Однако уже через миг задыхающуюся, дорожащую от слабости и пережитого страха жертву безжалостно встряхнули. Стальные пальцы сомкнулись на плече, и крефф потащил подопечную прочь из чащи к безопасной поляне.
Костер вспыхнул, словно в него плеснули масла. Мужчина наклонился к бессильно упавшей на войлок спутнице, вздернул ее за подбородок и вгляделся в лицо.
— Я говорил — не стирать кровь.
— Я…
— Говорил?
— Да… — прошептала без вины виноватая. — Но я не стирала…
Она осеклась, вспомнив, как плакала, укрывшись плащом, и как смахивала слезы руками.
Больше она ни о чем подумать не успела, потому что две тяжелые оплеухи оглушили до звона в ушах.
Никогда прежде дочку бортника не били. Никогда. Если и перепадало, так в далеком детстве, да и то для острастки больше, поэтому до сего дня она не испытывала настоящей боли. Той, от которой немеет тело.
Дыхание перехватило.
— У волколаков сейчас гон. Он бы тебя и жрать не стал. Изнасиловал бы, а мной закусил, — откуда-то, издалека донесся спокойный голос мага. — Ты подвергла опасности нас обоих. Это недопустимо. Ехать еще шесть дней, если такое повторится, отвезу обратно в деревню и будем считать, что твои соотчичи отказали креффу.
У несчастной похолодело сердце.
— Нет! Нет! Я больше никогда…
— Молчать.
Холодные серые глаза смотрели по-прежнему без гнева. Но отчего-то девушка почувствовала себя ничтожной и жалкой.
— Прости, господин, прости меня! — взмолилась она.
Увы, мольба осталась без ответа. Мужчина молча размотал тряпицу на ладони, сковырнул острием ножа корку запекшейся крови и снова, щедро роняя вещую руду, замкнул круг, который разорвала его спутница. Это все из-за нее… Дура!
Однако Лесана заметила, что он даже не поморщился, когда вновь терзал свою рану, словно совсем не испытывал боли.
Тем временем маг приблизился к наказанной и опять начертил на ее лице вертикальные полосы. С трудом дочка бортника сглотнула. Неужто опять придется пробовать его кровь? Нет. Слава вам, светлые силы!
— Позволь, перевяжу… — дрожащим голосом попросила она.
Он протянул ладонь. Девушка осторожно смыла с нее кровь, поливая из фляги, про себя обратив внимание на то, какая у волшебника жесткая и изуродованная шрамами рука. Перевязав рану, ослушница вернулась на свою жесткую и неудобную постель. Лицо дергало, как больной зуб. На щеках, наверное, останутся синяки. Больно было очень. И снова захотелось расплакаться.
Слезы задрожали в глазах, и тут виновница ночных приключений вспомнила, что на щеках по-прежнему медленно подсыхают кровяные полоски. Пришлось запрокинуть голову и долго усердно моргать, прогоняя желание разрыдаться от боли, запоздалого испуга, обиды на саму себя и на жизнь, которая так предательски разлучила ее со всем дорогим и привычным.
Она заснула только под утро.
* * *
Последующие два дня не произошло ничего знаменательного, вот только вместо домашних лепешек и вяленого мяса, питались теперь путники дичиной, которую добывал маг. Увы, зайцы, растрясшие за зиму жирок, были костлявыми, а мясо их сухим и жилистым. Но привередничать не приходилось.
За несколько суток странствия крефф перекинулся со своей подопечной едва ли парой слов.
Молчаливое путешествие оказалось нарушено на утро четвертого дня, когда голый лес сменился полями, раскинувшимися по обе стороны от широкой, плавно несущей свои воды реки.
Огибая невысокий холм, поросший вербами, странники выехали на наезженный тракт, к которому стягивались сразу несколько дорог. По одной из них тоже трусили две лошадки.
На удивление Лесаны ее спутник натянул поводья, ожидая приближения незнакомцев.
Девушка всмотрелась. Двое были мужчинами. Когда они подъехали ближе, дочка бортника поняла — оставшийся путь до Цитадели ехать придется в компании.
— Мира в Пути, Клесх, — поприветствовал сопровождающего Лесаны мужчина, сидящий на гнедом коне.
Вот она и узнала имя своего молчаливого спутника.
— Мира в Пути, Донатос, — эхом отозвался крефф.
Тот, к кому он обращался, кивнул и направил своего жеребца вперед по дороге. Взгляд пронзительных колючих глаз упал на Лесану и девушка молчаливо охнула. Колудн! Тот самый, который приезжал в их деревню несколько лет назад! По коже побежали мурашки. Мужчина почти не изменился, разве только черты лица стали еще жестче и резче, да складки в уголках тонких плотно сжатых губ пролегли глубже, а в короткостриженых волосах и щетине на подбородке серебрилась седина.
На вид ему можно было дать лет сорок. Он годился ей в отцы… Да и не только ей, но и своему спутнику. Девушка перевела взгляд на подопечного Донатоса.
Молодой парень, года на два ее старше неуверенно держался в седле. Он выглядел не то чтобы полноватым, но настолько рыхлым, что «кровь с молоком» про такого сказать было бы мало. На переносице рассыпались яркие трогательные веснушки, а темные глаза смотрели с благожелательным любопытством. И веяло от него… добром, уверенностью, теплом. Рядом с такими всегда думаешь — любую тяготу можно преодолеть.
Юноша направил своего конька к кобылке Лесаны и поздоровался:
— Мира в Пути.
— И тебе, — ответила девушка и смешалась, не зная, что еще сказать.
— Ты не выглядишь радостной, — справедливо заметил новый знакомый и добавил, — меня Тамиром зовут.
— Меня Лесаной.
Они помолчали, глядя в спины своим спутникам, а потом девушка вновь повернулась к новому знакомцу и призналась едва слышно:
— Я не очень хотела ехать.
Парень с тоской оглянулся на уходящую вдаль дорогу. Дорогу, ведущую к его дому.
— И я, — так же негромко ответил он. — Когда крефф приезжал год назад, он собирался забрать сына лавочника с нашей улицы.
— Почему?
— Сказал: «Из него выйдет толк».
— Отчего ж не взял?
Тамир досадливо махнул рукой, сжимающей повод.
— Утонул тот. Прошлой зимой.
Девушка вздохнула.
— Я хотел остаться… — расстроено продолжил юноша. — Меня батюшка пекарь обещал в город отпустить на пирожника вразумляться. Знаешь, кто такой пирожник? Нет? Это тот, кто делает всякие мудреные сласти.
Собеседница кивнула. Запах этих дивных лакомств знал каждый, кто хоть раз бывал на городской ярмарке. Год назад и ей отец покупал нежную обсыпную булочку и два коржика с удивительной начинкой из воздушных сливок.
— А ко мне сваты должны были прийти, — грустно поделилась подруга по несчастью.
Оба замолчали, печалясь каждый о своей несбывшейся мечте.
Долго ехали, безмолвствуя, слушая размеренный скрип сбруи да стук лошадиных копыт, а потом Донатос и Клесх направили лошадей в сторону, по узкой, убегающей в голую рощицу дороге. Лесана и ее новый знакомец последовали за ними.
