— Сама богиня? — уточнил Вир.
— Сама богиня, — кивнул Эет.
— Интересно… — протянул вампир. — Фрери тоже Смертная, а все росписи видит. Очень интересно… Чем же ты так не угодил Мортис?… Ну-ка, пойдём!
Он схватил юношу за руку и потянул вперёд, к алтарю, через весь зал.
— Её ты видишь?
Эет поднял голову — и обомлел.
Богиня была прекрасна.
С высоты на него взирала лёгкая, почти невесомая девушка с пепельными волосами, похожими на туман над рекой. Её бледное, чуть исхудалое личико было печально и полно невероятной, нечеловеческой усталости. Огромные тёмные глаза, казалось, наполняли слёзы, а взгляд безмолвно взывал о помощи.
И эту богиню могли звать как угодно, но только не Мортис.
В своих молитвах он никогда не называл её так.
И вот сейчас… Имя… шёпот, ускользающий звук… который так важно услышать…
Эет не мог!
Молодой человек преклонил колени. В их бедном деревенском храме росписи не было, но именно такой видел он богиню во сне, именно такой представлял в минуты опасности. Не мог только предположить, что столько безысходности увидит в её глазах.
Рядом опустился на колени Вирлисс.
— Богиня, молю, помоги завтра Фрери на экзамене… — услышал Эет шёпот вампира. — Ты же знаешь, как это важно для неё. Молю тебя!
Пламя на алтаре качнулось от вздоха Вира, и тени на фреске заплясали. И от этой ли призрачной игры света, но Эету показалось, что богиня грустно улыбнулась.
Словно умирающая, у которой просят сбегать на кухню и принести для гостя стакан воды.
— Не проси у неё! — быстро выдохнул, помимо воли, Эет. — Фрери в силах справиться сама, не проси ничего!
— Ты чего, переутомился?… — Вирлисс озадаченно смотрел на нового знакомого.
— Ей же плохо! Она сама просит нас о помощи, неужели ты не видишь?
Вирлисс резко поднялся.
— Я ничего не вижу. Это всего лишь фреска, причём нарисовать можно и получше! Например, серп в её руке намалевали косо!..
— Какой серп?… — Эет тоже поднялся. — У неё нет никакого серпа в руке. У неё… — юноша бросил взгляд на кисти богини. Прежде он не обратил на них пристального внимания, пленённый тихой красотой лица и его кроткой безысходной печалью. — У неё роза! Ты с ума сошёл?
— Какая роза? — скрестив руки на груди, насмешливо осведомился вампир. — Зачем розы богине Смерти? Кто из нас сошёл с ума? Нет, ты точно переволновался перед экзаменами… Ладно, пошёл я! — буркнул молодой колдун, направляясь к выходу из храма.
— Вир! — немного растерянно окликнул его Эет. — Плащ-то возьми…
— Оставь! — махнул рукой Вирлисс, не оборачиваясь. — Потом как-нибудь отдашь.
— Вир!
— Да забей!
Эет стоял и беспомощно смотрел, как уходит этот красивый весёлый парень, с которым они могли бы подружиться. И в самом деле, какого дьявола его дёрнуло что-то указывать Виру? Ну, влюблён тот без памяти, так и помолился бы за свою девушку. Богиня сама разберёт, помогать или нет… Как нелепо получилось…
У самых дверей Вир всё-таки обернулся.
— За алтарём есть комнатка, — нехотя произнёс он. — Там дежурный служка. Пни этого соню, пусть принесёт тебе ужин и проводит в гостевую келью. Это его обязанность, между прочим.
— Но…
— Спать в святилище — дурной тон, — отрезал вампир, и двери за ним с гулом захлопнулись.
Арит
Небо опьяняло высью. Внизу проносились облака, холодный ветер пробирал до костей, но от ослепительного солнца хотелось петь — петь, как в юности. Огромные кожистые крылья взмахивали ровно и мощно, и далеко под ними всадник дракона мог различить и бескрайнюю дугу моря, и воздушные, практически незримые, корабли Бессмертных у причалов порта, и городские улицы в зелени садов.
Под солнцем кроны сверкали так, словно на них накинули тончайшую драгоценную сеть — то переливались в утреннем свете капли росы и ночного ливня.
Лишь хмурая и гордая громада Храма Мортис вздымалась над облаками, чёрная и неизменная, словно её не касались ни дожди, ни солнце, ни ветер.
Всадник уверенно направил своего зверя вниз, к боковой террасе Храма, предназначенной для посадки драконов.
Ящер опустился, распластав огромные крылья, и человек легко съехал вниз, как по горке.
Чёрный дракон сразу поджал их, аккуратно уместив на боках — а потом замер, нахохлившись, похожий на древнюю скалу.
— Ждать, Пончик, — ласково велел профессор драконоведения и направился было к лестнице, но радостный возглас остановил его:
— Ба, кого я вижу! Сколько лет, сколько зим!
Маг обернулся — и сразу попал в объятия Иккона. Тот, в белоснежной жреческой тоге, ничуть не заботясь об её сохранности, прижал к груди профессора в грубой одежде драконьего всадника.
— Ты в кои-то веки наведался к нам, Арит — и тут же норовишь сбежать? — укорил жрец. — То у тебя экзамены, то лекции, то ещё какая забота… совсем забыл о друзьях! Если ты решил помолиться Мортис, прежде шепни о проблеме её служителю, и, может, богине не придётся утруждаться, а?… — посмеиваясь, Иккон подхватил гостя под руку и увлёк по лестнице наверх, под сень портика Верхнего святилища, за которым располагались кельи жрецов.
— Так ведь и ты, собственно, — бормотал под нос седовласый Арит, оглядываясь на лестницу. — Право, Иккон, дело важное, и я не хотел бы…
— Любое важное дело может подождать полчаса! Ты никуда не уйдёшь, пока не выпьешь со мною чая. Кстати, ты не хочешь есть?… — тон, которым был задан этот простой, в общем-то, вопрос, намекал, что речь идёт не о простой пище. — Мне тут архонты доставили преступников — за одним насилие над несовершеннолетней воспитанницей, а второй — главарь разбойничьей шайки, попался наконец… Я думал обоих отдать своему личу, но одного с удовольствием уступлю тебе, если надо.
— Благодарю, благодарю… — помотал головой профессор. — Я вот как раз по этому поводу… вчера поел, собственно, у друга… Твой достойный слуга, думаю, заслужил небольшой запас… когда ещё подвернутся преступники в нашем спокойнейшем государстве? — маг улыбнулся. — Остаётся охота… Только охота.
Разговаривая, маги миновали портик и зашли в небольшой уютный зал. Лучи солнца косо перечёркивали пространство, падая с балкона за изящной колоннадой, откуда открывался вид на море. Крики чаек нисколько не нарушали светлую тишину.
Бронзовые кадильницы у дальней стены курились, окутывая благовонной поволокой фрески.
Иккон усадил своего гостя в просторное кресло возле терракотового столика, а сам занял место напротив.