Поэтому она учила меня «традиционным» играм, выскальзывая в течение дня и исследуя. Мы начали с того, что делали пробежки на территории Школы, ходили по магазинам и смотрели достопримечательности. Я была в максимальной безопасности в течение дня вместе с оборотнем, правильно?
И каждый раз, когда она кидала камни в мое окно, приглашая выйти и поиграть, было немного легче доверять ей.
Расческа скользила по волосам. Нэт могла заставить вьющуюся массу выглядеть элегантно, в секунды подобрать наряд, который выглядел модно, она была настолько чертовски организована, что, возможно, смогла бы составить серьезную конкуренцию любому морскому пехотинцу. И должна признать, было клева, что такая девчонка находилась рядом.
То есть девчонка, которая не пыталась убить меня. У меня никогда не было близкой подружки. Зачем беспокоиться об этом, когда мы с папой так много раз переезжали?
Кристоф практически убедил меня в том, что мне следует держать кого-то еще поблизости: «Я бы не выбрал того, кому нельзя доверять. Ты насладишься этим. И я буду меньше волноваться».
У нас был огромный спор, который возникал каждый раз, когда он хотел превратить меня во что-нибудь. Я тяжело вздохнула и почувствовала, что ночная напряженность постепенно покидает меня. Это был длинный промежуток времени между тремя и четырьмя часами утра — спокойное время. Точно такое же, как между тремя и шестью часами дня, когда у всех в теплых частях мира послеобеденный отдых.
Школа была странной тем, что имела противоположности во всем. Ночи — для нас дни, потому что было безопаснее спать под лучами солнца. Мои биологические часы медленно приспосабливались. Тяжело избавиться от привычки, когда шестнадцать с половиной лет я была дневной пташкой.
— У тебя такие красивые волосы, — Натали подняла их. — Эти переливы. Боже мой! Ты бы выглядела замечательно с более короткой стрижкой с каскадом...
Я посмотрела на пару малаек, которые висели в кожаных ремнях возле туалетного столика. Они принадлежали маме, и были красивыми. Я не знала, где Спиннинг взял те, которые принес мне.
— Ни в коем случае, — бабушка убила бы меня. Это была обычная, инстинктивная мысль. Раньше меня просто подстригали и все. — Если они станут короткими, то все время будут лезть в лицо. Есть волосы совсем не круто.
Она закатила свои кошачьи глаза — красивые, выразительные глаза.
— Они предназначены для этого. Ты убиваешь меня, ты действительно убиваешь меня. Эй, думаю, нам следует накрасить тебе ногти. Только не в розовый. Думаю, в темно-красный, потому что цвет твоей кожи...
Я вздрогнула.
— Не в красный. Кроме того, у меня нет времени, — я взглянула в зеркало. Ее кожа была идеальной, матовой, а гладкие, темные волосы, разделенные пробором, выглядели так, будто она только что вышла из салона.
Я же, с другой стороны, сплошное месиво красновато-фиолетовых кровоподтеков, ссадин, распущенных, спутанных волос, и красных пятен на щеках, как если бы у меня была лихорадка. Глаза затененные, темнее, чем обычный голубой, как будто я думала о чем-то серьезном. И вернулась та линия между бровей. Бабушка назвала бы ее я-хочу линией.
Я попыталась придать лицу вид, как будто я не думала о неприятных вещах.
Ее нос сморщился.
— Тебе нужно уделять время для ухода за собой, мил... ах, Дрю. Боже, — расческа проходила по волосам, скользя по кудрям, как будто они всегда были послушными. Они стали такими ради нее. Как будто мои волосы были предателями. Она расчесала все от корней и теперь приступала к другой части.
